картины мира, стоит за библейским по¬нятием неба.
Реальность, которая противостоит человеку, не¬измеримо превосходя его, — несмотря ни на что, является тварной действительностью. Все это потустороннее, которое ускользает от человека и противостоит ему отчасти как угроза, отчасти как величие, не следует смешивать с Богом. Непостижимое для нас есть всего лишь небо, а не Бог. Если бы мы пожелали назвать непостижимую для нас действительность Богом, то занялись бы обожествлением творения так же, как это делает так называемый первобытный человек, поклоняющийся солнцу.
Очень многие философии повинны в подобном обожествлении творения. Границы нашего познавательного постижения — это не границы, отделяющие нас от Бога, а всего лишь те границы, которые символ называет границей между небом и землей. В пределах творения находится та действительность, что есть для нас полная тайна, — небесная действительность. Это еще не имеет отношения к Богу, мы имеем здесь дело с сотворенным богом. И внутри творения мы стоим перед непостижимой тайной, перед такими глубинами бытия, которые всегда могут вызвать у нас ужас или радость. Те философы и поэты, которые говорили и пели об этой тайне, в чем-то правы. Мы должны признать и как христиане, что наличное бытие имеет свои глубины и имеет свои вершины, здесь и сейчас нас окружают тайны всех видов, и человек знает, что на небе и на земле есть гораздо больше того, о чем может только мечтать школьная премудрость.
У творения есть своя небесная составляющая, однако ее не следует бояться и почитать как нечто божественное. В мире, где есть такая небесная составляющая, она должна служить скорее знаком, должна служить напоминанием о той действительности, которая возвышается над нами совершенно иным образом, чем небо, о наднебесной действительности, Творце земли и неба. Но знак никоим образом нельзя путать с самой вещью.
Этому верхнему творению противостоит нижнее творение — земля — как совокупность постижимого для нас сотворенного бытия, как совокупность со¬творенного бытия в тех пределах, в которых мы в состоянии видеть и слышать и чувствовать, а также мыслить и созерцать в самом широком смысле. Все, что находится в сфере наших человеческих возможностей, духовных в том числе, все, что мы в состоянии постичь посредством интуиции, — все это есть земля в свете христианского вероисповедания. К земле относится в полной мере и то, что философы называют разумом или идеями.
В этом нижнем мире существуют различия чувственного и духовного, но это суть различия внутри земного мира. С этим земным миром связано происхождение человека: Бог взял человека из земли. Мир человека, пространство для его существования и его истории и в то же время естественная цель человека: «прах ты, и в прах возвратишься» — все это земля. И если у человека есть другое происхождение, кроме земного, и есть другая цель, кроме той, чтобы вновь стать землей, то только на основе действительности завета между Богом и человеком. Мы всегда говорим о милости Божьей, когда наделяем человека возможностью быть чем-то большим чем земным существом, а это означает, что земля находится под небом.
Не существует человеческого мира in abstracto. Было бы заблуждением со стороны человека представлять, что его постижимый мир ограничен непостижимым. Благо для нас, что есть дети и поэты, и даже философы, которые постоянно напоминают нам об этой более возвышенной стороне исторической реальности. Земной мир составляет в действительности лишь одну сторону творения. Однако и небесная сторона в столь же малой мере пребывает в сфере Бога, как и земная. И потому первая и вторая заповеди гласят: «Не делай себе кумира». Ни на земле, ни на небе нет другой такой божественной силы, которую нам следовало бы любить и бояться.
Человек есть творение, пребывающее на границе между небом и землей, он на земле и под небом. Он существо, постигающее свое окружение, нижний космос, он в состоянии его видеть, слышать, понимать, а также господствовать под ним: «Ты все положил к его ногам!» Он сосредоточивает в себе все, чем может быть свободное существо в этом земном мире. И это же создание находится под небом и является по отношению к invisibilia, к непостижимому ему вовсе не господином, а целиком и полностью зависимым существом.
Человеку ведомо окружающее его земное творение, поскольку он столь несведущ в делах мира небесного. На этой границе внутри творения располагается человек, как если бы он как творение представлял этот низ и верх, и тем самым это было бы знаком его определения через отношение, которое уходит ввысь и вглубь, но уходит все же совершенно иным образом, чем это происходит в отношении между небом и землей. Человек есть место внутри творения, где сотворенное собирается воедино и в то же время выходит за пределы себя самого. Это место, где внутри творения Богу угодно услышать хвалу и где эту хвалу могут возносить.
Мы, однако, не сказали бы еще последнего и решающего слова о творении, если бы не добавили, что завет между Богом и человеком является смыслом и честью, основой и целью неба и земли, а тем самым и всего сотворенного. Поэтому лишь кажется, причем именно лишь кажется, что мы выходим за рамки познания и исповедания первого положения. Ведь говоря «завет», мы говорим «Иисус Христос».
В то же время дело не обстоит таким образом, что завет между Богом и человеком является чем-то вторичным, дополнительным, союз столь же давен, как и само творение. Поскольку начинается бытие сотворенного, начинается и действие Бога с чело¬веком. Ведь все, что есть, покольку сориентировано на человека, показывает намерение Бога в отношении его действия, которое затем проявляется в союзе с Иисусом Христом. Таким образом, завет не только столь же давен, как и творение, он более давен, чем оно. Прежде чем появился мир, прежде чем были небо и земля, было решение, установление Бога относительно той общности между Ним и человеком, ставшей непостижимо истинной и действительной в Иисусе Христе. И когда мы вопрошаем о смысле человеческого бытия и сотворенного бытия вообще, то должны помнить о данном союзе между Богом и человеком.
Оглядываясь на это сжатое описание творения — неба и земли и человека как границы между ними, — мы вправе сказать сейчас, не будучи чрезмерно отважными и не впадая в спекуляции, что небо и земля соотносятся так же, как Бог и человек в завете, так что уже само существование творения, как такового, есть один большой signum воли Бога. Встреча и совместимость верха и низа, постижимого и непостижимого, бесконечного и ограниченного — во всех случаях мы ведем речь о сотворенном. Все — это еще мир. Поскольку, однако, внутри этого мира верх и низ действительны и противостоят друг другу, поскольку в каждом нашем вздохе, в каждой нашей мысли, в каждом значительном и мелком опыте нашей человеческой жизни небо и земля находятся рядом друг с другом, приветствуют друг друга, притягивают и отталкивают друг друга и всё остаются вместе, мы в своем существовании, Творцом которого является Бог, есть знак и указание, есть возвещение того, что должно произойти в сотворенном бытии и с сотворенным бытием, возвещение встречи, совместности, общности, а в Иисусе Христе и единства Творца и творения.
Предмет христианской веры в своей сердцевине есть слово деяния, в котором Бог в Иисусе Христе отвечно пожелал стать человеком ради нас, стал во времени человеком ради нас и отвечно есть и будет человеком ради нас. Такое деяние Сына Бога включает в себя деяние Отца в качестве предпосылки и деяние Святого Духа в качестве следствия.
В данной лекции мы вступаем в великое средоточие христианского символа, которое уже в самом тексте выделяется особой тщательностью разработки и образует сердцевину целого не только внешним образом. Уже во вводном тезисе к этой лекции, когда мы вели речь о вере, и ранее, когда мы говорили о Боге-Отце, всемогущем, Творце неба и земли, мы не могли избежать соотнесения с этой
сердцевиной.
Мы не могли бы обстоятельно истолковать пер¬вое положение символа, не предвосхищая постоянно второе и объясняя первое, исходя из него. Второе положение не только следует за первым и предшествует третьему, оно есть источник, проливающий свет на оба другие. Возможно и исторически показать, что христианский символ возник из более короткой и, вероятно, совсем краткой первоначальной формы, которая содержала то, что мы исповедуем сегодня во втором положении.
Предполагают, что первоначальный христианский символ состоял всего из трех слов: «Господь (есть) Иисус Христос», к которым лишь затем были добавлены первое и третье положения. Этот исторический процесс не носил произвольного характера. В содержательном плане важно знать, что второе положение в историческом плане является источником первого. Христианин — это тот, кто исповедует Христа. А христианское вероисповедание есть исповедание Иисуса Христа как Господа.
Исходя из такой сердцевины христианского символа, все, что он говорит о Боге-Отце и о Боге-Святом Духе, следует понимать как дополняющие высказывания. Когда христианские теологи стремились разработать теологию Бога абстрактным и непосредственным образом, то всегда впадали в заблуждение, даже если при этом они думали и говорили о Боге с огромным благоговением. Это же происходило и тогда, когда теологи желали перенести центр тяжести на теологию третьего положения, на теологию Духа, на теологию переживания в противовес теологии великого Бога, предстающего в первом положении.
И в этом случае они впадали в заблуждение. Возможно, всю современную теологию, в той мере, в какой тон ей задал Шлейермахер, можно и нужно понимать таким образом, что теология, подготовленная рядом процессов в XVII и XVIII столетиях, стала односторонней теологией третьего положения, полагая возможным заниматься лишь Святым Духом. При этом не думали о том, что в третьем положении речь идет лишь об экспликации второ¬го, об объяснении того, что Иисус Христос, наш Господь, значит для нас, людей.
Исходя из Иисуса Христа, и только исходя из Иисуса Христа, следует видеть и понимать, каков христианский смысл того великого отношения, на которое мы можем постоянно ссылаться в великом удивлении и на которое мы с необходимостью ссылаемся, несмотря на возможность серьезных заблуждений, — отношения «Бог и человек». То, что мы при этом выражаем, может быть точно объяснено лишь постольку, поскольку мы исповедуем Иисуса Христа.
Содержание отношения между творением, наличной действительностью, с одной стороны, и церковью, спасением, Богом, с другой стороны, никак нельзя вывести из какой-либо всеобщей истины нашего бытия или из истории религии. Об этом можно узнать только из отношения Иисус — Христос. Здесь наглядно видно, что означает Бог над человеком (первое положение) и Бог с человеком
