в Виттенберге, к тому времени превратившемся в оплот лютеранской ортодоксии, вследствие чего Маркус Хельсингиус лучше, чем кто бы то ни было в Финляндии тех лет, был осведомлен о противоречиях, раздиравших “истинных лютеран” и кальвинистов (так, в 1594 г. из Виттенбергского университета были исключены студенты, заподозренные, как тогда говорили, в “криптокальвинизме”, т.е. в тайном сочувствии кальвинистским идеям, а в Тюбингенском университете даже составили индекс запрещенных книг).
Сочинение, о котором идет речь, входило в серию книг, изданных в те годы в Шведском королевстве с целью обличения “заблуждений” кальвинистов (инициатором этой серии был стокгольмский издатель Петер Готус, специализировавшийся на издании работ в защиту лютеранской ортодоксии: в частности, именно он перевел на шведский и издал в 1584 г. “Аугсбургское вероисповедание”; в своем сочинении ректор школы Турку, собственно говоря, во многом опирался на брошюру того же Готуса “Тезисы кальвинистов”, выпущенную в 1602 г.). Хотя трактат Хельсингиуса носил чисто компилятивный характер (его главной целью было ознакомить духовенство Финляндии с кальвинистскими “заблуждениями”, заодно продемонстрировав правителю солидарность духовенства Турку со своими шведскими собратьями), исследователи отмечают особое место этого сочинения в истории финского лютеранства. С одной стороны, трактат стал первым сочинением по догматическим вопросам, появившимся в Финляндии с начала Реформации (если не считать коллективного послания духовенства Турку Иоанну III, приписываемого Яакко Финно). С другой стороны, этот труд зафиксировал изменения, происшедшие в финской церкви к началу XVII века: “Время Реформации более широкой и неопределенной в вероучительном отношении миновало. Совершился переход к конфессионально определившейся раннелютеранской ортодоксии” (Heininen 1974, 217 s.). Само слово «опровержение» (refutatio), поставленное в заглавие трактата, говорит о том, что перед нами образчик «контроверсной теологии», типичной для той эпохи (“Хельсингиус завез в Финляндию швабскую ортодоксию” — Heininen 1977, 40 s.).
В этот период Маркус Хельсингиус, вероятно, стал в некотором роде “экспертом” кафедрального капитула по теологическим вопросам, в особенности когда совершился упомянутый переход к “капитулу лекторов”. Как знаток древнееврейского языка он стал главной фигурой комитета по переводу всей Библии на финский язык, учрежденного в 1602 г., о чем речь пойдет в следующем пункте. Скончался он довольно рано, в 1609 г.
В 1600 — 1610-е гг. в руководстве финской церкви, в частности, капитуле Турку, появились новые лица. Примечательно, что все они учились в Виттенбергском университете, превратившемся, как отмечалось, в оплот лютеранской ортодоксии, а до того их главным наставником в школе Турку был Маркус Хельсингиус. В 1605 г. новыми членами только что реформированного “капитула лекторов” стали незадолго до того прибывшие из Виттенберга Йоахим Стутеус (Stutaeus) и Микаэль Корнелии (Cornelii).
Первый из них стал лектором теологии; в 1609 г. после смерти Хельсингиуса ему доверили заведование школой; позднее, в середине 1610-х гг., после смерти Грегориуса Тейтта, он стал церковным настоятелем Турку. Микаэль Корнелии, сделавший более скромную карьеру, был назначен конректором школы. В 1609 г. в Турку появился Габриэль Мелартопеус (Melartopaeus), приходившийся дальним родственником бывшему кафедральному пробсту Петеру Мелартопеусу, к тому времени уже покинувшему Финляндию после упразднения его должности. Подобно епископу Эрику, Габриэль Мелартопеус происходил из пасторской семьи: его отец был приходским настоятелем; кроме того, его младший брат также выбрал духовную стезю. Он получил основательную подготовку в новом ортодоксальном духе, защитив в Виттенберге пять диссертаций. Одна из них, направленная против кальвинистов, фактически была списана с упомянутого трактата Маркуса Хельсингиуса (вероятно, Мелартопеус ознакомился с этим сочинением еще в Турку, до поездки в Виттенберг). Собственно говоря, именно Хельсингиус ввел Мелартопеуса в мир идей консервативно-ортодоксального лютеранства (любопытная деталь: вскоре после своего возвращения на родину Мелартопеус женился на вдове Хельсингиуса, усыновив при этом трех его детей). В Турку Габриэль Мелартопеус стал вначале лектором теологии, а в 1615 г. был назначен ректором школы. В конце 1610-х гг. он вошел в доверие к престарелому епископу, который даже пожелал сделать его своим преемником по кафедре, что осложнило отношения Мелартопеуса с вышеупомянутым Йоахимом Стутеусом, к тому времени получившим место церковного настоятеля Турку и претендовавшим на еще более высокий пост. Правда, Эрику Соролайнену так и не удалось оставить свою кафедру Мелартопеусу, однако в 1630-е гг. последнего поставили во главе воссозданной Выборгской епархии. Некоторые исследователи склонны считать Габриэля Мелартопеуса одним из образованнейших представителей финского лютеранства первой половины XVII столетия, незаслуженно оттесненным — по причине своего финского происхождения — на вторые роли в условиях новой государственной политики централизации и унификации, что в реальности оборачивалось шведизацией высших сословий (под таким углом зрения судьба Мелартопеуса рассматривается в посвященной ему работе: Heininen 1974-1977).
В 1610-е гг. из Виттенберга вернулся и приступил к преподаванию в кафедральной школе Мартин (Мартти) Стодиус. Он получил основательную подготовку в области древних языков, благодаря чему много позже оказался причастен к полному переводу Библии на финский язык, увидевшему свет в 1642 г. После того как в 1640 г. в Турку был основан университет (тогда он именовался академией), Стодиус сделался его профессором, причем он был одним из двух местных уроженцев, получивших профессорскую должность (все остальные должности оказались в руках выходцев из Швеции и Германии). Помимо языков, он увлекался также Каббалой и прочими оккультными дисциплинами, что чуть было ему не стоило карьеры и самой жизни: по наветам коллег его обвинили в колдовстве, и лишь вмешательство просвещенного генерал-губернатора Петера Брахе спасло его от преследования, однако и после смерти его считали чернокнижником (Suomen kulttuurihistоria 1935, 332 s.). Правда, приведенная история относится уже к следующему периоду в истории финской церкви — эпохе ортодоксии, или “чистого учения” (фин. puhdasoppisuus), выходящему за рамки нашей работы, мы же позволили себе упомянуть этот эпизод, поскольку он проливает дополнительный свет на высшую церковную среду Турку последних лет епископства Эрика Соролайнена и периода, наступившего непосредственно вслед за его кончиной.
Эрик Соролайнен, до самого конца удерживавший бразды правления епархией, оставался безусловным авторитетом для новой генерации священнослужителей. Безусловно, сказывалась и большая разница в возрасте: после того, как в 1615 г. умер церковный настоятель Турку Грегориус Тейтт, Эрик Соролайнен остался единственным из тех, кто направлял финскую церковь в бурные 1590-е гг., поэтому в глазах молодого поколения он, вероятно, был фигурой легендарной, почитаемой за свою ученость и солидный жизненный опыт. С другой стороны, из главного сочинения Эрика Соролайнена — объемной Постиллы, изданной в двух томах соответственно в 1621 и 1625 гг. (Postilla, 1988-1990) – складывается впечатление, что новоиспеченные магистры Виттенбергского университета, вернувшиеся в Турку, познакомили почтенного епископа с новейшими тенденциями немецкого лютеранства. Фигура епископа, подписавшего постановление Упсальского собора 1593 г. (на котором был одобрен фундаментальный для шведско-финского лютеранства вероучительный свод, т.н. Confessio fidei), как бы объединяла две эпохи: с одной стороны, он был связан с предыдущим поколением реформаторов, распространявших протестантские идеи в Финляндии, однако его Постилла защищала уже “чистое” (и, стало быть, “истинное”) учение.
В начале XVII столетия в Упсальском университете видную роль играли два выходца из Финляндии, о которых стоит сказать здесь несколько слов, т.к. оба они были взращены церковной средой Турку и своих связей с нею до конца не порывали, хотя родные края покинули еще в ранней молодости.
Йоханнес Рауманнус (Raumannus), как видно по его латинизированному имени, происходил из западнофинского города Раума. Помимо прочего, его фигура интересна и в социологическом плане, т.к. он был одним из немногих церковнослужителей той эпохи, имевших дворянское происхождение, что, как отмечалось в соответствующем месте первой главы, с началом Реформации стало в Финляндии достаточно большой редкостью. В кафедральной школе Турку он успел застать Яакко Финно, затем учился в Стокгольмской высшей школе, открытой Иоанном III, откуда перебрался в Йенский университет и в 1597 г. стал там магистром философии: на последнее обстоятельство следует обратить особое внимание, поскольку на протяжении всего XVI столетия выходцы из Швеции и Финляндии обычно ограничивались званием магистра свободных искусств. В Финляндию он больше не вернулся, получив более престижное профессорское место во вновь открытом Упсальском университете; до конца своих дней († 1614) он прожил в Швеции. Проучившись в Йене, которая была тогда одним из центров лютеранской ортодоксии и протестантского неоаристотелизма, Рауманнус, тем не менее, сохранил приверженность умеренному меланхтонизму и рамизму, занимавшим на рубеже веков доминирующие позиции в шведском (и финском) лютеранстве: эти основы были ему привиты еще в кафедральной школе Турку (Salminen 1970, 169 s.). Несмотря на то, что в 1598 г. Йоханнес Рауманнус вместе с другими членами Упсальского капитула выступил в поддержку Сигизмунда III, его не постигла месть победившего Карла, который, как мы видели, обрушил репрессии на духовенство Финляндии. Более того, в 1601-1604 гг. он получил возможность вновь поучиться в Германии, на этот раз в Марбургском университете, ставшем прибежищем консервативного меланхтонизма и до 1605 г. следовавшем в фарватере “общелютеранской” линии. Выбор этого университета, как нетрудно догадаться, был согласован с Карлом, которому была близка теологическая позиция марбургской профессуры. В Марбурге Рауманнус защитил диссертацию и стал доктором богословия — первым за всю историю Реформации, причем не только в Финляндии, но и во всем Шведском королевстве. В 1610 — 1614 гг. он был ректором Упсальского университета: назначивший его на это место Карл IX явно видел в нем противовес нараставшей ортодоксии (Ruuth 1932, 452 s.).
Вторым уроженцем Финляндии, стяжавшим в Швеции громкую славу и одновременно нажившим себе там множество врагов, был Сигфрид Форсиус. Натура многогранная, он прославился своими занятиями астрологией, натурфилософией, физикой, минералогией и географией. Форсиус был уроженцем Хельсинки, о чем свидетельствует латинизированная форма его имени (Forsius < Helsingforsius), произведенная от Helsingfors, шведского названия Хельсинки; его родным языком, в отличие от Маркуса Хельсингиуса, также уроженца Хельсинки (и, заметим, участника перевода Библии на финский), был шведский. В начале XVII в. мы застаем его уже профессором Упсальского университета, однако связей с Финляндией он не порывал, поскольку до 1615 г. оставался “заочным” настоятелем юго-западного финского прихода Кемиё (такое в принципе было возможно), что обеспечивало ему неплохой доход. Форсиус имел непростые отношения с королем Карлом и профессурой Упсальского университета; несколько раз он даже оказывался в темнице по обвинению в магии и колдовстве. Сигфрид Форсиус первым в Шведском королевстве издал альманахи, распространявшиеся также и в Финляндии. По обычаю того времени он также составлял гороскопы, пользовавшиеся немалым успехом (увлечение гороскопами и предсказаниями – типичная черта мировоззрения людей XVI- XVII вв., выражавшая «привычку видеть человека как противоречивое единство, которое, однако, допускало воздействие свободной воли и указывало путь к ее приложению»: Тананаева, 1996, 51). Лишившись в Швеции всех своих должностей и доходов вследствие происков
