На это он сказал: «Паписты не желают, чтобы я приехал в Вормс, они жаждут только моего осуждения и смерти. Все это не имеет значения. Молитесь не обо мне, а о Слове Божьем… Христос укрепит меня Своим Духом, чтобы одержать победу над этими служителями лжи. Я презираю их, пока я жив, а смерть моя станет моим торжеством над ними. Они будут озабочены в Вормсе тем, как бы заставить меня отречься, и вот мое отречение: раньше я говорил, что папа является наместником Христа, а теперь я утверждаю, что он является врагом нашего Господа и апостолом дьявола».
Лютер отправился в это опасное путешествие не один. Кроме императорского курьера, его вызвались сопровождать три преданных друга. Очень хотел поехать с ними Меланхтон. Он был настолько привязан к Лютеру, что готов был следовать за ним и в темницу, и на смерть. Но напрасны оказались все его просьбы: Меланхтона оставили в Виттенберге. В случае гибели Лютера ему предстояло продолжить дело Реформации. Прощаясь с Меланхтоном, реформатор сказал ему: «Если я не вернусь, если враги убьют меня, не прекращай проповедовать истину, будь тверд. Трудись вместо меня…. Если ты останешься жить, моя смерть не будет иметь большого значения». Студенты и жители города, пришедшие проводить Лютера, были глубоко взволнованы. Многие из тех, чье сердце уже затронула евангельская истина, прощались с ним рыдая. Так реформатор вместе со своими друзьями оставил Виттенберг.
По дороге путники замечали, что люди погружены в какое-то мрачное ожидание. В некоторых городах им не оказали надлежащего внимания. Священник, у которого остановились как-то на ночь, сочувственно выразил Лютеру свои опасения, показав ему портрет одного итальянского реформатора, погибшего мученической смертью. На следующий день им стало известно, что сочинения Лютера подверглись осуждению в Вормсе. Императорские гонцы повсюду распространяли этот декрет и призывали народ сдать все сочинения реформатора местным властям. Курьер, сопровождавший Лютера, тревожась за его безопасность на сейме и предполагая, что он, наверное, не решится ехать дальше, спросил, желает ли он продолжать путь. Лютер ответил: «Пусть хоть в каждом городе провозглашают о моем отлучении от церкви, я готов идти дальше».
В Эрфурте Лютера приняли с почестями. Окруженный восхищенной толпой, он медленно двигался по улицам города, где в свое время так часто ходил с нищенской сумой. Он заглянул в свою монашескую келью, где вспомнились ему все страдания, все внутренние борения, перенесенные им, благодаря чему его душу озарил свет, распространяющийся теперь по всей Германии. Здесь его настойчиво упрашивали произнести проповедь. Он не имел права этого делать, но курьер позволил нарушить запрещение, и монах, который когда-то выполнял самую черную работу в монастыре, взошел на кафедру.
Он приветствовал собравшихся словами Христа: «Мир вам!» «Философы, богословы и писатели, — сказал он, — безуспешно учат людей, как достичь вечной жизни. Я скажу вам так: Бог воскресил Одного Мужа из мертвых. Господа нашего Иисуса Христа, чтобы Он уничтожил смерть, истребил грех и затворил врата ада. Это работа спасения… Христос победил! Отрадно слышать эту весть! И спасены мы Его заслугами, а не своими… Наш Господь Иисус Христос сказал: «Мир вам! Посмотрите на Мои руки…» Это значит:«0 человек, посмотри! Это Я, Я — Тот, Кто снял твой грех и искупил тебя, и теперь ты будешь иметь мир, говорит Господь».
Дальше он говорил о том, как истинная вера должна проявиться в праведной жизни. «Так как Господь спас нас, то мы должны стремиться, чтобы наши дела были угодны Ему. Богат ли ты? Тогда пусть твое богатство поможет нуждающимся. Беден ли ты? Тогда пусть твои услуги будут приняты богатыми. Если же ты трудишься только ради одного себя, тогда твое служение, которое ты считаешь богоугодным, — не что иное, как ложь».
Народ, как очарованный, слушал Лютера: эти изголодавшиеся души получили Хлеб Жизни. В их глазах Христос был возвеличен, Он оказался превыше пап, легатов, императоров и королей. Лютер ничего не сказал о собственном тяжелом положении. Он не намеревался делать себя предметом сочувствия. Говоря о Христе, он забыл о себе. Он встал в тень Мужа Голгофы, желая, чтобы люди видели только Иисуса как Искупителя грешников.
Их странствие продолжалось, реформатора встречали везде с большим интересом. Толпы любопытного народа стекались к нему, и дружеские голоса предупреждали его о намерении сторонников Рима. «Они сожгут вас, — говорили некоторые, — и рассеют ваш пепел: вспомните, как поступили с Яном Гусом». Лютер отвечал: «Даже если бы они запалили огонь, который на всем протяжении от Виттенберга до Вормса вздымался бы до самого неба, то и тогда, во имя Господа, я прошел бы сквозь него; я должен предстать перед врагом, я проникну в пасть этому чудовищу и выбью ему зубы, свидетельствуя об Иисусе Христе».
Известие о приближении Лютера к Вормсу вызвало большое волнение: друзья боялись за него, враги опасались успешного исхода дела. Самым энергичным образом его убеждали не входить в город. Папские наймиты уговаривали его укрыться в замке дружески настроенного к нему рыцаря, тогда все возникшие трудности были бы устранены. Друзья пробовали напугать грозившими ему опасностями. Но и те, и другие старались безуспешно: Лютер по-прежнему оставался непоколебимым, заявляя: «Даже если в Вормсе нечистых духов будет так много, как черепицы на крышах домов, то и тогда я войду в него».
По прибытии в Вормс Лютера приветствовала огромная толпа народа, сбежавшегося к городским воротам. Такая масса людей не собиралась даже для встречи и самого императора. Волнение было необыкновенным. Вдруг в гуще народа чей-то пронзительный голос жалобно затянул погребальную песнь, предостерегая Лютера об ожидавшей его участи. «Господь будет моей защитой,» — сказал он, выходя из дорожного экипажа.
Паписты не верили, что Лютер действительно осмелится появиться в Вормсе, и его приезд наполнил их леденящим ужасом. Император немедленно созвал своих советников, чтобы наметить план дальнейших действий. Один из епископов, непреклонный папист, заявил: «Мы слишком долго обсуждаем этот вопрос, а ведь ваше императорское величество может одним мановением руки освободиться от этого человека. Разве Сигизмунд не предал Яна Гуса сожжению? Мы не обязаны уважать охранную грамоту, выданную еретику». «Нет, — сказал император,— мы должны сдержать данное нами обещание». И было решено выслушать реформатора.
Весь город стремился увидеть этого замечательного человека, и вскоре многочисленные посетители заполнили дом, где он разместился. Лютер незадолго до этого перенес тяжелую болезнь, вдобавок он был измучен двухнедельной дорогой; ему следовало подготовиться для встречи с членами сейма, и он, несомненно, нуждался в покое и отдыхе. Но желание людей видеть его было столь велико, что ему удалось отдохнуть только несколько часов, и вот уже дворяне, рыцари, священники и горожане окружили его, воодушевленные и возбужденные. Среди них были и те, кто, видя церковные злоупотребления, смело требовал у императора немедленной реформы, и кто, по словам Лютера, «был освобожден его Евангелием». Вместе с друзьями приходили и враги посмотреть на бесстрашного монаха, но он принимал их с неизменным спокойствием, отвечая всем с достоинством и мудростью. Его поведение было твердым и мужественным. Бледное, худое лицо, со следами недавней болезни и усталости, излучало доброту и даже радость. Торжественность и неподдельная искренность его слов придавали ему силу, которой не могли противостоять даже его враги. Все поражались при виде его. Некоторые были убеждены, что Он наделен Божественной силой, другие, подобно фарисеям, обвинявшим Христа, заявляли: «В нем бес».
На следующий день Лютера пригласили на сейм. Государственный сановник сопровождал его в аудиенц-зал, но только с большим трудом он смог пробраться к зданию. Все улицы были запружены народом, стремившимся увидеть монаха, осмелившегося оказать противодействие самому папе.
Перед тем, как он должен был появиться перед своими судьями, старый генерал, герой многих сражений, сказал ему ласково: «Бедный монах, бедный монах! Во многих сражениях мне приходилось участвовать, и я знаю, что ты идешь отразить одну из самых яростных атак. Но если правда на твоей стороне, и ты уверен в этом, иди вперед во имя Бога и ничего не бойся. Господь не оставит тебя».
Наконец Лютер предстал перед сеймом. Император взошел на трон, его окружили самые высокопоставленные лица империи. Никогда еще простой человек не появлялся в таком блестящем собрании, перед которым Лютер должен был держать ответ за свою веру. «Уже само его присутствие означало выдающуюся победу над папством. Папа объявил виновным этого человека, но теперь он стоял перед судом, который уже самим этим действием ставил себя выше папы. Папа отлучил Лютера от церкви и изгнал его из общества, и все же весьма уважительным образом он был приглашен на одно из самых высоких собраний в мире. Папа обрек его на вечное молчание, а ему дали возможность выступить перед тысячами внимательных слушателей, съехавшихся сюда из отдаленнейших уголков христианского мира. Лютер произвел величайшую революцию. Могущество Рима пошатнулось, и поколебал римский престол голос скромного монаха».
Огромное число высокородных особ, казалось, привело реформатора в замешательство. Некоторые князья, поняв его состояние, ободряли Лютера, один из них шепнул: «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить». Другой сказал ему: «Когда поведут вас к правителям и царям за Меня, Дух Отца вашего в тот час даст вам, что сказать» (см. Мф. 10:18-20). Так в час испытания слуге Божьему напомнили слова Христа, укрепляя его веру.
Лютеру предложили встать перед самым троном императора. Все собравшиеся замерли в молчании. Поднялся императорский сановник и, указывая на сочинения Лютера, потребовал, чтобы реформатор ответил на два вопроса: признает ли он эти труды своими и намерен ли он отречься от изложенных в них взглядов. После того, как перечислили вслух названия книг, Лютер ответил, что их автором является он. «А что касается второго вопроса, — продолжал реформатор, — то он касается веры и спасения души, он затрагивает Слово Божье — одно из величайших и драгоценнейших сокровищ как на небе, так и на земле, и было бы неблагоразумно с моей стороны дать ответ, не обдумав его предварительно. Иначе я могу не высказать всего того, что требуют обстоятельства, или же, наоборот, наговорить больше, чем требует истина, и тогда слова, некогда произнесенные Христом: «А кто отречется от Меня пред людьми, от того отрекусь и Я пред Отцом Моим Небесным» (Мф. 10: 33), будут иметь ко мне прямое отношение. Поэтому всепокорнейше прошу Ваше императорское величество предоставить мне время для размышления, чтобы я мог ответить, не нанося оскорбления Слову Божьему».
Лютер поступил мудро, обратившись к императору с такой просьбой. Его поведение убедило все собрание, что опрометчивости и необдуманности нет места в
