превосходительства.
С глубочайшим почтением и с душевной преданностию честь имею быть,
Вашего превосходительства
всепокорнейший слуга
Александр Пушкин.
Москва, 1827.
24 апр.
227. А. А. МУХАНОВУ
Февраль — первая половина мая 1827 г.
В Москве.
Envoyez moi le plan de Pétersbourg. Quand nous reverrons-nous?
A. P.
Vous êtes malade? Je viendrai ce soir chez vous. {41}
228. Л. С. ПУШКИНУ
18 мая 1827 г.
Из Москвы в Тифлис.
Что ты мне не пишешь, и что не пишет ко мне твой командир? Завтра еду в Петербург увидаться с дражайшими родителями, comme on dit [234], и устроить свои денежные дела. Из Петербурга поеду или в чужие края, т. е. в Европу, или восвояси, т. е. во Псков, но вероятнее в Грузию, не для твоих прекрасных глаз, а для Раевского. Письмо мое доставит тебе М. И. Корсакова, чрезвычайно милая представительница Москвы. Приезжай на Кавказ и познакомься с нею — да прошу не влюбиться в дочь.
Кончилась ли у вас война? видел ли ты Ермолова, и каково вам после его? Пиши ко мне на имя сестры, а она куда-нибудь да перешлет мне.
А. П.
18 мая.
229. П. А. ОСИПОВОЙ
Около (но позднее) 10 июня 1827 г.
Из Петербурга в Тригорское.
Je suis bien coupable envers vous mais pas tant que vous pouvez le penser. Arrivé à Moscou je vous ai tout de suite écrit on adressant mes lettres на Ваше имя в почтамт. Il se trouve que vous ne les avez pas reçues. Cela m’a découragé, et je n’ai plus repris la plume. Puisque vous daignez vous intéresser encore à moi, que vous dirai-je, Madame, de mon séjour à Moscou, et de mon arrivée a Pétersbourg — l’insipidité et la stupidité de nos deux capitales sont égales, quoique diverses, et comme j’ai des prétentions à l’impartialité, je dirai que si l’on m’eût donné à choisir entre les deux, j’aurais choisi Trigorsk — à peu prés comme Arlequin, qui sur la question qu’aimerait-il mieux: d’être roué ou pendu? répondit: j’aime mieux une soupe au lait. — Je suis ici sur mon départ et je compte absolument venir passer quelques jours à Михайловское: je salue en attendant de tout mon coeur vous et tout ce qui tient à vous. {42}
230. М. П. ПОГОДИНУ
10 июня 1827 г.
Из Петербурга в Москву.
Очень вас благодарю и с поспешностию отсылаю корректуру — ай да Соболевский, ай да Байбак! что тут он нагородил! —
От него получил я письмо и на днях отвечу — покамест я с вожделением думаю о Silleri [235] по 11 р. ассигнациями.
10 июня.
231. А. Х. БЕНКЕНДОРФУ
29 июня 1827 г.
В Петербурге.
Александр Христофорович,
По приезде моем в С.-Петербург являлся я к Вам, но не имел счастия найти дома. Полагая, что Вы заблагорассудите сами потребовать меня, до сих пор я Вас не беспокоил. Теперь осмеливаюсь просить Вас дозволить мне к Вам явиться, где и когда будет угодно Вашему превосходительству.
С чувством глубочайшего почтения и преданности честь имею быть
Вашего превосходительства
покорнейший слуга
Александр Пушкин.
1827. 29 июня.
Спб.
232. С. А. СОБОЛЕВСКОМУ
15 июля 1827 г.
Из Петербурга в Москву.
15 июля.
Вечор узнал я о твоем горе и получил твои два письма. Что тебе скажу? про старые дрожжи не говорят трожды; не радуйся нашед, не плачь потеряв — посылаю тебе мою наличность, остальные 2500 получишь вслед. «Цыганы» мои не продаются вовсе; деньги же эти — трудовые, в поте лица моего выпонтированные у нашего друга Полторацкого. Приезжай в Петербург, если можешь. Мне бы хотелось с тобою свидеться да переговорить о будущем. Перенеси мужественно перемену судьбы твоей, т. е. по одежке тяни ножки — всё перемелется, будет мука. Ты видишь, что, кроме пословиц, ничего путного тебе сказать не сумею. Прощай, мой друг.
233. Е. М. ХИТРОВО
18 июня 1827 г. (?)
В Петербурге.
Madame,
Je ne sais comment Vous exprimer toute ma reconnaissance pour l’intérêt que vous daignez prendre à ma santé; je suis presque confus de me porter si bien. Une circonstance bien importune me prive aujourd’hui du bonheur d’être chez vous. Veuillez recevoir mes regrets et mes excuses ainsi que l’hommage de ma haute considération.
18 juillet.
Pouchkine. {43}
234. А. Х. БЕНКЕНДОРФУ
20 июля 1827 г.
В Петербурге.
Александр Христофорович,
В 1824 году г. статский советник Ольдекоп без моего согласия и ведома перепечатал стихотворение мое «Кавказский пленник» и тем лишил меня невозвратно выгод второго издания, за которое уже предлагали мне в то время книгопродавцы 3 000 рублей. Вследствие сего родитель мой, статский советник Сергей Львович Пушкин, обратился с просьбою к начальству, но не получил никакого удовлетворения, а ответствовали ему, что г. Ольдекоп перепечатал-де «Кавказского пленника» для справок оригинала с немецким переводом, что к тому же не существует в России закона противу перепечатывания книг, и что имеет он, статский советник Пушкин, преследовать Ольдекопа токмо разве яко мошенника, на что не смел я согласиться из уважения к его званию и опасения заплаты за бесчестие.
Не имея другого способа к обеспечению своего состояния, кроме выгод от посильных трудов моих, и ныне лично ободренный Вашим превосходительством, осмеливаюсь наконец прибегнуть к высшему покровительству, дабы и впредь оградить себя от подобных покушений на свою собственность.
Честь имею быть с чувством глубочайшего почтения, благодарности и преданности
Вашего превосходительства,
покорнейшим слугою
Александр Пушкин.
С.-Петербург.
20 июля 1827.
235. А. Х. БЕНКЕНДОРФУ
20 июля 1827 г.
В Петербурге.
Александр Христофорович,
Честь имею препроводить на рассмотрение Вашего превосходительства новые мои стихотворения. Если Вы соблаговолите снабдить меня свидетельством для цензуры, то, вследствие Вашего снисходительного позволения, осмеливаюсь просить Вас о доставлении всех сих бумаг издателю моих сочинений, надворному советнику Петру Александровичу Плетневу.
Препровождая при сем записку о деле моем с г. Ольдекопом, с глубочайшим почтением и преданностию имею честь быть,
Вашего превосходительства
покорнейшим слугою
Александр Пушкин.
С.-Петербург.
20 июля 1827.
236. А. А. ДЕЛЬВИГУ
31 июля 1827 г.
Из Михайловского в Ревель.
Под небом голубым страны своей родной… [236]
Вот тебе обещанная элегия, душа моя. Теперь у тебя отрывок из «Онегина», отрывок из «Бориса» да эта пьеса. Постараюсь прислать еще что-нибудь. Вспомни, что у меня на руках «Московский вестник» и что я не могу его оставить на произвол судьбы и Погодина. Если кончу послание к тебе о черепе твоего деда, то мы и его тиснем. Я в деревне и надеюсь много писать, в конце осени буду у вас; вдохновенья еще нет, покамест принялся я за прозу. Пиши мне о своих занятиях. Что твоя проза и что твоя поэзия? Рыцарский Ревель разбудил ли твою заспанную музу? у вас Булгарин? Кстати: Сомов говорил мне о его «Вечере у Карамзина». Не печатай его в своих «Цветах». Ей-богу неприлично. Конечно, вольно собаке и на владыку лаять, но пускай лает она на дворе, а не у тебя в комнатах. Наше молчание о Карамзине и так неприлично; не Булгарину прерывать его. Это было б еще неприличнее. Что твоя жена? помогло ли ей море? Няня ее целует, а я ей кланяюсь. — Пиши же.
31 июля. Михайловское.
237. М. П. ПОГОДИНУ
Вторая половина (не позднее 30) августа 1827 г.
Из Михайловского в Москву.
О т р ы в о к и з О н е г и н а.
В начале жизни мною правил… [237]
Что вы делаете? что наш «Вестник»? Посылаю вам лоскуток «Онегина» ему на шапку. «Фауст» и другие стихи не вышли еще из-под царской цензуры; коль скоро получу, перешлю к вам. Я убежал в деревню, почуя рифмы.
Пока не требует поэта… [238]
Назовите эти стихи да и тисните. Vale [239].
Что делает мой бедный Байбак? где он?
238. М. П. ПОГОДИНУ
31 августа 1827 г.
Из Михайловского в Москву.
Победа, победа! «Фауста» царь пропустил, кроме двух стихов: Да модная болезнь, она Недавно вам подарена. Скажите это от меня господину, который вопрошал нас, как мы смели представить пред очи его высокородия такие стихи! Покажите ему это письмо и попросите его высокородие от моего имени впредь быть учтивее и снисходительнее. Плетнев доставит Вам сцену, с копией отношения Бенкендорфа. Если московская цензура все-таки будет упрямиться, то напишите мне, а я опять буду беспокоить государя императора всеподданнейшей просьбою и жалобами на неуважение высочайшей его воли.
Теперь обратимся к другому предмету. Вы хотите издать «Уранию»!!! et tu, Brute [240]!!.. Но подумайте: на что это будет похоже? Вы, издатель европейского журнала в азиатской Москве, Вы, честный литератор между лавочниками литературы, вы!..… Нет, вы не захотите марать себе рук альманашной грязью. У Вас много накопилось статей, которые не входят в журнал; но каких же? Quod licet Uraniae, licet [241] тем паче «Московскому вестнику»; не только licet [242], но decet. Есть и другие причины. Какие? деньги? деньги будут, будут. Ради бога, не покидайте «Вестника»; на будущий год обещаю Вам безусловно деятельно участвовать в его издании: для того разрываю непременно все связи с альманашниками обеих столиц. Главная ошибка наша была в том, что мы хотели быть слишком дельными; стихотворная часть у нас славная: проза может быть еще лучше, но вот беда: в ней слишком мало вздору. Ведь верно есть у вас повесть для «Урании»? давайте ее в «Вестник». Кстати о повестях: они должны быть непременно существенной частию журнала, как моды у «Телеграфа». У нас не то, что в Европе, — повести в диковинку. Они составили первоначальную славу Карамзина; у нас про них еще толкуют.
Ваша индейская сказка «Переправа» в европейском журнале обратит общее внимание, как любопытное открытие учености, у нас тут видят просто повесть и важно находят ее глупою. Чувствуете разницу? Вестник Московский, по моему беспристрастному, совестному мнению, — лучший из русских журналов. В «Телеграфе» похвально одно ревностное трудолюбие — а хороши одни статьи Вяземского — но зато за одну статью Вяземского в «Телеграфе» отдам три дельные статьи «Московского вестника». Его критика поверхностна или несправедлива, но образ его побочных мыслей и их выражения резко оригинальны, он мыслит, се́рдит и заставляет мыслить и смеяться: важное достоинство, особенно для журналиста! Если вы с ним увидитесь, скажите ему, что я пред ним виноват, но что всё собираюсь загладить свою вину. Не знаю, увижу ли я вас нынче; по крайней мере хочется зимою побывать в белокаменной. До свидания, милый и любезный. Весь Ваш без церемоний.
31 авг. Михайловское.
P. S. Еще слово: издание «Урании», ей-богу, может, хотя и несправедливо, повредить вам в общем мнении порядочных людей. Прочтите, что́ Вяземский сказал об альманахе издателя «Благонамеренного»; он совершенно прав. Публика наша глупа, но не должно ее морочить. Так точно как журнальный сыщик Сережа глуп, но не должно
