Сайт продается, подробности: whatsapp telegram
Скачать:TXTPDF
Содом и Гоморра
пригласили один раз с нарочитой целью г-на де Шарлюса без него. Не получая ответа от барона, они испугались, не сделали ли промаха, и, считая злопамятность дурным советчиком, написали запоздалое приглашение Морелю, — глупость, заставившая усмехнуться г-на де Шарлюса, как лишнее подтверждение его авторитета. «Вы ответите от нас обоих, что я принимаю приглашение», — сказал барон Морелю. Когда наступил день обеда, все собрались в ожидании в большом салоне в Фетерне. Камбремеры, в действительности, давали обед самому шикарному цвету аристократии в лице г-на и г-жи Фере. Но они так боялись при этом не угодить г-ну де Шарлюсу, что хотя познакомились с четой Фере через г-на де Шевреньи, г-жу де Камбремер бросило в жар, когда в день обеда последний приехал в Фетерн с визитом. Начали придумывать всяческие предлоги, стремясь отослать его как можно скорее в Босолейль, и все же не успели, ибо он столкнулся во дворе с Фере, которые были столько же шокированы при виде его изгнания, сколь велико было его смущение. Но Камбремеры стремились любой ценой помешать встрече г-на де Шарлюса с г-ном де Шевреньи, считая последнего провинциалом, на основании тех оттенков, которыми пренебрегают в семейном кругу, но учитывают в присутствии посторонних, хотя последние как раз оказываются единственными людьми, не замечающими их. Ведь неприятно показывать своих родственников — доныне таких, какими мы уже перестали быть. В отношении г-на и г-жи Фере нужно отметить, что они были в высшей степени теми людьми, которых обычно называют «люди с хорошим положением». В глазах общества, определявшего их таким образом, конечно, и Германты, и Роганы, и еще многие другие были также людьми с «хорошим положением», но ведь одно их имя уже не нуждалось в этом прибавлении. Тогда как далеко не все знали знаменитое происхождение матери г-на Фере и необыкновенно замкнутый круг, в котором вращались она и ее супруг, поэтому, когда их представляли, то в качестве пояснения всегда добавляли, что это люди «с самым лучшим положением». Не самая ли неизвестность их имени приводила их к этому высокомерному отчуждению? Во всяком случае остается фактом, что чета Фере не бывала даже у людей, с которыми могли бы поддерживать отношения Ла-Тремуй. Надо было обладать тем положением королевы побережья, что присвоила себе старая маркиза де Камбремер в Ламанше, чтобы чета Фере ежегодно соизволила бывать на ее утренниках. Камбремеры пригласили их к обеду и очень рассчитывали на впечатление, которое должен был произвести на них г-н де Шарлюс. Осторожно осведомили их, что он в числе приглашенных. Случайно г-жа Фере не была знакома с ним. Г-жа де Камбремер ощутила при этом живейшее удовлетворение, и улыбка химика, впервые пробующего сделать соединение из двух чрезвычайно важных элементов, мелькнула на ее лице. Дверь открылась, и г-жа де Камбремер чуть не упала в обморок при виде одного Мореля. Подобно государственному секретарю, которому поручено принести извинения министра, или морганатической супруге, которая должна выразить сожаление от лица внезапно занемогшего принца (как обычно поступала г-жа де Кленшан в отношении герцога д’Омаль), Морель произнес самым небрежным тоном: «Барон не приедет. Он как будто нездоров, по крайней мере я думаю, что это является причиной, я не виделся с ним на этой неделе», — добавил он, повергая в полное отчаяние г-жу де Камбремер своими последними словами, ибо она только что уверяла г-на и г-жу Фере, что Морель неотступно состоит при г-не де Шарлюсе. Камбремеры притворились, что отсутствие барона доставило лишь удовольствие их собранию, и потихоньку от Мореля говорили своим гостям: «Мы обойдемся без него, не правда ли, нам будет еще веселее». Но они были в ярости, подозревали новые происки г-жи Вердюрен, и так, переходя от недоразумения к недоразумению, когда последняя опять пригласила их в Ла-Распельер, г-н де Камбремер, не будучи в состоянии отказать себе в удовольствии снова увидеть свой дом и очутиться в маленьком кружке, приехал однако без жены, упомянув, что маркиза в отчаянии, так как доктор не разрешает ей выходить из комнаты. Этим полуприсутствием Камбремеры полагали в одно и то же время проучить г-на де Шарлюса и показать Вердюренам, что в отношении их они придерживаются самой строгой вежливости, как когда-то чистокровные принцессы провожали герцогинь, но лишь до середины соседней комнаты. По прошествии нескольких недель ссора была в самом разгаре. Г-н де Камбремер пробовал давать мне объяснения: «Я должен вам сказать, что нам очень трудно с господином де Шарлюсом. Он крайний дрейфусар». — «Да нет же!» — «Нет, да… Во всяком случае его кузен, принц Германтский, принадлежит к их числу, их достаточно обвиняют в этом. Ведь мои родственники очень следят за этим. Я не могу бывать у таких людей, я поссорюсь со всей своей родней». — «Но если принц Германтский — дрейфусар, то все складывается как нельзя лучше, — сказала г-жа де Камбремер, — ведь Сен-Лу, который, как говорят, женится на его племяннице, тоже принадлежит к их числу. Может быть, это даже повод для брака». — «Но, дорогая моя, не говорите, что Сен-Лу, которого мы так любим, тоже дрейфусар. Нельзя же так легкомысленно распространять подобные слухи, — сказал г-н де Камбремер. — Вы его скомпрометируете в военных кругах». — «Он был когда-то дрейфусаром, а теперь нет, — сказал я г-же де Камбремер. — А вот, что касается его женитьбы на мадмуазель де Германт-Брассак, — правда ли это?» — «Об этом только и говорят, но ведь вам лучше знать». — «Я повторяю вам, что он сам сказал мне, что он дрейфусар, — сказала г-жа де Камбремер. — В конце концов это простительно, Германты наполовину немцы». — «Вы вполне можете сказать это относительно Германтов с улицы Варенн, — сказал Канкан. — Но Сен-Лу — это другой коленкор; мало ли что у него вся родня из немцев, его отец отстаивал свои права на титул французского вельможи, прежде всего вернулся на военную службу в 1871 году и был убит на войне самым благородным образом. Хотя я очень настаиваю на этом, однако не следует преувеличивать ни в ту ни в другую сторону. In medio… virtus, — ах, вот я уже не могу вспомнить. Это одна из фраз, которые произносит доктор Котар. Вот у кого всегда есть что сказать. Вам надо было бы держать здесь маленького Ларусса». Желая умолчать относительно латинской цитаты и отклонить разговор о Сен-Лу, где, по мнению ее супруга, она только что допустила бестактность, г-жа де Камбремер снова накинулась на Хозяйку, ссора с которой нуждалась в еще больших пояснениях. «Мы охотно сдали Ла-Распельер госпоже Вердюрен, — сказала маркиза. — Только она почему-то решила, что вместе с домом и всем тем, что она считает возможным присвоить себе, как эксплуатация лугов, старинные обивки, всякие вещи, отнюдь не входящие в аренду, — у нее будет больше прав на дружбу с нами. Это же абсолютно разные вещи. Наша ошибка была в том, что мы попросту не действовали через управляющего или через контору. В Фетерне это не может иметь значения, но я уже заранее вижу лицо моей тетки де Шнувиль, если в мой приемный день приплелась бы мамаша Вердюрен в растрепанных космах. А если говорить о господине де Шарлюсе, естественно, что он знаком с очень приличными людьми, но у него есть и сомнительные знакомства. Я выясняла». Когда ее закидали вопросами, г-жа де Камбремер сказала: «Говорят, что он содержал какого-то господина Моро, Мориль, Морю, — я не знаю точно. Это не имеет никакого отношения к Морелю-скрипачу, само собой разумеется, — добавила она, покраснев. — Когда я уяснила себе, что госпожа Вердюрен вообразила, будто она в праве рассчитывать на визиты в Париже, снимая у нас помещение в Ламанше, то я увидела, что пора разрубить узел».

Несмотря на ссору с Хозяйкой, Камбремеры поддерживали хорошие отношения с «верными» и охотно садились в наш вагон, когда ехали по железной дороге. Подъезжая к Дувилю, Альбертина в последний раз брала зеркальце, иногда находила нужным сменить перчатки или на секунду снять шляпку и, вынимая из волос подаренный мною черепаховый гребень, приглаживала коки, взбивала их, а если требовалось, повыше закалывала шиньон над завитыми прядями прически, шедшими правильными волнами к затылку. Усаживаясь в ожидавшие нас экипажи, мы уже больше не могли определить, где мы находились; улицы не были освещены; по более сильному шуму колес мы догадывались, что едем по деревне, думали, что подъезжаем, и оказывались в открытом поле, слышался отдаленный колокольный звон, мы забывали о наших смокингах и начинали дремать, как вдруг, в конце длительного пребывания во мраке, которое, вследствие инцидентов, характерных для любой поездки по железной дороге, и дальности расстояния, словно переносило нас далеко за полночь и почти к полпути нашего возвращения в Париж, между тем как экипаж скользил по мелкому гравию, указывая, что мы въезжаем в парк, перед нами, как бы вновь включая нас в светскую жизнь, внезапно вспыхивало яркое освещение салона, затем столовой, где мы невольно отступали назад, слыша, как бьет восемь часов, давно истекшие по нашему ощущению, в то время как перед мужчинами во фраках и дамами в вечерних туалетах сменялись бесчисленные кушанья и тонкие вина за обедом, залитым сверкающими огнями, подобно настоящему столичному обеду, единственным отличием которого была опоясывавшая его двойная лента из мрака и таинственности, сотканная ночными часами, лишенными своей первоначальной торжественности благодаря этим светским развлечениям и проведенными в поле и на море, в течение нашей поездки туда и нашего возвращения оттуда. Последнее и в самом деле заставляло нас покидать мгновенно улетучивающееся, лучезарное великолепие ярко освещенного салона, меняя его на экипажи, куда я обычно стремился попасть вместе с Альбертиной, не желая оставлять мою приятельницу наедине с другими гостями, зачастую же и по другой причине, заключавшейся в том, что вдвоем, в темноте экипажа, мы могли многое позволить себе, а толчки при спусках могли служить оправданием, в случае если б на нас неожиданно брызнул луч света, почему мы так тесно прижимались друг к другу. Когда г-н де Камбремер не был еще в ссоре с Вердюренами, он иногда спрашивал меня: «Не полагаете ли вы, что с этим туманом у вас опять начнется удушье? У моей сестры были ужасные приступы сегодня утром. Ах, и у вас тоже, — добавлял он с удовлетворением. — Я передам ей это сегодня вечером. Я знаю, что,

Скачать:TXTPDF

пригласили один раз с нарочитой целью г-на де Шарлюса без него. Не получая ответа от барона, они испугались, не сделали ли промаха, и, считая злопамятность дурным советчиком, написали запоздалое приглашение