не в Телеграф мою опечатку, потому что в Москву почта идет несносно долго; Полевой напрасно огорчился, ты не напрасно прибавил журнальным, а я недаром отозвался, et le diable n’y perd rien [184]. Вот еще эпиграмма на «Благонамеренного», который, говорят, критиковал моих Приятелей:
Недавно я стихами как-то свистнул… [185]
Отослано к Полевому. Ты уже, думаю, босоножка, полощешься в морской лужице, а я наслаждаюсь душным запахом смолистых почек берез, под кропильницею псковского неба, и жду, чтоб Некто повернул сверху кран и золотые дожди остановились. — Фита в сторону, у нас холодно и грязно — жду разрешения моей участи.
139. В. А. ЖУКОВСКОМУ
Начало июля 1825 г.
Из Михайловского в Петербург.
Неожиданная милость его величества тронула меня несказанно, тем более, что здешний губернатор предлагал уже мне иметь жительство во Пскове, но я строго придерживался повеления высшего начальства. Я справлялся о псковских операторах; мне указали там на некоторого Всеволожского, очень искусного по ветеринарной части и известного в ученом свете по своей книге об лечении лошадей.
Несмотря на всё это, я решился остаться в Михайловском, тем не менее чувствуя отеческую снисходительность его величества.
Боюсь, чтоб медленность мою пользоваться монаршей милостию не почли за небрежение или возмутительное упрямство. Но можно ли в человеческом сердце предполагать такую адскую неблагодарность.
Дело в том, что, 10 лет не думав о своем аневризме, не вижу причины вдруг об нем расхлопотаться. Я всё жду от человеколюбивого сердца императора, авось-либо позволит он мне со временем искать стороны мне по сердцу и лекаря по доверчивости собственного рассудка, а не по приказанию высшего начальства.
Обнимаю тебя горячо.
А. Пушкин.
1825.
Михайловское.
140. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ
13 июля 1825 г.
Из Михайловского в Царское Село.
Брат писал мне, что ты в Царском Селе, что он переписал для тебя мои стихи, а от тебя жду, жду письма и не дождусь — что ты? в Ревеле или еще нет? и что твой Байрон или Бейрон (Toi dont le monde encore ignore le vrai nom!) [186]. Сейчас прочел твои замечания на замечания Дениса на замечания Наполеона — чудо-хорошо! твой слог, живой и оригинальный, тут еще живее и оригинальнее. Ты хорошо сделал, что заступился явно за галлицизмы. Когда-нибудь должно же вслух сказать, что русский метафизический язык находится у нас еще в диком состоянии. Дай бог ему когда-нибудь образоваться наподобие французского (ясного точного языка прозы — т. е. языка мыслей). Об этом есть у меня строфы три и в «Онегине». За твоей статьею следует моя о M-me de Staël [187]. Но не разглашай этого: тут есть одно великодушие, поставленное, во-первых, ради цензуры, а во-вторых, для вящего анонима (род онанизма журнального). Вероятно, ты уже знаешь царскую ко мне милость и позволение приехать во Псков. Я справлялся о тамошних операторах; мне рекомендуют Всеволожского, очень искусного коновала; увидим. Покамест, душа моя, я предпринял такой литературный подвиг, за который ты меня расцелуешь: романтическую трагедию! — смотри, молчи, же: об этом знают весьма немногие. Читал ты моего «А. Шенье в темнице»? Суди об нем, как езуит — по намерению.
Милый мой! мое намерение обнять тебя, но плоть немощна. Прости, прощай — с тобою ли твоя княгиня-лебедушка! кланяйся ей от арзамасского гуся.
13 июля.
Передо мной моя трагедия. Не могу вытерпеть, чтоб не выписать ее заглавия: Комедия о настоящей беде Московскому государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве писал раб божий Александр сын Сергеев Пушкин в лето 7333, на городище Воронине. Каково?
141. П. А. ПЛЕТНЕВУ
Около (не позднее) 19 июля 1825 г.
Из Тригорского (?) в Петербург.
Милый мой поэт, вот еще тебе поправка в «А. Шенье» (в посвящении Николаю Раевскому последняя строфа)
Певцу etc.
Несу надгробные цветы etc.
Что не слышно тебя! у нас осень, дождик шумит, ветер шумит, лес шумит — шумно, а скучно. Женится ли Дельвиг? опиши мне всю церемонию. Как он хорош должен быть под венцом! жаль, что я не буду его шафером.
Скажи от меня Козлову, что недавно посетила наш край одна прелесть, которая небесно поет его «Венецианскую ночь» на голос гондольерского речитатива — я обещал известить о том милого, вдохновенного слепца. Жаль, что он не увидит ее — но пусть вообразит себе красоту и задушевность — по крайней мере дай бог ему ее слышать!
Questo è scritto in presenza della donna, comme ogni puo veder. Addio caro poeta. Scrivete mi, vi prego.
Tutto il vostro. [188]
142. АННЕ Н. ВУЛЬФ
21 июля 1825 г.
Из Михайловского в Ригу.
Je vous écris après m’être enivré bien tristement: vous voyez que je tiens parole.
Hé bien! êtes vous à Riga? avez vous fait des conquêtes? vous marierez-vous bientôt? Avez vous trouvé des Houlans? mandez-moi tout cela dans le plus grand détail, car vous savez que malgré mes mauvaises plaisanteries, je m’intéresse véritablement à tout ce que vous concerne. Je voulais vous gronder, mais je n’en ai pas le courage à une distance si respectueuse. Pour de la morale et des conseils, vous en aurez. Ecoutez bien — 1) Au nom du ciel, ne soyez étourdie qu’avec vos amis (au masculin), ceux-ci n’en profiteront que pour leur propre compte, au lieu que les amies vous feront du tort; car mettez-vous dans la tête que toutes sont aussi vaines et aussi bavardes que vousmême. 2) Portez des robes courtes, car vous avez de très jolis pieds, et ne vous ébouriffez pas les tempes quand même ça serait la mode, puisque vous avez le malheur d’avoir une figure ronde. 3) Vous êtes devenue bien savante depuis quelque temps, mais n’en faites pas semblant, et si un houlan vous dit, что с вами нездорово вальсировать, ne riez pas, ne minaudez pas, ne paraissez pas en être fière; mouchez-vous, détournez la tête et parlez d’autre chose. 4) N’oubliez pas la dernière édition de Byron.
Savez vous pourquoi je voulais vous gronder? non? La fille perverse, sans sentiment et sans etc…et vos promesses donc, les avez vous tenues? allons, je ne vous en parlerai plus et je vous pardonne, d’autant plus que je ne m’en suis souvenu moi-même qu’après votre départ. C’est singulier — où donc avais-je ma tête? Sur ce, parlons d’autres choses.
Tout Trigorsky chante. Не мила ей прелесть NB: ночи, et cela me serre le coeur, hier M-r Alexis et moi nous avons parlé quatre heures de suite. Jamais nous n’avons eu une aussi longue conversation. Devinez ce qui nous a uni tout à coup. Ennui? conformité de sentiment? je n’en sais rien. Je me promène toutes les nuits darns mon jardin, je dis: elle était là — la pierre qu’elle a heurtée est sur ma table auprès d’une héliotrope, fanée, j’écris beaucoup de vers — tout cela, si vous voulez, ressemble beaucoup à de l’amour mais je vous jure qu’il n’en est rien. Si j’étais amoureux, j’aurais en dimanche des convulsions de rage et de jalousie, et je n’ai été que piqué… cependant l’idée que je ne suis rien pour elle, qu’après avoir éveillé, occupé son imagination, je n’ai qu’amusé sa curiosité, que mon souvenir ne la rendra pas un moment plus distraite au milieu de ses triomphes ni plus sombre dans ses jours de tristesse, que ses beaux yeux s’attacheront sur quelque fat de Riga avec la même expression déchirante et voluptueuse… non, cette idée m’est insupportable, dites lui que j’en mourrai; — non, ne le lui dites pas; elle s’en moquerait, cette délicieuse créature. Mais dites-lui, que si son coeur n’a pas pour moi une tendresse secrète, un penchant mélancolique et mystérieux, je la méprise, entendez vous? oui, je la méprise malgré tout l’étonnement que doit lui causer un sentiment aussi nouveau.
Adieu, M-lle la Baronne, recevez l’hommage de votre prosaïque adorateur.
21 juillet.
P. S. Envoyez moi le recette que vous m’avez promise, j’ai fait tant de farces que je n’en peux plus — maudite visite, maudit départ! {18}
143. А. А. ДЕЛЬВИГУ
23 июля 1825 г.
Из Михайловского в Петербург.
Сейчас узнаю, что ты ко мне писал, но письмо твое до меня не дошло, дай бог, чтоб новый Никита им воспользовался! я чрезвычайно за тебя беспокоюсь; не сказал ли ты чего-нибудь лишнего или необдуманного; участие дружбы можно перетолковать в другую сторону — а я боюсь быть причиною неприятностей для лучших из друзей моих.
Мне пишет Петр Александрович, что обо мне намерены передоложить. Напрасно; письмо моей матери ясно; ответ окончателен. Во Пскове, конечно, есть лекаря — чего ж мне более?
С братом я в сношения входить не намерен. Он знал мои обстоятельства и самовольно затрудняет их. У меня нет ни копейки денег в минуту нужную, я не знаю, когда и как я получу их. Беспечность и легкомыслие эгоизма извинительны только до некоторой степени. Если он захочет переписать мои стихи, вместо того чтоб читать их на ужинах и украшать ими альбом Воейковой, то я буду ему благодарен, если нет, то пусть отдаст он рукопись мою тебе, а ты уж похлопочи с Плетневым.
Ты, слышал я, женишься в августе, поздравляю, мой милый — будь счастлив, хоть это чертовски мудрено. Целую руку твоей невесте и заочно люблю ее, как дочь Салтыкова и жену Дельвига.
23 июля.
Прасковья Александровна уехала, и я один.
Зачем было заменять мое письмо, дельное и благоразумное, письмом моей матери? Не полагаясь ли на чувствительность …? ….. Ошибка важная! в первом случае я бы поступил прямодушно, во втором могли только подозревать мою хитрость и неуклончивость.
Некто Вибий Серен, по доносу своего сына, был присужден римским сенатом к заточению на каком-то безводном острове, Тиберий воспротивился сему решению, говоря, что человека, коему дарована жизнь, не должно лишать способов к поддержанию жизни. Слова, достойные ума светлого и человеколюбивого! — чем более читаю Тацита, тем более мирюсь с Тиберием. Он был один на величайших государственных умов древности.
144. А. П. КЕРН
25 июля 1825 г.
Михайловское.
J’ai eu la faiblesse de vous demander la permission de vous écrire et vous l’étourderie ou la coquetterie de me le permettre. Une correspondance ne mène à rien,]e le sais; mais je n’ai pas la force de résister au désir d’avoir un mot de votre jolie main.
Votre visite à Trigorsky m’a laissé une impression plus forte et plus pénible, que celle qu’avait produite jadis notre rencontre chez Оленин. Ce que j’ai de
