и окружением епископа, причем светские власти попытались разжечь в народе неприязнь как к высшей иерархии Турку, так и приходским священникам, верным постановлениям Упсальского собора (о религиозных взглядах Флеминга и деталях его полемики с капитулом см. в очерке о епископе Соролайнене). В этом споре проявился религиозный консерватизм социальной элиты Финляндии, которой был не по душе курс на ужесточение лютеранства и резкий разрыв с предшествовавшей религиозной традицией; в принципе те же недоумения и сомнения, по-видимому, испытывало и “безмолвное большинство” населения страны, о позиции которого мы можем судить лишь на основе косвенных данных.
В результате внутреннее единство кафедрального капитула Турку и его твердость в осуществлении литургических изменений обернулись для церковного руководства утратой доверия значительной части населения Финляндии (Pirinen 1976, 107 s.). С другой стороны, как уже отмечалось, герцог Карл, в эти годы постепенно упрочивавший свою власть в Швецию, с недоверием относился к духовенству Финляндии и лично к Эрику Соролайнену, пребывая в уверенности, что на востоке королевства дело Реформации находится под угрозой. Нежелание ведущих церковных деятелей Финляндии отказаться от своей присяги католику Сигизмунду дало Карлу повод заподозрить их в прокатолических симпатиях, что не соответствовало действительности (свидетельством тому — энергичное устранение “устаревших церемоний” из повседневной практики финской церкви).
5.4. В силу указанных обстоятельств положение церкви Финляндии в бурных событиях, происшедших в период с конца 1596 по конец 1599 г. (см. § 2 настоящей главы), оказалось весьма непростым. Во время “Дубинной войны”, в которой религиозный фактор существенной роли не играл, епископ и капитул старались соблюдать нейтральную позицию, безуспешно напоминая враждующим сторонам о христианском милосердии. Конечно, в примирительных обращениях епископа и капитула ощущалось непонимание глубинных причин выступления крестьян, которых церковные власти упрекали в подрыве общественного спокойствия, но все же там не было ничего такого, что напоминало бы полные ярости высказывания Лютера в адрес немецких крестьян во время Крестьянской войны в Германии. Более того, в районах непосредственных столкновений крестьян и войск Флеминга нередки были случаи, когда местные приходские священники открыто помогали повстанцам. В особенности это проявилось в провинции Похъянмаа, духовенство которой в массе своей сочувствовало крестьянам и приняло сторону Карла; в меньшей степени это можно сказать о священниках из южных районов области Хяме. Герцог Карл объявил о своей поддержке восставших крестьян; в воззваниях, которые он рассылал, в качестве одного из аргументов, выдвигаемых против Флеминга и епископа Турку, приводилась приверженность последних королю-католику и “папистам”. Одним из священников, снискавших особую известность своей приверженностью Карлу, был настоятель прихода Калайоки в Похъянмаа Льюнго Туоманпойка (Томсон, или на латинский манер, Томэ/Thomae). Он стал своего рода полномочным представителем Карла в Похъянмаа (еще в середине 1590-х гг., т.е. до начала «Дубинной войны», Льюнго возглавил депутацию жителей Похъянмаа, посетившую Карла с жалобой на произвол Клауса Флеминга и наемников, размещавшихся на постой в домах не только крестьян, но даже священников), поэтому после поражения восстания ему пришлось бежать в Швецию.
На риксдаге, состоявшемся зимой 1597 г. в Арбоге, он ознакомил присутствовавших с подробностями подавления “Дубинной войны” войсками Флеминга, что вызвало негодование представителей крестьянского сословия. После окончательной победы Карла Льюнго вернулся в родные края, но присущий ему активный общественный темперамент проявился и в эти годы (умер он в 1610 г.): известно, что с одобрения Карла, ставшего к тому времени королем Швеции, он перевел на финский свод законов (Maanlaki) и городское уложениe (Kaupunginlaki). Выполняя, помимо всего прочего, функции мирового судьи (что было типично для духовенства в ту эпоху), он на практике столкнулся с нехваткой законодательных актов, доступных крестьянам, основная часть которых шведским языком не владела. Правда, оба этих труда из-за ранней смерти переводчика и кончины Карла IX (1610) так и не увидели свет: в новых политических условиях, когда был взят курс на унификацию жизни всех регионов королевства, власти Стокгольма не были склонны финансировать подобные начинания, шведскому же языку отводилась более важная, чем прежде, роль (Lehikoinen, Kiuru 1993, 38 s.; Hakkinen 1994, 98 s.). Вполне вероятно, что будучи выпускником вновь открытого (1593) Упсальского университета, Льюнго и по своим религиозным взглядам был противником Клауса Флеминга и Эрика Соролайнена: должно быть, он с неодобрением смотрел на половинчатую — как тогда казалось многим — позицию, занятую епископом и капитулом Турку.
О религиозных взглядах Льюнго мы можем судить по одному весьма любопытному документу, обнаруженному шведскими исследователями уже в XX в. (в 1964 г.). Речь идет о написанном по-шведски рифмованном стихотворении, резко осуждающем «Красную книгу» и «литургическую реформу» Иоанна III (Ljungon pilkkaruno http:// …). В кратком вступлении к нему сообщается, что автором является «Льюнго, сын Томаса из Остерботнии [фин. Похъянмаа]» (af Ljungo Thomae Orientis botniensi). Предполагается, что стихотворение было написано не позднее января 1597 г. и приурочивалось к упоминавшемуся риксдагу в Арбоге. Автор с негодованием перечисляет основные этапы «литургической реформы», которая в его глазах была не чем иным, как попыткой реставрации католичества в Швеции (римский папа без обиняков назван «Римским антихристом», а «Красная книга» — «блудницей»). В тексте упомянуты кардинал Поссевино и «Монастырский Лассе» как главные «совратители» лютеран (примечательно, что название «лютеране», lutherana, уже стало входить в употребление) и, с другой стороны, одобряется постановление Упсальского собора 1593 г. (в работе которого принимал участие и сам Льюнго), а также решительные, бескомпромиссные действия герцога Карла. На вопрос, почему же стихотворение с резким осуждением «литургической реформы» появилось так поздно, когда с самой реформой было фактически покончено, можно ответить, что, во-первых, в 1580-е гг. автор мог за него дорого поплатиться (пробстом Похъянмаа, т.е. непосредственным начальником Льюнго, был упоминавшийся Якоб Геет, рьяный приверженец нововведений, к тому же отличавшийся крутым нравом); во-вторых, текст такого рода, направленный также против занимавшего престол Сигизмунда, служил как бы заверением в преданности герцогу Карлу. Во время пребывания последнего в Финляндии (уже по замирении страны) в 1602 г., Льюнго лично принимал правителя у себя дома и удостоился его милостей.
В последующие два года тактика балансирования между Карлом и Сигизмундом, избранная епископом и капитулом Турку, привела к тому, что обе враждующие стороны утратили всякое уважение к церковной иерархии Финляндии. Так, после падения замка Турку в сентябре 1597 г. верное Сигизмунду финляндское дворянство окончательно перестало доверять епископу и его окружению, поскольку именно духовенство Турку первым заговорило о необходимости сдачи на милость победителя. В то же время шведское духовенство, чьи отношения с Карлом все более обострялись, сочувственно смотрело на положение своих финских собратьев, о чем свидетельствует переписка этих лет между архиепископом Упсальским Ангерманнусом и Эриком Соролайненом: оба церковных деятеля старались придерживаться духа Упсальского собора 1593 г., который предполагал (пусть и в теории) дистанцирование от светской власти, но при сохранении лояльного к ней отношения. Подобная позиция обернулась гонениями на каждого из них: по приказанию Карла Ангерманнус был смещен со своего поста; что же касается финского епископа, то после окончательной победы Карла над финскими дворянами осенью 1599 г. он был заключен в тот же самый замок, где почти двадцатью годами ранее, при Иоанне III, томился Ангерманнус. Вместе с главой епархии в темницу попал и ректор школы Маркус Хельсингиус, что не должно удивлять, поскольку Хельсингиус, учившийся в бастионе лютеранской ортодоксии, вряд ли с одобрением относился к идее союза с кальвинистами, столь близкой Карлу. Следует также отметить, что обрушив жестокие репрессии на финских дворян (вплоть до смертных приговоров), правитель Швеции, в числе прочего, вменил им в вину нежелание следовать “чистому, незамутненному учению” (читай – постановлениям Упсальского собора 1593 г.). Некоторое время спустя Хельсингиуса отпустили; что же касается епископа, он был увезен в Швецию, где готовился суд над ним, поскольку Карл не сомневался в его виновности. Исполнять обязанности епископа назначили Грегориуса Тейтта, что вполне понятно, учитывая совпадение его взглядов на церковные преобразования с линией нового правителя королевства: вероятно, вместо склонного к компромиссам Эрика Соролайнена тот предпочитал видеть на епископской кафедре Турку сторонника более жесткой линии. В таких поистине драматических обстоятельствах церковь Финляндии завершила век Реформации и вступила в новое столетие.
6. Стабилизация религиозно-церковной жизни Финляндии в первой четверти XVII в.; формирование предпосылок для перехода к новой фазе развития лютеранства
6.1. Как отмечалось выше, в обзоре основных событий религиозной истории Швеции, окончательное торжество Реформации в ее лютеранской форме пришлось там на первое десятилетие XVII в.: именно тогда разгорелась богословская полемика между высшим духовенством, все еще твердо придерживавшимся “изначального” лютеранства (в Швеции официально еще не была принята немецкая “Формула согласия” и церковь ориентировалась преимущественно на Лютера, равно как и раннего Меланхтона), и королем Карлом IX, который враждебно относился к лютеранской ортодоксии, стремясь одновременно искоренить всякие остатки церковных свобод в своем королевстве. Что касается Финляндии, здесь стабилизация церковной жизни в силу определенной специфики местных условий (тяжелая ситуация после поражения, нанесенного Карлом, неурожаи, голод, новая вспышка военных действий на восточных границах) наступила несколько позднее, чем в Швеции. Немаловажную роль сыграл и тот факт, что Эрик Соролайнен, представитель поколения, активно действовавшего в предыдущие десятилетия и стоявшего в целом на достаточно умеренных позициях, удержался на своем посту вплоть до самой своей смерти, наступившей в 1625 г. Лишь с его кончиной в финской церкви произошли существенные перемены, ознаменовавшие наступление новой религиозной эпохи, для которой, по замечанию исследователя, будет характерна опора на чистое учение, кодифицированное в особых вероучительных книгах, и прочность церковного устройства (Salomies 1949, 210 s.).
Начнем с того, каким образом на положении финского духовенства сказалась победа Карла, у которого к концу 1590-х гг. сформировалось негативное отношение к финской церкви в целом. Сохранилось послание Карла, направленное осенью 1599 г. местоблюстителю архиепископской кафедры в Упсале (архиепископ Абрахам Ангерманнус к этому времени был отстранен от должности, а нового архиепископа еще официально не избрали). В этом письме, в частности, утверждается, что все финское духовенство, за редкими исключениями, отравлено “папистской закваской”; кроме того, правитель обвинил финских священников в совершении богослужения по запрещенной в Швеции “Красной книге” (что, заметим в скобках, не особенно вязалось с истинным положением дел, если вспомнить о значительных усилиях, предпринятых епископом Турку и членами капитула после Упсальского собора, однако Карла, незнакомого с финским языком и потому неспособного разобраться в тонкостях местного богослужения, это не слишком волновало). Не понаслышке знал Карл и о иезуитах, происходивших из Финляндии: именно по его приказанию Йоханнес Юссоила был перевезен в Швецию, где правитель самолично допрашивал его; можно также напомнить о трагической участи Олауса Сундергельтеуса (гл. 2, §
