Сайт продается, подробности: whatsapp telegram
Скачать:TXTPDF
Содом и Гоморра
только остаться с вами», — нежно просил Морель. Это было все, чего желал г-н де Шарлюс. Но он не сдавался. «Вы бы ошиблись, если вздумали применить здесь пословицу — кто сильно любит, тот сильно бьет, — ибо сильно любил я вас, но намереваюсь наказать, даже и после нашей ссоры, тех, кто подло пытались причинить вам вред. До сих пор на их недоумевающие инсинуации, когда они осмеливались спросить меня, как мог такой человек, как я, водиться с каким-то парнишкой, каким-то выходцем, я отвечал лишь девизом моих двоюродных братьев Ларошфуко: «Это моя отрада». Я много раз указывал вам, что эта отрада может превратиться в высшую радость для меня и что при этом ваше произвольное возвышение не должно было повлечь за собой моего унижения». В порыве почти безумной гордыни он воскликнул, воздевая руки: «Tantus ab uno splendor! Снизойти еще не значит спуститься, — добавил он, несколько успокоившись после этого исступления гордости и радости. — Я надеюсь, что оба мои противника, несмотря на то, что они различного ранга, принадлежат к той крови, что мне будет не стыдно пролить. Я уже собрал кое-какие негласные сведения, успокоившие меня. Если бы у вас еще оставалось ко мне немного признательности, то вы бы гордились, что из-за вас во мне оживает воинственный дух моих предков, и я повторяю, как они, в случае рокового исхода, теперь, когда я понял, какой вы чудак: «Смерть для меня есть жизнь». И г-н де Шарлюс говорил это вполне искренно, не только из любви к Морелю, но и оттого, что воинственность, которую он наивно предполагал в себе унаследованной от своих предков, заставляла его так сильно ликовать при мысли о предстоящем поединке, что он отказался бы с сожалением от дуэли, сперва выдуманной им, чтобы заставить приехать Мореля. У него не было поединка, чтобы он тотчас же не почувствовал себя доблестным и, как две капли воды, схожим с знаменитым конетаблем де Германт, между тем в отношении других тот же самый акт дуэли казался ему лишенным всякого значения. «Я полагаю, что это будет прекрасно, — искренно сказал он нам, гнусавя при каждом слове. — Что такое видеть Сару Бернар в «Орленке» — это дрянь. Муне-Сюлли в «Эдипе» — тоже. Разве только в «Аренах Нима» у него появляется какой-то отблеск преображения. Но что все это наряду с этим неслыханным делом — видеть, как дерется подлинный потомок коннетабля». И при одной этой мысли г-н де Шарлюс, потеряв голову от восторга, начал выделывать такие контр-удары, напоминавшие Мольера, что мы опасливо придвинули к себе наши пивные кружки и начали бояться, что при первом же скрещивании оружия будут ранены разом противники, врач и секунданты. «Какое это может быть соблазнительное зрелище для художника. Вы знакомы с мосье Эльстиром, — сказал он мне, — вам следовало бы пригласить его». Я ответил, что его не было на побережье. Г-н де Шарлюс заметил на это вскользь, что можно ему протелеграфировать. «О, я говорю это для него, — добавил он, заметив мое молчание. — Для мастера всегда представляет интерес, — а он является таковым на мой взгляд, — запечатлеть пример подобного этнического возрождения. Ведь это случается раз в сто лет».

Но если г-н де Шарлюс приходил в восторг при мысли о поединке, сперва казавшемся ему вымышленным, то Морель думал с ужасом о сплетнях, которые могли разнестись из полкового оркестра, вызванные шумом вокруг этой дуэли, и достигнуть храма на улице Бержер. Уже представляя себе воочию, как обо всем этом узнает «класс», он увивался вокруг г-на де Шарлюса, продолжавшего жестикулировать перед упоительной картиной дуэли. Он умолял барона разрешить ему остаться с ним до послезавтра, предполагаемого дня дуэли, чтобы не терять его из вида и попытаться образумить его. Такое нежное предложение одержало верх над последними колебаниями г-на де Шарлюса. Он сказал, что попробует найти какую-нибудь уловку, отложит на послезавтра окончательное решение. Таким способом, не решая дела одним махом, г-н де Шарлюс мог задержать Чарли, по крайней мере, на два дня и воспользоваться этим, чтобы добиться от него обещаний на будущее взамен на свой отказ от дуэли, — дела, которое, по его словам, само по себе приводило его в восторг и отказаться от которого ему было бы жаль. Впрочем, это было вполне искренно, ибо он всегда любил участвовать в поединках, где предстояло скрестить шпаги или обменяться пулями с противником. Наконец приехал Котар, хотя и с большим опозданием, так как, придя в полный восторг от своего секундантства и в еще большее волнение, он был вынужден останавливаться у каждой фермы или каждого кафе по дороге, с просьбой указать ему «№ 100» или «укромный уголок». Как только он явился, барон увел его с собой в отдельную комнату, ибо он считал более соответствующим регламенту, чтобы Чарли и я не присутствовали при свидании, и был мастер придать любой комнате временное значение тронного зала или зала совещаний. Оставшись наедине с Котаром, он горячо поблагодарил его, но заявил, что переданная ему сплетня вполне вероятно и не была произнесена в действительности, и ввиду этих обстоятельств он просит доктора предупредить второго секунданта, что, за исключением возможных осложнений, инцидент считается исчерпанным. При виде исчезающей опасности Котар ощутил разочарование. Был момент, когда ему захотелось выразить свое негодование, но он вспомнил, что один из его учителей, сделавший в свое время самую блестящую медицинскую карьеру, провалившись в первый раз в Академию всего лишь из-за двух голосов, решил не падать духом и подошел пожать руку избранному конкуренту. Поэтому доктор воздержался от проявления досады, вряд ли способной изменить что-либо, и, проворчав что-то, хотя и был самым трусливым человеком, относительно вещей, которые нельзя спускать, добавил, что все к лучшему, что это решение радовало его. Г-н де Шарлюс, желая выразить свою благодарность доктору точно таким же способом, как его брат, герцог, поправил бы воротник на пальто моего отца или, скорее, как герцогиня обняла бы за талию простолюдинку, подвинул свой стул вплотную к стулу доктора, несмотря на отвращение, которое внушал ему последний. И не только без всякого физического удовольствия, но превозмогая физическое отвращение, как Германт, а не как извращенный человек, прощаясь с доктором, он взял его руку и слегка погладил ее, как ласковый хозяин, похлопывающий морду своей лошади, угощая ее сахаром. Но Котар, никогда не обнаруживая перед бароном, доходили ли до него смутные дурные слухи о его нравах, и тем не менее считая его в глубине души представителем категории «анормальных» людей (ведь он говорил со своим обычным неряшеством в выражениях, и самым серьезным тоном, о камердинере г-на Вердюрена: «Разве он не любовница барона?»), людей очень мало изученных им, вообразил себе, что это поглаживание руки являлось непосредственным началом изнасилования, для осуществления чего барон заманил его в ловушку, дуэль же служила только предлогом, и увел в эту отдельную комнату, где его могли взять силой. Не смея встать со стула, куда его пригвоздил страх, он в ужасе таращил глаза, будто попал в руки дикаря и сомневался, не питается ли тот человечиной. Наконец г-н де Шарлюс выпустил его руку и, желая быть любезным до конца, сказал: «Вы не откажетесь, как принято говорить, выпить с нами то, что когда-то называли мазагран или глория, — это напитки, встречающиеся как некая археологическая редкость только в пьесах Лабиша или в кафе Донсьера. Глория будет подходить и к месту и к обстоятельствам, — не правда ли, что вы скажете по этому поводу?» — «Я являюсь президентом антиалкогольной лиги, — ответил Котар. — Достаточно пройти мимо любому провинциальному лекаришке, чтобы стали говорить, будто я не подаю должного примера. Os homini sublime dedit coelumque tueri», — добавил он, без всякой видимой связи и только потому, что его запас латинских цитат был весьма беден, хотя и вполне достаточен для ошеломляющего действия на его учеников. Г-н де Шарлюс пожал плечами и привел Котара к нам, предварительно попросив его сохранить все это в тайне, что было особенно важно для него, поскольку повод сорвавшейся дуэли был чистым вымыслом. Он не должен был дойти до ушей офицера, оказавшегося произвольной причиной. Пока мы пили вчетвером, вошла г-жа Котар, которая ожидала мужа на улице у входа и которую г-н Шарлюс прекрасно видел, но и не подумал пригласить, и поздоровалась с бароном, протянувшим ей руку, как горничной, не вставая со стула, не то как король, принимающий почести, не то как сноб, не желающий, чтобы за его столик села малоэлегантная женщина, не то как эгоист, стремящийся остаться наедине со своими друзьями, опасаясь скуки. Таким образом, г-жа Котар продолжала стоя разговаривать с г-ном де Шарлюсом и своим мужем. Но, потому ли, что вежливость и надлежащий образ действий не является исключительной привилегией Германтов и может внезапно осенить и направить самые нерешительные умы, или потому, что, часто изменяя своей жене и как бы в расплату за это, Котар порою испытывал потребность стать на ее защиту перед теми, кто не выказывал ей должной почтительности, — доктор вдруг нахмурил брови, чего я никогда не видел у него, и, не спросясь у г-на де Шарлюса, приказал ей: «Однако, Леонтина, что же ты стоишь? Сядь!» — «А я не помешаю вам?» — робко спросила г-жа Котар г-на де Шарлюса, который ничего не ответил, удивившись тону доктора. И еще раз, не давая ему опомниться, Котар повторил властным тоном: «Я сказал тебе — сядь».

Еще через несколько минут все разошлись, и тогда г-н де Шарлюс сказал Морелю: «Из всей этой истории, закончившейся лучше, чем вы заслуживали, я заключаю, что вы не умеете себя вести, и по окончании вашей военной службы я отвезу вас лично к вашему отцу, как поступил архангел Рафаил, посланный Богом к юному Товию». И барон улыбнулся с величественным видом, испытывая радость, отнюдь не разделяемую Морелем, вряд ли довольным перспективой такого водворения домой. В полном восторге от сравнения себя с архангелом, а Мореля — с сыном Товия, г-н де Шарлюс забыл, что его фраза имела целью выяснить, согласится ли Морель уехать с ним в Париж, как он мечтал. Опьяненный любовью или самолюбием, барон не заметил, или притворился, что не заметил, гримасы скрипача при этом и, покидая его в кафе, сказал мне с горделивой улыбкой: «Заметили ли вы, в какой

Скачать:TXTPDF

только остаться с вами», — нежно просил Морель. Это было все, чего желал г-н де Шарлюс. Но он не сдавался. «Вы бы ошиблись, если вздумали применить здесь пословицу — кто