но дело в том,

Что степь нагая там кругом;

Кой-где недавный труд заставил

Младые ветви в знойный день

Давать насильственную тень.

*

А где, бишь, мой рассказ несвязный?

В Одессе пыльной, я сказал.

Я б мог сказать: в Одессе грязной —

И тут бы, право, не солгал.

В году недель пять-шесть Одесса,

По воле бурного Зевеса,

Потоплена, запружена,

В густой грязи погружена.

Все домы на аршин загрязнут,

Лишь на ходулях пешеход

По улице дерзает вброд;

Кареты, люди тонут, вязнут,

И в дрожках вол, рога склоня,

Сменяет хилого коня.

*

Но уж дробит каменья молот,

И скоро звонкой мостовой

Покроется спасенный город,

Как будто кованой броней.

Однако в сей Одессе влажной

Еще есть недостаток важной;

Чего б вы думали? — воды.

Потребны тяжкие труды…

Что ж? это небольшое горе,

Особенно, когда вино

Без пошлины привезено.

Но солнце южное, но море…

Чего ж вам более, друзья?

Благословенные края!

Бывало, пушка зоревая

Лишь только грянет с корабля,

С крутого берега сбегая,

Уж к морю отправляюсь я.

Потом за трубкой раскаленной,

Волной соленой оживленной,

Как мусульман в своем раю,

С восточной гущей кофе пью.

Иду гулять. Уж благосклонный

Открыт Casino; чашек звон

Там раздается; на балкон

Маркёр выходит полусонный

С метлой в руках, и у крыльца

Уже сошлися два купца.

*

Глядишь — и площадь запестрела.

Всё оживилось; здесь и там

Бегут за делом и без дела,

Однако больше по делам.

Дитя расчета и отваги,

Идет купец взглянуть на флаги,

Проведать, шлют ли небеса

Ему знакомы паруса.

Какие новые товары

Вступили нынче в карантин?

Пришли ли бочки жданных вин?

И что чума? и где пожары?

И нет ли голода, войны

Или подобной новизны?

*

Но мы, ребята без печали,

Среди заботливых купцов,

Мы только устриц ожидали

От цареградских берегов.

Что́ устрицы? пришли! О радость!

Летит обжорливая младость

Глотать из раковин морских

Затворниц жирных и живых,

Слегка обрызнутых лимоном.

Шум, споры — легкое вино

Из погребов принесено

На стол услужливым Отоном; [25]

Часы летят, а грозный счет

Меж тем невидимо растет.

*

Но уж темнеет вечер синий,

Пора нам в оперу скорей;

Там упоительный Россини,

Европы баловень — Орфей.

Не внемля критике суровой,

Он вечно тот же, вечно новой,

Он звуки льет — они кипят,

Они текут, они горят

Как поцелуи молодые,

Все в неге, в пламени любви,

Как зашипевшего Аи

Струя и брызги золотые…

Но, господа, позволено ль

С вином равнять do-re-mi-sol?

*

А только ль там очарований?

А разыскательный лорнет?

А закулисные свиданья?

A prima donna? а балет?

А ложа, где, красой блистая,

Негоциантка молодая,

Самолюбива и томна,

Толпой рабов окружена?

Она и внемлет и не внемлет

И каватине, и мольбам,

И шутке с лестью пополам…

А муж — в углу за нею дремлет,

Впросонках фора закричит,

Зевнет и — снова захрапит.

*

Финал гремит; пустеет зала;

Шумя, торопится разъезд;

Толпа на площадь побежала

При блеске фонарей и звезд,

Сыны Авзонии счастливой

Слегка поют мотив игривой,

Его невольно затвердив,

А мы ревем речитатив.

Но поздно. Тихо спит Одесса;

И бездыханна и тепла

Немая ночь. Луна взошла,

Прозрачно-легкая завеса

Объемлет небо. Всё молчит;

Лишь море Черное шумит…

*

Итак, я жил тогда в Одессе…

ДЕСЯТАЯ ГЛАВА

I

Властитель слабый и лукавый,

Плешивый щеголь, враг труда,

Нечаянно пригретый славой,

Над нами царствовал тогда.

……………………

II

Его мы очень смирным знали,

Когда не наши повара

Орла двуглавого щипали

У Бонапартова шатра.

…………………

III

Гроза двенадцатого года

Настала — кто тут нам помог?

Остервенение народа,

Барклай, зима иль русский бог?

…………………

IV

Но бог помог — стал ропот ниже,

И скоро силою вещей

Мы очутилися в Париже,

А русский царь главой царей.

…………………

V

И чем жирнее, тем тяжеле.

О русский глупый наш народ,

Скажи, зачем ты в самом деле

…………………

VI

Авось, о Шиболет народный,

Тебе б я оду посвятил,

Но стихоплет великородный

Меня уже предупредил

…………………

Моря достались Албиону

…………………

VII

Авось, аренды забывая,

Ханжа запрется в монастырь,

Авось по манью Николая

Семействам возвратит Сибирь

…………………

Авось дороги нам исправят

…………………

VIII

Сей муж судьбы, сей странник бранный,

Пред кем унизились цари,

Сей всадник, папою венчанный,

Исчезнувший как тень зари,

…………………

Измучен казнию покоя

…………………

IX

Тряслися грозно Пиренеи —

Волкан Неаполя пылал,

Безрукий князь друзьям Мореи

Из Кишинева уж мигал.

…………………

Кинжал Л тень Б [26]

……………..

X

Я всех уйму с моим народом,—

Наш царь в конгрессе говорил,

А про тебя и в ус не дует,

Ты Александровский холоп [27]

…………………

XI

Потешный полк Петра Титана,

Дружина старых усачей,

Предавших некогда тирана

Свирепой шайке палачей.

…………………

XII

Россия присмирела снова,

И пуще царь пошел кутить,

Но искра пламени иного

Уже издавна, может быть,

…………………

XIII

У них свои бывали сходки,

Они за чашею вина,

Они за рюмкой русской водки

…………………

XIV

Витийством резким знамениты,

Сбирались члены сей семьи

У беспокойного Никиты,

У осторожного Ильи.

…………………

XV

Друг Марса, Вакха и Венеры,

Тут Лунин дерзко предлагал

Свои решительные меры

И вдохновенно бормотал.

Читал свои Ноэли Пушкин,

Меланхолический Якушкин,

Казалось, молча обнажал

Цареубийственный кинжал.

Одну Россию в мире видя,

Преследуя свой идеал.

Хромой Тургенев им внимал

И, плети рабства ненавидя,

Предвидел в сей толпе дворян

Освободителей крестьян.

XVI

Так было над Невою льдистой,

Но там, где ранее весна

Блестит над Каменкой тенистой

И над холмами Тульчина,

Где Витгенштейновы дружины

Днепром подмытые равнины

И степи Буга облегли,

Дела иные уж пошли.

Там Пестель — для тиранов

И рать ………… набирал

Холоднокровный генерал,

И Муравьев, его склоняя,

И полон дерзости и сил,

Минуты вспышки торопил.

XVII

Сначала эти заговоры

Между Лафитом и Клико

Лишь были дружеские споры,

И не входила глубоко

В сердца мятежная наука,

Всё это было только скука,

Безделье молодых умов,

Забавы взрослых шалунов,

Казалось ……………

Узлы к узлам …………

И постепенно сетью тайной

Россия ……………..

Наш царь дремал ………

…………………

ДРАМАТИЧЕСКИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

БОРИС ГОДУНОВ

Драгоценной для россиян

памяти

НИКОЛАЯ МИХАЙЛОВИЧА

КАРАМЗИНА

сей труд, гением его вдохновенный,

с благоговением и благодарностию

посвящает

А л е к с а н д р П у ш к и н

КРЕМЛЕВСКИЕ ПАЛАТЫ

(1598 года, 20 февраля)

КНЯЗЬЯ ШУЙСКИЙ И ВОРОТЫНСКИЙ.

В о р о т ы н с к и й.

Наряжены мы вместе город ведать,

Но, кажется, нам не за кем смотреть:

Москва пуста; вослед за патриархом

К монастырю пошел и весь народ.

Как думаешь, чем кончится тревога?

Ш у й с к и й.

Чем кончится? Узнать не мудрено:

Народ еще повоет, да поплачет,

Борис еще поморщится немного,

Что пьяница пред чаркою вина,

И наконец по милости своей

Принять венец смиренно согласится;

А там — а там он будет нами править

По-прежнему.

В о р о т ы н с к и й.

Но месяц уж протек,

Как, затворясь в монастыре с сестрою,

Он, кажется, покинул всё мирское.

Ни патриарх, ни думные бояре

Склонить его доселе не могли;

Не внемлет он ни слезным увещаньям,

Ни их мольбам, ни воплю всей Москвы,

Ни голосу Великого Собора.

Его сестру напрасно умоляли

Благословить Бориса на державу;

Печальная монахиня-царица

Как он тверда, как он неумолима.

Знать, сам Борис сей дух в нее вселил;

Что ежели правитель в самом деле

Державными заботами наскучил

И на престол безвластный не взойдет?

Что скажешь ты?

Ш у й с к и й.

Скажу, что понапрасну

Лилася кровь царевича-младенца;

Что если так, Димитрий мог бы жить.

В о р о т ы н с к и й.

Ужасное злодейство! Полно, точно ль

Царевича сгубил Борис?

Ш у й с к и й.

А кто же?

Кто подкупал напрасно Чепчугова?

Кто подослал обоих Битяговских

С Качаловым? Я в Углич послан был

Исследовать на месте это дело:

Наехал я на свежие следы;

Весь город был свидетель злодеянья;

Все граждане согласно показали;

И, возвратясь, я мог единым словом

Изобличить сокрытого злодея.

В о р о т ы н с к и й.

Зачем же ты его не уничтожил?

Ш у й с к и й.

Он, признаюсь, тогда меня смутил

Спокойствием, бесстыдностью нежданной,

Он мне в глаза смотрел как будто правый:

Расспрашивал, в подробности входил —

И перед ним я повторил нелепость,

Которую мне сам он нашептал.

В о р о т ы н с к и й.

Не чисто, князь.

Ш у й с к и й.

А что мне было делать?

Всё объявить Феодору? Но царь

На всё глядел очами Годунова,

Всему внимал ушами Годунова:

Пускай его б уверил я во всем;

Борис тотчас его бы разуверил,

А там меня ж сослали б в заточенье,

Да в добрый час, как дядю моего,

В глухой тюрьме тихонько б задавили.

Не хвастаюсь, а в случае, конечно,

Никая казнь меня не устрашит,

Я сам не трус, но также не глупец

И в петлю лезть не соглашуся даром.

В о р о т ы н с к и й.

Ужасное злодейство! Слушай, верно

Губителя раскаянье тревожит:

Конечно, кровь невинного младенца

Ему ступить мешает на престол.

Ш у й с к и й.

Перешагнет; Борис не так-то робок!

Какая честь для нас, для всей Руси!

Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,

Зять палача и сам в душе палач,

Возьмет венец и бармы Мономаха…

В о р о т ы н с к и й.

Так, родом он незнатен; мы знатнее.

Ш у й с к и й.

Да, кажется.

В о р о т ы н с к и й.

Ведь Шуйский, Воротынский…

Легко сказать, природные князья.

Ш у й с к и й.

Природные, и Рюриковой крови.

В о р о т ы н с к и й.

А слушай, князь, ведь мы б имели право

Наследовать Феодору.

Ш у й с к и й.

Да, боле,

Чем Годунов.

В о р о т ы н с к и й.

Ведь в самом деле!

Ш у й с к и й.

Что ж?

Когда Борис хитрить не перестанет,

Давай народ искусно волновать,

Пускай они оставят Годунова,

Своих князей у них довольно, пусть

Себе в цари любого изберут.

В о р о т ы н с к и й.

Не мало нас, наследников варяга,

Да трудно нам тягаться с Годуновым:

Народ отвык в нас видеть древню отрасль

Воинственных властителей своих.

Уже давно лишились мы уделов,

Давно царям подручниками служим,

А он умел и страхом и любовью

И славою народ очаровать.

Ш у й с к и й (глядит в окно).

Он смел, вот всё — а мы… Но полно. Видишь,

Народ идет, рассыпавшись, назад —

Пойдем скорей, узнаем, решено ли.

КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ

НАРОД.

О д и н.

Неумолим! Он от себя прогнал

Святителей, бояр и патриарха.

Они пред ним напрасно пали ниц;

Его страшит сияние престола.

Д р у г о й.

О боже мой, кто будет нами править?

О горе нам!

Т р е т и й.

Да вот верховный дьяк

Выходит нам сказать решенье Думы.

Н а р о д.

Молчать! молчать! дьяк думный говорит;

Ш-ш — слушайте!

Щ е л к а л о в (с Красного крыльца).

Собором положили

В последний раз отведать силу просьбы

Над скорбною правителя душой.

Заутра вновь святейший патриарх,

В Кремле отпев торжественно молебен,

Предшествуем хоругвями святыми,

С иконами Владимирской, Донской,

Воздвижется, а с ним синклит, бояре,

Да сонм дворян, да выборные люди,

И весь народ московский православный,

Мы все пойдем молить царицу вновь,

Да сжалится над сирою Москвою

И на венец благословит Бориса.

Идите же вы с богом по домам,

Молитеся — да взыдет к небесам

Усердная молитва православных.

(Народ расходится.)

ДЕВИЧЬЕ ПОЛЕ.

НОВОДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ

НАРОД.

О д и н.

Теперь они пошли к царице в келью,

Туда вошли Борис и патриарх

С толпой бояр.

Д р у г о й.

Что слышно?

Т р е т и й.

Всё еще

Упрямится; однако есть надежда.

Б а б а (с ребенком).

Агу! не плачь, не плачь, вот бука, бука

Тебя возьмет! агу, агу!.. не плачь!

О д и н.

Нельзя ли нам пробраться за ограду?

Д р у г о й.

Нельзя. Куды! и в поле даже тесно,

Не только там. Легко ли? Вся Москва

Сперлася здесь; смотри: ограда, кровли,

Все ярусы соборной колокольни,

Главы церквей и самые кресты

Унизаны народом.

П е р в ы й.

Право любо!

О д и н.

Что там за шум?

Д р у г о й.

Послушай! что за шум?

Народ завыл, там падают, что волны,

За рядом ряд… еще… еще… Ну, брат,

Дошло до нас; скорее! на колени!

Н а р о д (на коленях. Вой и плач).

Ах, смилуйся, отец наш! властвуй нами!

Будь наш отец, наш царь!

О д и н (тихо).

О чем там плачут?

Д р у г о й.

А как нам знать? то ведают бояре,

Не нам чета.

Б а б а (с ребенком).

Ну, что ж? как