в отличие от других случаев цитирования новозаветных текстов, конкретной ссылки не приводит.
5*** Автор, очевидно, имеет в виду сочинение Микаэля Агриколы (1549) “Se meiden HERRAN Jesusen Christusen Pina/ylesnousemus ia taiuaisen Astumus/niste Neliest Euangelisterist coghottu” (“Страсти, Воскресение и Вознесение Господа нашего Иисуса Христа согласно четырем евангелистам”), использовавшееся во время богослужений на финском языке в течение всей Страстной недели: известно, что в епископство Эрика Соролайнена эта практика получила дальнейшее развитие.
6*** Явная опечатка в оригинале: цитата заимствована из Лк. 24, 9.
7*** Автор неверно указывает источник цитаты: данное место, касающееся эпизода с Сонамитянкой, встречается в 4-й Книге Царств, 8.
(Перевод со старофинского выполнен по изданию: Ericus Erici Postilla. Nakoispainos. Toim. M. Parvio. Osa I, /670 — 699/ ss. Helsinki, 1988)
Проповедь на Пасху, перевод которой предлагается выше, входит в состав первого тома Постиллы. Как и остальные проповеди этого сборника, она строится в соответствии с аналитическим методом меланхтоновской школы (который он сам определяет в Предисловии к Постилле как analytica explicatio Evangeliorum, т.е. «аналитическое толкование Евангелий»). Предлагаем ниже ее схематичный «костяк», что, на наш взгляд, позволит лучше ощутить специфику этого способа построения ученой проповеди (как видно из переведенного выше предисловия к Постилле, ее автор полагал, что именно в таком виде проповеди могли оказаться наиболее доходчивыми для всякого вдумчивого читателя и слушателя):
— евангельский текст: Марк 16, 1-8.
— т.н. Exordium, т.е. введение: поясняется значение Пасхи в христианской жизни, дается summa Evangelii (возвещение Воскресения Господа женам-мироносицам), указывается член Символа веры, которому, по мнению автора, соответствует данный отрывок, предлагается деление текста на два раздела (propositio bimembris) с целью последующего разбора: 1) о женах-мироносицах; 2) о чуде явления ангела у гроба.
— Раздел первый: о женах-мироносицах
I. о времени описанного события (“По происшествии субботы”)
II. историческая информация о женах-мироносицах
III. о том, с чем они пришли ко гробу (“Купили ароматы, чтобы помазать Его”)
IV. о беседе жен-мироносиц между собой по пути ко гробу (“И говорят между собою…”):
2. “нашли камень отваленным”.
— Поучения из Раздела первого:
I. забвение слова Божиего опасно для христианина.
II. христианам надлежит чтить День Господний.
III. Господь заботится о всех ищущих Его.
— Раздел второй: о чуде явления Ангела у гроба
I. об Ангеле (“И вошедши во гроб, увидели юношу…”)
II. о речи, обращенной Ангелом к женам-мироносицам (“Он же говорит им: не ужасайтесь…”)
1. об утешении, полученном женами-мироносицами от Ангела
2. свидетельство Ангелом Воскресения Господня
III. о повелении, которое Ангел дал женам-мироносицам (“И пойдите, скажите ученикам Его…”)
IV. завершение данного эпизода (“И вышедши, побежали из гроба…”)
— Поучения из Раздела второго:
I. перед Господом все равны
III. благодетельные последствия Воскресения Христова для христиан:
1. мир освобожден из-под власти греха
2. людям даровано всеобщее воскресение в день Страшного Суда
3. Воскресение Христа — источник надежды для верующего в Него.
Влияние школы Меланхтона на Эрика Соролайнена проявилось в стремлении автора финской Постиллы оснастить свой текст как можно большим количеством цитат из Ветхого и Нового Завета, дабы продемонстрировать универсальность рассматриваемых им явлений и подобрать им библейские параллели.
В данной проповеди цитируются следующие книги Библии: Книга Бытия, Исход, Книга Даниила, Второзаконие, Левит, Книга Судей, Первая Книга Царств (у Эрика Соролайнена, в соотв. с западной традицией, это Первая Книга Самуила), Четвертая Книга Царств (Вторая Книга Самуила в финском оригинале), Книга Руфь, Книга Эсфирь, Евангелие от Матфея, Евангелие от Луки, Деяния апостолов, Послание к Галатам, Послание к Коринфянам, Послание к Римлянам.
Текст обоих Поучений изобилует примерами, взятыми по большей части из Ветхого Завета, что соответствовало общей тенденции Реформации, актуализировавшей именно эту часть Священного Писания и искавшей в ней опору. Например, поучение 1.1., гласящее, что забвение Слова Божиего губительно для христианина, иллюстрируется историей Адама и Евы, а затем Саула: по мысли автора, названные персонажи оказались повинны именно в этом грехе. Образцами же праведников, во всем полагавшихся на Господа, названы Ной, Лот, Эсфирь и Даниил. В другом месте ветхозаветные Руфь, Сонамитянка, Юдифь и снова Эсфирь называются образцами женской отваги, что должно иллюстрировать тезис автора о равенстве всех людей перед Господом. Как и другие проповеди Постиллы, пасхальная проповедь содержит цитаты из Отцов Церкви: одна из них принадлежит Августину, вторая — Беде Достопочтенному.
Эрик Соролайнен стремился снабдить свои проповеди достаточно большим количеством сведений “справочного” характера, что призвано было расширить кругозор читателя, сделав более понятными для него реалии библейского текста либо же вызвав в его сознании определенные ассоциации из церковной или античной истории. В нашей проповеди таковыми являются следующие моменты:
— упоминание еретического епископа третьего века Павла из Самосаты, секты энкратитов (последователей Татиана Сирийца, ученика Юстина Мученика, жившего во второй половине второго столетия), а также гонений на христиан при Диоклетиане;
— историческое объяснение обстоятельств возникновения традиции воскресного дня;
— биографические (правильнее сказать, «квазибиографические») сведения о женах-мироносицах;
— сообщение о том, какими травами пользовались в древности на Ближнем Востоке для помазания тел умерших, а также упоминание некоторых случаев бальзамирования, известных из античной и ветхозаветной истории;
— соображения, касающиеся географической локализации Гроба Господня.
Другое дело, насколько эти сведения соответствуют исторической действительности. Вполне очевидно, что автор, использовавший немецкие постиллы, придерживался распространенных в ту эпоху представлений и давал предвзятые характеристики (часто восходившие еще к раннехристианским и средневековым авторам). В данной проповеди тенденциозно описываются члены древней секты энкратитов, которые будто бы погрязли в разврате, хотя одно уже их название в переводе с греческого буквально означает “воздержанные”. То же, по-видимому, относится и к последователям епископа Павла из Самосаты. Рассказывая о женах-мироносицах, автор деловито упоминает, какое количество ароматических трав было необходимо и даже сообщает приблизительную цену в пфенигах (след явного заимствования информации из немецкого источника): это должно было сделать данный эпизод более понятным читателю и слушателю проповеди.
Стиль Проповеди на Пасху лишен какого-либо налета пасхального ликования (за исключением разве что не лишенного пафоса вступления). Современного читателя наверняка утомят многочисленные повторы и своеобразная “въедливость”, проявляющаяся при обсуждении евангельского эпизода (примером тому может служить, хотя бы, перечень “по пунктам” явлений Христа после Его Воскресения).
Отметим еще одну интересную церковно-историческую деталь вступления к этой проповеди: оно завершается четверостишием, заимствованным из “Книги духовных песнопений” Яакко Финно, но обнаруженным также и в более ранних источниках XVI в. — например, в «Кодексе Вест» (Parvio 1990, /1023/ s.), хотя сам Эрик Соролайнен ничего такого не сообщает. Собственно говоря, этот незамысловатый стихотворный фрагмент представляет собой образец т.н. leisi — традиционных финских церковных песнопений, сложившихся еще на исходе средневековой эпохи.
Теологические проблемы, затронутые в данной проповеди, соответствуют общим направлениям лютеранской доктрины. Подчиняя свое произведение прежде всего целям назидания и увещевания, автор не особенно озабочен детальной и последовательной богословской аргументацией выдвигаемых утверждений; выше мы уже отмечали, что начиная с Лютера, жанр постиллы активно использовался в первую очередь в качестве инструмента propaganda fidei. Исходя из этого, епископ Турку без особого труда «вычитывает» из обсуждаемого евангельского текста одну из центральных тем богословия Лютера — идею первостепенной опоры на Писание (sola Scriptura). Проповеди отводится главное место в богослужении. Бросается в глаза решительность, с которой автор наставляет “истинных христиан” в необходимости посещения храма в воскресный день, когда там должна звучать проповедь и возвещается Слово Божие. Примечательно, что в предисловии к читателям автор молит Бога, чтобы Его Слово всегда пребывало с ними. Эрик Соролайнен обнаруживает в разбираемом отрывке из Марка и другую важную тему Лютера — оправдание одной верой (sola fide).
Подобно другим проповедям Постиллы, Проповедь на Пасху не свободна от нападок на представителей других христианских конфессий: в данном случае это католики, а, с другой стороны, кальвинисты (Calwinisterit) и «сакраментарии»[5] (Sacramenterarit — упоминание последних особенно примечательно, т.к. свидетельствует о явном знакомстве автора с немецкой «Формулой согласия», содержащей опровержения «сакраментариев» по ряду пунктов). Строго говоря, высказывания о них не могут быть названы полемическими, поскольку полемики в собственном смысле слова здесь нет: автор безапелляционно заявляет, что первые, пренебрегая Словом Божиим, чрезмерно полагаются на “человеческие установления” (Inhimiliset Saadyt — данное выражение, заимствованное из Confessio fidei Упсальского собора 1593 г., не раз звучит в проповедях Постиллы), а вторые преувеличивают роль человеческого разума (Inhimilinen iдrki). Заблуждения тех и других кажутся автору самоочевидным фактом, не нуждающимся в аргументированном опровержении. Эрик Соролайнен мимоходом затрагивает также идею Лютера о повсеместном (лат. ubique) присутствии Христа после Его воскресения, выдвинутую немецким реформатором в противовес взглядам Цвингли (истолковывавшего выражение “воссел одесную Отца” как довод в пользу отсутствия реального Христа в таинстве евхаристии и обосновывавшего сугубо символическую трактовку этого таинства). Эта идея Лютера, от которой отошел поздний Меланхтон, была закреплена в “Формуле согласия”, и, на наш взгляд, сама ссылка на нее при обсуждении темы Воскресения Христова, недвусмысленно свидетельствует о том, что в спорных случаях епископ Турку становился на сторону основателя лютеранства, а не кого-либо из его сподвижников или последователей: притом что влияние Меланхтона на Эрика Соролайнена было немалым, сугубо богословских вопросов оно не затрагивало. “Папистам” же отдельно достается за беззастенчивый обман паломников, к которому – по уверению автора Постиллы (повторяющего клише антикатолической пропаганды своего времени) — они прибегают в Иерусалиме: здесь явственно ощутимо протестантское отрицание идеи паломничества к святыням.
Тон подобных нападок и ощущение автором безусловного превосходства своей конфессии были характерны уже для эпохи торжества лютеранской ортодоксии, или “чистого учения”, на рубеже XVI-XVII вв. постепенно завоевывавшей позиции в шведско-финляндской церкви. Наступление периода конфессиональной жесткости и непримиримости сказалось на самом характере пастырского увещевания: в нем преобладают темы долга и обязанностей. Например, идея примата Слова Божиего трансформируется у него в требование регулярно прослушивать проповеди, произносимые приходским пастором: на этом автор специально настаивает также и в обращении к читателям своей Постиллы (подчеркивая, что одного домашнего чтения Постиллы, без регулярных посещений храма и присутствия на «живой» проповеди совершенно не достаточно). Несоблюдение воскресного дня отдельными членами церковной общины чревато, по мысли епископа, опасными последствиями для всего религиозного сообщества и даже для страны в целом (“Потому и насылает Господь на нас всевозможные кары”, — сурово резюмирует автор свои наблюдения над прискорбным пренебрежением регулярными воскресными богослужениями и обязательной проповедью, что было тогда нередким явлением в его епархии). Индивидуальное благочестие, таким образом, нуждается в коллективной санкции и немыслимо без таковой. Показательно, что обязанность соблюдать День Господний вычитывается автором из рассказа о приходе жен-мироносиц ко Гробу Господню, причем настроение пасхальной радости как бы отступает на второй план перед требованиями церковной дисциплины. Выражения “христианин должен, обязан”, “христианам надлежит”, слово “послушание” (cwliaisus) в тексте проповеди приобретают ключевое значение. На этом фоне вполне “уместно” возникает фигура дьявола, искушающего добрых
