говорит Иисус сын Сирахов: «Много трудов предназначено каждому человеку, и тяжело иго на сынах Адама, со дня исхода из чрева матери их до дня возвращения к матери всех. Мысль об ожидаемом и день смерти производит в них размышления и страх сердца. От сидящего на славном престоле и до поверженного на земле и во прахе, от носящего порфиру и венец и до одетого в рубище… Хотя это бывает со всякою плотью, от человека до скота, но у грешников в семь крат более сего». Благодать Божия во многом помогает нам, но так как мы не всегда проникнуты ею, то и поражают нас скорби. Всякий благочестивый человек встречает скорби в земной своей жизни, а проповедники, конечно, должны ожидать скорбей еще в большей степени, нежели остальные люди, чтобы поучились они иметь сочувствие к своей страдающей пастве, чтобы сделались истинными пастырями ее. Если бы для проповеди Слова Божия были посланы на землю бестелесные духи, они не в состоянии были бы постигнуть чувства людей, которые пока облечены плотяною оболочкою, осуждены почти на непрерывные скорби. Ангелам могло бы быть поручено провозвестие Евангелия, но их небесные свойства помешали бы им сочувствовать людскому неведению… Люди и только люди, подверженные всем людским немощам, избраны премудрым Господом орудиями Своей благодати; а отсюда — и наши слезы, наше уныние.
Далее, почти все мы так или иначе больны телесно. Правда, встречаем мы еще изредка стариков, которые не могут вспомнить и одного дня в своей жизни, когда они были бы нездоровы; в громадном же большинстве все мы страдаем тою или другою болезнью тела или духа. Многие телесные болезни прямо действуют на состояние нашего духа и могут быть причиною овладевающего нами иногда уныния. И как бы ни боролись мы против их влияния, но по временам они все-таки одолевают нас. Что же касается душевных болезней, то найдем ли мы хотя одного человека, вполне здорового в этом отношении? Не потеряли ли все мы духовного равновесия? Многие настроены столь мрачно, что эта мрачность как бы составляет даже часть их личности. Про них можно сказать: меланхолия положила на них свой знак; богатые духом, держащиеся превосходнейших правил, склонны видеть пред собою все лишь в черном свете. Они видят лишь темное облако; но не замечают светлой серебристой каймы, окружающей его. Они могут сказать вместе с древним поэтом, что они повесили свои арфы на вербах, что их единственная музыка — вздохи и жалобы, что их песнь настроена на единственную мелодию «слез»… Но эти скорби не мешают им в их плодотворной деятельности. Может быть, они и даны им Божественной Премудростью, чтобы соделать их более годными к особого рода служению Божию. Есть некоторые растения, обязанные своими целебными свойствами сырой почве, на которой растут они; другие — древесной тени, под которою лишь могут вызревать они. Плоды иногда поспевают не только под влиянием солнечных лучей, но также и лунных. Для кораблей требуется не только балласт, но также и паруса; тормоз у колеса не есть зло, когда приходится ехать под гору. Некоторые гении, конечно, в скорбях и на свет появились; эти скорби болезненно разбудили душу их, которая иначе спала бы спокойно, как лев в своей пещере. Если бы не испуг этот, они лишь жили бы в облаках своими мечтами, а теперь они — мирные голуби, с масличною ветвью во рту, указывающие путь к ковчегу. Если действительно существуют в теле или в душе человеческой причины, предрасполагающие человека к тяжелому настроению, конечно, эти причины отражаются и на сердце его; и потому можно удивляться даже, как только удается еще улыбаться некоторым проповедникам, усердно исполняющим свое дело! Благодать Божия до сих пор еще помогает людям, а терпение до сих пор еще имеет своих мучеников — мучеников, которых можно прославлять не менее прежних, потому что теперь пламя пожирает уже не тела человеческие, но души их. Деятельность Иеремии столь же прекрасна, как и деятельность Исаии, и даже столь суровый Иона — истинный пророк Господа, как то ясно было показано Ниневии. Не презирайте слабых, убогих, потому что о них сказано, что они получат награду свою; напротив, почитайте тех, кто, будучи утомлен, все-таки не покидает своего дела. «Блаженны страждущие», — сказал Муж скорбей. Евангельские сокровища хранятся у нас в глиняных сосудах, и если случается нам видеть какой-либо недостаток в этих сосудах, пусть никто не изумляется этому.
Самые природные свойства нашего делания, если только мы вполне строго исполняем его, могут способствовать припадкам нашего уныния. Можно разве не болеть сердцем за все эти души, что вверены Господом нашему попечению? Горячее, никогда не утоляемое стремление к спасению паствы горячим пламенем жжет душу пастыря и часто наполняет ее чувством обманутых ожиданий. Если видим мы людей, полных цветущих надежд, уклоняющимися от правого пути, людей благочестивых охладевающими, если замечаем, как исповедывающие Господа прикрывают свои грехи мантией благодати — не довольно разве всего этого, чтобы пригнуть нас к земле? Царство Господне не наступает, как бы нам того хотелось, высокочтимое нами имя Господне не прославляется, как мы того желаем, и невольно слезы орошают наше лицо. Как же иначе можем мы поступать, если не верят нашей проповеди и не слушают нас? Всякая духовная работа утомляет, а усиленная проповедь утомляет и самое тело. Как часто по воскресеньям чувствуем мы, словно вся жизнь уходит из нас! Излив всю душу нашу в собраниях прихожан, мы кажемся сами себе, как бы вполне опустошенными глиняными сосудами, которые уже в силах разбить каждый ребенок. Конечно, если бы могли мы сравняться с апостолом Павлом, если бы с большею горячностью следили мы за спасением душ вверенных нам людей, то поняли бы мы тогда, что значит «снедающая ревность по доме Божием». Наш долг и наше право преимущественно пред всеми — отдавать нашу жизнь за Спасителя. Мы не должны быть живыми примерами людей, умело сохранивших себя в этой жизни, мы должны быть живыми жертвами, долг которых издерживать свое и истощать себя (2Кор.12:15). Нам не следует особенно сохранять себя и чрезмерно заботить о теле нашем. Подобная духовная работа, лежащая на плечах истинного служителя Божия, вызывает временное истощение, часто томит и душу и дух. Руки Моисея отяжелели на молитве, и даже апостол Павел не мало страдал от немощей своих. У Иоанна Крестителя бывали подобные минуты слабости. Даже и сами апостолы были однажды испуганы и испытали боязнь.
Наше положение среди прихожан также не мало способствует этому. Проповедник, вполне подготовленный к своему служению, есть большею частью человек, стоящий совершенно отдельно от других, как бы выдвигающийся над другими. Даже наиболее преданные ему прихожане не могут вполне войти в его положение, вполне разделить с ним его мысли, заботы, искушения. Простые солдаты маршируют плечо к плечу со многими товарищами, но чем выше чин офицера, тем менее находит он равных себе. Есть много солдат, менее капитанов, еще менее полковников — всего один только главнокомандующий. Так и в наших приходах тот, кого избрал Господь в руководители паствы, чувствует себя тем обособленнее, чем выше превосходство его, как духовного деятеля. Ведь горные вершины всегда окружены торжественною тишиною и беседуют лишь с Богом, посещающим их в их грозном одиночестве. И служители Божий, стоящие выше своих собратий в деле приближения к небесному, чувствуют в минуты своей слабости недостаток в сочувствии людском. Как Господь в Гефсиманском саду, напрасно ждут они утешения от спящих учеников своих; они удивляются равнодушию своих собратий к их туге сердечной и вновь возвращаются к своей тайной сердечной тревоге — возвращаются даже с большею тяжестью на сердце, потому что они нашли своих дорогих товарищей спящими. Только тот, кто испытал эту тугу сердечную, может понять одиночество души, более своих собратий горящей ревностью о Боге-Саваофе. Такая душа не может никому открыться, чтобы не сочли ее безумною; она не в силах и скрываться, потому что огонь свирепствует в ее недрах. Лишь у одного Господа находит она себе успокоение. Когда Господь посылал Своих учеников по двое на проповедь, из этого видно было, что Он знал немощь человеческую. Но ведь для такого мужа, каким был апостол Павел, не нашлось товарища; Варнава, Сила, Лука — все это были лишь невысокие холмики в сравнении с такою вершиною Гималаи, какою был апостол язычников. Эта-то обособленность, братья мои, и есть, если я не ошибаюсь, изобильный источник уныния. Братские собрания наших проповедников, а также чистые товарищеские отношения к людям, родственным нам по духу, могут с Божией помощью принести нам большую пользу в борьбе с унынием в деле избежания этой страшной западни.
Несомненно также, что на развитие уныния у некоторых людей очень влияет привычка к одиночеству. N.N. посвящает этому предмету целую главу в своей «Анатомии меланхолии». Цитируя одного из многочисленных писателей, о которых пишет в ней, он говорит так: «Студенты привыкли не обращать внимания на свое здоровье. Все остальные люди заботятся о хорошем состоянии орудий труда; живописец промывает свои кисти, кузнец заботится о своем молоте, о наковальне, о кузнице; поселянин исправляет плуг и точит свои притупившиеся орудия; охотник думает о собаках, лошадях и т. п.; музыкант настаивает и спускает струны своего инструмента. Только одни ученые не обращают внимания на свои орудия — мозг и настроение душевное, которые они употребляют ежедневно». Очень справедливо говорит Лукан: «Смотри, не натягивай слишком твоего каната, чтобы он не лопнул». Сидеть долго в одном положении, непрестанно глядя в книгу или водя пером, это уже и само по себе большое испытание для природы человека. А если присоединить сюда еще плохо проветренную комнату, долгое бездействие мускулов и сердце, обремененное тяжелыми заботами, это может переполнить кипящий котел отчаяния, особенно в мрачные, туманные месяцы, когда «день словно окутан в мокрое полотенце, дождь льет на полусгнившие ветви деревьев и нога путника утопает в листьях, покрывающих глинистую почву». Пусть будет человек как птица, весел по своей природе, но все-таки ему трудно будет устоять против постоянного подобного убийственного провождения времени. Его комната сделается для него тюрьмою, а его книги — сторожами ее, в то время как природа будет призывать его чрез окно к сохранению своего здоровья и к радостному наслаждению ею. Кто в состоянии забыть жужжанье пчел в степной траве, воркованье диких голубей и пение птичек в лесу, журчанье ручейка среди древесных корней или шелест ветра в ветвях сосен, тому нечего удивляться, если
