Кнутсон сохранил за собой свой прежний пост, оставаясь вторым по значению лицом епархии.
Десятилетие 1583 — 1593 гг. для финской церкви прошло без особых потрясений. Правда, в условиях затянувшейся войны с Россией общая социальная и экономическая обстановка в стране заметно обострилась. В этой ситуации церковные власти предпринимали немалые усилия по укреплению приходской жизни и катехизации населения. Это проявилось, в частности, в нескольких визитационных поездках нового епископа, в результате чего ряд слишком крупных приходов был разделен на более мелкие, что призвано было облегчить пастырскую нагрузку тамошних священников. Вообще говоря, в правление Иоанна III евангелическая церковь Финляндии значительно окрепла как институт, о чем мы уже упоминали, обсуждая восстановление кафедрального капитула Турку. Кроме того, после разрыва с Римом Иоанн III в духе Нового церковного уложения 1575 г. поощрял шаги, направленные на повышение роли финского языка в религиозной жизни. Главным выразителем этого курса стал Яакко Финно, который в 1580-е гг. с благословения и при поддержке Иоанна III издал по-фински ряд важных трудов: Катехизис, Малую книгу молитв и Малую книгу финских духовных песнопений (обо всех этих книгах речь пойдет в очерке о Яакко Финно во второй части нашей работы). В эти годы кафедральная школа Турку играла главную роль в подготовке местного духовенства и в распространении грамотности среди мирян; важно подчеркнуть, что подготовка, которую давали в ее стенах, была достаточна для продолжения учебы в протестантских университетах Германии. В школе имелось четыре класса, в которых кроме ректора, занятия вели еще шесть преподавателей; как правило, ученики, подававшие особые надежды, проводили по два года в каждом классе, совершенствуя и углубляя свои познания (Salminen 1970, 21 s.). Получила распространение практика, в соответствие с которой наиболее одаренные ученики, ожидавшие отправки на учебу в Германию, оставались при родной школе, выполняя функции младших преподавателей: подобный эпизод, к примеру, имел место в биографии будущего епископа Эрика Соролайнена и ряда ведущих церковных деятелей следующего десятилетия, таких как Маркус Хельсингиус и Габриэль Мелартопеус (см. ниже). В правление Иоанна III школа Турку была главным рассадником преобладавшего тогда в Швеции традиционно ориентированного меланхтонизма и рамизма (см. § 1.2. второй главы). При этом, разумеется, необходимо сделать поправку на скудость материальных условий, в которых велось преподавание: например, из-за отсутствия в Турку собственной типографии учебников катастрофически не хватало, и многие вещи ученикам приходилось запоминать со слуха либо пользоваться старыми, изрядно потрепанными рукописными пособиями. В программе школы основная тяжесть приходилась на преподавание основ латыни (Salminen 1970, 18 s.), поскольку этот язык в значительной мере сохранял свои позиции главного инструмента культуры (вследствие преобладания умеренного традиционализма в Шведском королевстве той эпохи). Помимо латыни, преподавались также закон Божий (на базе катехизиса и финского или шведского текста Библии: знание шведского языка, к слову сказать, предполагалось само собой разумеющимся) и пение (музыкальное сопровождение играло существенную роль в богослужении). Кроме кафедральной школы Турку, в Финляндии того времени имелось еще пять школ более низкого ранга: выборгская школа обеспечивала преподавание в объеме trivium’а, тогда как школы городов Раума, Порвоо, Хельсинки и Пори, называемые педагогиями (paedagogia), давали преимущественно знание основ латыни и катехизиса (в преподавании использовался упомянутый катехизис Яакко Финно, составленный с опорой на Малый катехизис Лютера). Примечательно, что в 1582 г. был напечатан сборник средневековых латинских школьных песнопений (преимущественно местного происхождения) под названием Piae cantiones (Благочестивые песнопения): он предназначался в первую очередь для школьного преподавания и был отредактирован все тем же Яакко Финно в новом евангелическом духе. Само по себе это было весьма примечательно, т.к. лишний раз свидетельствовало о стойкости местных епархиальных традиций, уходивших корнями в средневековую эпоху (об этом памятнике см. в очерке о Яакко Финно). Заметим также, что латынь и после проведения в 1540-е гг. важнейших богослужебных преобразований сохраняла определенное место в церковном обиходе: скажем, пение на латинском языке по-прежнему можно было слышать в любом финском храме; ряд моментов богослужения также звучал на латыни. Знание латыни как языка богословской и культурной традиции по-прежнему считалось необходимым для священнослужителей, что и объясняет переиздание Piae cantiones несколько десятилетий спустя после начала Реформации в Финляндии. О том, что по уровню своей подготовки высшее духовенство Финляндии не уступало шведскому, свидетельствует, к примеру, следующий любопытный факт. Стремясь наладить связи с православным миром после разрыва с Римом, король Иоанн III высказал пожелание получить перевод “Красной книги” на греческий, чтобы затем направить специальное посольство к Вселенскому патриарху в Константинополь. Примечательно, что его выбор пал на епископа Турку Эрика Соролайнена, удостоившегося лестного отзыва со стороны ректора Ростокского университета Давида Хитреуса. Кроме того, новый главный настоятель Турку Томас Ларсон (Thomas Laurentii), назначенный вместо несговорчивого Хенрика Якобсона и уже успевший отличиться в проведении “литургической реформы”, был направлен в Германию, чтобы в университетах Хельмштедта и Тюбингена как следует овладеть греческим языком. Правда, из контактов с православием ничего не вышло, но сама по себе эта история свидетельствует о вовлеченности высших церковных деятелей Финляндии в важнейшие эпизоды религиозной жизни всего Шведского королевства.
5. Политический и религиозный кризис 1590-х гг.
5.1. Как мы видели, к “литургической реформе” Иоанна III в Финляндии отнеслись в целом более позитивно, чем во многих областях Швеции. Неудивительно, что со смертью этого государя и переходом инициативы в руки его противников (см. § 1. настоящей главы), положение церкви Финляндии существенно осложнилось. В предлагаемом ниже изложении главных событий этого периода мы предпочли сосредоточиться на ключевых моментах, более же подробный рассказ дается в очерке, посвященном Эрику Соролайнену (часть II этой книги): выступая фактически главой всей финской церкви на протяжении более чем четырех десятилетий (как епископ Турку и администратор Выборгской епархии — episcopus Aboensis et administrator Viburgensis), он был непосредственным участником важнейших событий рассматриваемого периода.
В феврале-марте 1593 г. в Упсале состоялся церковный собор, на котором победили противники “литургической реформы”. В своем месте мы отмечали особую роль этого собора в судьбах шведского лютеранства, окончательном превратившегося в доминирующую и по сути дела единственную конфессию королевства. Процесс доктринального оформления лютеранства, начавшийся в Германии, распространился теперь и на Северную Европу. В известном смысле собор подвел черту под целой эпохой в истории церкви Швеции-Финляндии, сделав необратимыми сдвиги в религиозной сфере. В частности, “Аугсбургское вероисповедание” в редакции 1530 г. (именно этот вариант получил одобрение Лютера) стало одним из основных вероучительных документов шведского лютеранства.
С этого момента начинается новая эпоха в истории лютеранской церкви Швеции и Финляндии — период т.н. “чистого учения”, или лютеранской ортодоксии. Своего полного выражения эта тенденция достигла в следующем, XVII столетии, когда сформировался особый стиль религиозной жизни, во многом отличный от начальной стадии Реформации: “Богословы эпохи ортодоксии (чистого учения) мыслили уже иначе, нежели Лютер” (Arffman 1999, 58 s.); “время эпигонов искало форм и схем” (Holmqvist 1934, 215 s.). Характерными особенностями протестантской ортодоксии стало, с одной стороны, упование на “очищенное учение”, раз и навсегда зафиксированное в основополагающих документах, а с другой — стремление опереться на крепкую церковную организацию, пользующуюся покровительством государственной власти, которая превратила лютеранство в единственную дозволенную конфессию. Новое поколение лютеранских теологов канонизировало учение Лютера, ужесточив ряд его положений, вследствие чего их собственное богословие приобрело нормативный характер, выделившись в автономную сферу, что явно противоречило одному из ключевых лозунгов Реформации — sola Scriptura, “одним Писанием”. Религиозное сообщество нуждалось в самообороне и консолидации своих рядов во имя сохранения сложившейся к тому времени церковно-политической системы: “Почти на каждом деятеле Реформации можно проследить, как первоначальный пламенный взлет духа постепенно переходит в свою противоположность и завершается какой-то суровой и неподвижной метафизикой … Протестантизм вступил в свою схоластическую стадию (Лосев 1998, 688-689). Эта фаза — со всеми ее минусами, но также и плюсами — оказалась исторически и психологически неизбежной в силу хотя бы того значительного разрыва, который повсюду образовался между просвещенной протестантской элитой и невежественными массами. Ради укоренения основ протестантизма (того или иного извода) среди широких масс народа понадобилась специфическая стадия, на которой преимущественное внимание уделялось элементарной катехизации и массовому церковному воспитанию; кроме того, существенным компонентом религиозной жизни стала нетерпимая, подчас мелочная критика прочих конфессий (продуктом чего была т.н. “контроверсная теология”). Характерной приметой начала XVII в. стало формирование своего рода лютеранской схоластики на основе реабилитированного Аристотеля (Лютер к великому античному философу относился более чем сдержанно). “Лютеранские богословы попытались сохранить наследие, доставшееся им от предшествующего поколения, закрепив его в как можно более четко определенной форме” (Arffman 1999, 111 s.). В Германии главными трудами, закрепившими происшедший сдвиг, стали Compendium locorum theologicorum (1610) Леонарда Гюттера (которого даже прозвали “воскресшим Лютером”) и Loci theologici (1610-1622) Иоганна Герхарда (оба сочинения вышли на латыни, и это никого не удивляло). Вполне вероятно, что эти произведения довольно скоро стали известны и в Финляндии, поскольку в эти годы несколько уроженцев страны обучались в ведущих центрах новой лютеранской ортодоксии, о чем пойдет речь в § 6.2.
Среди исследователей религиозной и культурной истории нет единодушия в оценке описанной эволюции лютеранства. Показательна следующая точка зрения: “Невыносимость свободы духа для массы была еще раз продемонстрирована Реформацией… социологически актуальнее теперь было насаждение элементарной нравственности в массах… Возрожденное было Лютером в XVI веке сознание крайней ответственности свободы и возлагаемого ею творческого долга было вскоре перетолковано в серию более или менее внешних моральных предписаний… Конъюнктурная уступка морали превратилась в норму (Бибихин 1998, 211.). Приведем еще пару суждений в аналогичном духе: “Ортодоксия является своего рода роковым этапом в развитии любой религии, когда происходит интеллектуальная стабилизация первоначального духовного движения. … В ту эпоху казалось, что всё определяется теологией, поскольку спасение и вечная жизнь ставились в прямую зависимость от истинности верований” (Leonard 1961, 185 s.); “Духовная подлинность и опора на непосредственный религиозный опыт, столь ярко проявившиеся во время Реформации, теперь уступили место теоретизированию по поводу чистоты учения. Результаты, достигнутые в период религиозного пробуждения, кодифицируются в ряде трудов и приобретают характер монолита … Евангелие, заново обретенное в духовной борьбе, становится предметом ученых исследований” (Tiilila 1947, 715 s). С другой стороны, не следует забывать, что отбиваясь от католической Контрреформации, протестантизм “был вынужден в значительной степени отказаться от характерной для него духовности и принять несвойственные ему легализм и авторитаризм” (Тиллих 1995, 401). Изменился сам дух эпохи, когда “искания религиозно-философского склада отличались резкой непримиримостью. “Проблема выбора” вдруг встала перед всеми, и выбор был соединен с полным отрицанием противоположной позиции. Между тем в сердцевине всех этих противоположностей содержалось то же ядро:
