бы сам кой-какие дела обработал, например бриллианты жены моей, которые стараюсь спасти от банкрутства тещи моей и от лап Семена Федоровича. Дедушка свинья; он выдает свою третью наложницу замуж с 10 000 приданого, а не может заплатить мне моих 12 000 — и ничего своей внучке не дает. Наталья Николаевна брюхата — в мае родит. Всё это очень изменит мой образ жизни; и обо всем надобно подумать.
Что-то Москва? как вы приняли государя и кто возьмется оправдать старинное московское хлебосольство? Бояра перевелись. Денег нет; нам не до праздников. Москва губернский город, получающий журналы мод. Плохо. Жду Вяземского; не знаю, не затею ли чего-нибудь литературного, журнала, альманака или тому подобного. Лень. Кстати, я издаю «Северные цветы» для братьев нашего покойного Дельвига; заставь их разбирать. Доброе дело сделаем. Повести мои напечатаны; на днях получишь. Поклон твоим. Обнимаю тебя от сердца.
22 окт.
457. Д. Н. БЛУДОВУ (?)
Вторая половина октября 1831 г. (?)
В Петербурге.
(Черновое)
Сердечно благодарю Ваше высокопревосходительство за лестное участие, Вами оказываемое. Сегодня утром намеревался я приехать к Вам по долгу службы — по приказанию Вашему явлюсь вечером.
С истинным…
458. П. И. МИЛЛЕРУ
После 24 октября — начало ноября (?) 1831 г.
Из Петербурга (?) в Царское Село.
У меня взяли читать повести. Пришлю вам их как скоро получу. До свиданья.
А. П.
459. Е. Ф. РОЗЕНУ
Октябрь — первая половина ноября 1831 г.
Из Царского Села в Петербург или в Петербурге.
Вот Вам, любезный барон, «Пир во время чумы» из Вильсоновой трагедии à effet [311]; предприняв издание 3-го тома моих мелких стихотворений, не посылаю Вам некоторых из них, ибо, вероятно, они явятся прежде вашей «Альционы». Горю нетерпением прочитать Ваше предисловие к «Борису», думаю для второго издания написать к Вам письмо, если позволите, и в нем изложить свои мысли и правила, коими руководствовался, сочиняя мою трагедию.
Весь ваш А. П.
460. И. М. ЯЗЫКОВУ
18 ноября 1831 г.
Из Петербурга в Москву.
Сердечно благодарю Вас, любезный Николай Михайлович, Вас и Киреевского за дружеские письма и за прекрасные стихи, если бы к тому присовокупили вы еще свои адресы, то я был бы совершенно доволен. Поздравляю всю братию с рождением «Европейца». Готов с моей стороны служить Вам чем угодно, прозой и стихами, по совести и против совести. Феофилакт Косичкин до слез тронут вниманием, коим удостоиваете Вы его; на днях получил он благодарственное письмо от А. Орлова и собирается отвечать ему; потрудитесь отыскать его (Орлова) и доставить ему ответ его друга (или от его друга, как пишет Погодин). Жуковский приехал; известия, им привезенные, очень утешительны; тысяча, пробитая Вами, очень поправит домашние обстоятельства нашей бедной литературы. Надеюсь на Хомякова: Самозванец его не будет уже студент, а стихи его всё будут по-прежнему прекрасны. Торопите Вяземского, пусть он пришлет мне своей прозы и стихов; стыдно ему; да и Баратынскому стыдно. Мы правим тризну по Дельвиге. А вот как наших поминают! и кто же? друзья его! ей-богу, стыдно. Хвостов написал мне послание, где он помолодел и тряхнул стариной. Он говорит:
Приближася похода к знаку,
Я стал союзник Зодиаку;
Холеры не любя пилюль,
Я пел при старости июль
и проч. в том же виде. Собираюсь достойно отвечать союзнику Водолея, Рака и Козерога. В прочем всё у нас благополучно.
461. Ф. Н. ГЛИНКЕ
21 ноября 1831 г.
Из Петербурга в Тверь.
Федор Николаевич,
Мы здесь затеяли в память нашего Дельвига издать последние «Северные цветы». Изо всех его друзей только Вас да Баратынского не досчитались мы на поэтической тризне; именно тех двух поэтов, с коими, после лицейских его друзей, более всего был он связан. Мне говорят, будто Вы на меня сердиты; это не резон: сердце сердцем, а дружба дружбой. Хороши и те, которые ссорят нас бог ведает какими сплетнями. С моей стороны, моим искренним, глубоким уважением к Вам и Вашему прекрасному таланту я перед Вами совершенно чист.
Надеюсь еще на Вашу благосклонность и на Ваши стихи. Может быть, увижу Вас скоро; по крайней мере приятно кончить мне письмо мое сим желанием. Весь Ваш без церемонии
А. Пушкин.
21 н.
462. А. X. БЕНКЕНДОРФУ
24 ноября 1831 г.
В Петербурге.
Mon Général,
N’étant pas encore attaché définitivement au service ot des affaires pressentes nécessitant ma présence à Moscou, je suis obligé de m’absenter pour deux ou trois semaines sans d’autre autorisation que celle de l’officier de quartier. Je crois de mon devoir d’en prévenir votre Excellence.
Je saisis cette occasion pour vous parler d’une chose qui m’est toute personnelle. L’intérêt que vous avez toujours daigné me témoigner, m’encourage à vous en parler en détail et en toute confiance.
Il y a un an à peu près que dans l’un de nos journaux on imprima un article satyrique dans lequel on parlait d’un certain littérateur qui manifestait des prétentions à une origine noble, tandis qu’il n’était qu’un bourgeois-gentilhomme. On ajoutait que sa mère était une mulâtre dont le père, pauvre négrillon, avait été acheté par un matelot pour une bouteille de rhum. Quoique Pierre le Grand ne ressemblât guère à un matelot ivre, c’était me désigner assez clairement, vu qu’il n’y a que moi de littérateur russe qui comptasse un nègre parmi mes ancêtres. Comme l’article en question était imprimé dans une gazette officielle, qu’on avait poussé l’indécence jusqu’à parler de ma mère dans un feuilleton qui ne devrait être que littéraire, et que nos gazetiers ne se battent pas en duel, je crus devoir répondre au satyrique anonyme, ce que je fis en vers et très vertement. J’envoyais ma réponse à feu Delvig, en le priant de l’insércr dans son journal. Delvig m’engagea à la supprimer, me faisant observer qu’il y aurait du ridicule à se défendre la plume à la main contre des attaques de cette nature et à afficher des sentiments aristocratiques, lorsqu’à tout prendre on n’était qu’un gentilhomme-bourgeois, sinon un bourgeois-gentilhomme. Je me rendis à son avis, et l’affaire en resta là: cependant il courut quelques copies de cette réponse, ce dont je ne suis pas fâché, attendu qu’il n’y a rien que je voulus désavouer. J’avoue que je tiens à ce qu’on appèlle des préjugés: je tiens à être aussi bon gentilhomme que qui que ce soit, quoique cela ne rapporte pas grand’chose; je tiens beaucoup enfin au nom de mes ancêtres, puisque c’est le seul héritage qu’ils m’ont laissé.
Mais comme on pourrait prendre mes vers pour une satyre indirecte sur l’origine de quelques familles marquantes, si on ne savait que c’est une réponse très modérée à une provocation très repréhensible, je me suis fait un devoir de vous en donner franchement l’explication, et d’y joindre la pièce en question.
Agréez, Général, l’hommage de ma haute considération.
De Votre Excellence
le très humble et très obéissant serviteur
Alexandre Pouchkine.
24 Nov.
St. P. b. {118}
463. Е. М. ХИТРОВО
Вторая половина октября — ноябрь 1831 г.
В Петербурге.
Merci beaucoup pour le Garçon boucher. Il y a du vrai talent dans tout cela. Mais Barnave… Barnave; voici Manzoni qui appartient au comte Litta. Veuillez le lui faire remettre et ne faites pas attention à mes prophéties. {119}
464. НЕИЗВЕСТНОМУ
После 5 декабря 1830 г. — ноябрь 1831 г. (?)
В Москве, или Царском Селе, или Петербурге.
A la lettre je n’ai pas le sou. Veuillez attendre un jour ou deux.
Tout à vous A. P. {120}
465. Н. Н. ПУШКИНОЙ
6 декабря 1831 г.
Из Москвы в Петербург.
Сейчас приехал к Нащокину на Пречистенском Валу, в дом г-жи Ильинской. Завтра буду тебе писать. Сегодня мочи нет устал. Целую тебя, женка, мой ангел.
6 дек.
466. Н. Н. ПУШКИНОЙ
8 декабря 1831 г.
Из Москвы в Петербург.
Здравствуй, женка, мой ангел. Не сердись, что третьего дня написал я тебе только три строки; мочи не было, так устал. Вот тебе мой Itinéraire [312]. Собирался я выехать в зимнем дилижансе, но мне объявили, что по причине оттепели должен я отправиться в летнем; взяли с меня лишних 30 рублей и посадили в четвероместную карету вместе с двумя товарищами. А я еще и человека с собою не взял в надежде путешествовать одному. Один из моих спутников был рижский купец, добрый немец, которого каждое утро душили мокроты и который на станции ровно час отхаркивался в углу. Другой мемельский жид, путешествующий на счет первого. Вообрази, какая веселая компания. Немец три раза в день и два раза в ночь аккуратно был пьян. Жид забавлял его во всю дорогу приятным разговором, например по-немецки рассказывал ему Iwan Wijigin; (ganz charmant! [313]) Я старался их не слушать и притворялся спящим. Вслед за нами ехали в дилижансах трое купцов, княгиня Голицына (Ланская), приятель мой Жемчужников, фрейлина Кочетова и проч. Всё это останавливалось вместе; ни на минуту не было покоя; в Валдае принуждены мы были пересесть в зимние экипажи и насилу дотащились до Москвы. Нащокина не нашел я на старой его квартире; насилу отыскал его у Пречистенских ворот в доме Ильинской (не забудь адреса). Он всё тот же: очень мил и умен; был в выигрыше, но теперь проигрался, в долгах и хлопотах. Твою комиссию исполнил: поцеловал за тебя и потом объявил, что Нащокин дурак, дурак Нащокин. Дом его (помнишь?) отделывается; что за подсвечники, что за сервиз! он заказал фортепьяно, на котором играть можно будет пауку, и судно, на котором испразнится разве шпанская муха. Видел я Вяземских, Мещерских, Дмитриева, Тургенева, Чаадаева, Горчакова, Дениса Давыдова. Все тебе кланяются; очень расспрашивают о тебе, о твоих успехах; я поясняю сплетни, а сплетен много. Дам московских еще не видал; на балах и в собрание, вероятно, не явлюсь. Дело с Нащокиным и Догановским, вероятно, скоро кончу, о твоих бриллиантах жду известия от тебя. Здесь говорят, что я ужасный ростовщик; меня смешивают с моим кошельком. Кстати: я кошелек обратил в мошну и буду ежегодно праздновать родины и крестины, сверх положенных именин. Москва полна еще пребыванием двора, в восхищении от царя, и еще не отдохнула от балов; Цыхлер сделал в один месяц 80 тысяч чистого барыша. А. Корсакова выходит за князя Вяземского. Вот тебе все наши новости. Надеюсь увидеть тебя недели через две; тоска без тебя; к тому же с тех пор, как я тебя оставил, мне всё что-то страшно за тебя. Дома ты не усидишь, поедешь во дворец, и того и гляди, выкинешь на сто пятой ступени комендантской лестницы. Душа
