а л ь е р и.

Ты с этим шел ко мне

И мог остановиться у трактира

И слушать скрыпача слепого!— Боже!

Ты, Моцарт, недостоин сам себя.

М о ц а р т.

Что ж, хорошо?

С а л ь е р и.

Какая глубина!

Какая смелость и какая стройность!

Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь;

Я знаю, я.

М о ц а р т.

Ба! право? может быть…

Но божество мое проголодалось.

С а л ь е р и.

Послушай: отобедаем мы вместе

В трактире Золотого Льва.

М о ц а р т.

Пожалуй;

Я рад. Но дай, схожу домой, сказать

Жене, чтобы меня она к обеду

Не дожидалась.

(Уходит.)

С а л ь е р и.

Жду тебя; смотри ж.

Нет! не могу противиться я доле

Судьбе моей: я избран, чтоб его

Остановить — не то, мы все погибли,

Мы все, жрецы, служители музыки,

Не я один с моей глухою славой…

Что пользы, если Моцарт будет жив

И новой высоты еще достигнет?

Подымет ли он тем искусство? Нет;

Оно падет опять, как он исчезнет:

Наследника нам не оставит он.

Что пользы в нем? Как некий херувим,

Он несколько занес нам песен райских,

Чтоб, возмутив бескрылое желанье

В нас, чадах праха, после улететь!

Так улетай же! чем скорей, тем лучше.

Вот яд, последний дар моей Изоры.

Осьмнадцать лет ношу его с собою —

И часто жизнь казалась мне с тех пор

Несносной раной, и сидел я часто

С врагом беспечным за одной трапезой

И никогда на шепот искушенья

Не преклонился я, хоть я не трус,

Хотя обиду чувствую глубоко,

Хоть мало жизнь люблю. Всё медлил я.

Как жажда смерти мучила меня,

Что умирать? я мнил: быть может, жизнь

Мне принесет незапные дары;

Быть может, посетит меня восторг

И творческая ночь и вдохновенье;

Быть может, новый Гайден сотворит

Великое — и наслажуся им…

Как пировал я с гостем ненавистным,

Быть может, мнил я, злейшего врага

Найду; быть может, злейшая обида

В меня с надменной грянет высоты —

Тогда не пропадешь ты, дар Изоры.

И я был прав! и наконец нашел

Я моего врага, и новый Гайден

Меня восторгом дивно упоил!

Теперь — пора! заветный дар любви,

Переходи сегодня в чашу дружбы.

СЦЕНА II

(Особая комната в трактире; фортепиано.)

МОЦАРТ и САЛЬЕРИ за столом.

С а л ь е р и.

Что ты сегодня пасмурен?

М о ц а р т.

Я? Нет!

С а л ь е р и.

Ты, верно, Моцарт, чем-нибудь расстроен?

Обед хороший, славное вино,

А ты молчишь и хмуришься.

М о ц а р т.

Признаться,

Мой Requiem меня тревожит.

С а л ь е р и.

А!

Ты сочиняешь Requiem? Давно ли?

М о ц а р т.

Давно, недели три. Но странный случай…

Не сказывал тебе я?

С а л ь е р и.

Нет.

М о ц а р т.

Так слушай.

Недели три тому пришел я поздно

Домой. Сказали мне, что заходил

За мною кто-то. Отчего — не знаю,

Всю ночь я думал: кто бы это был?

И что ему во мне? Назавтра тот же

Зашел и не застал опять меня.

На третий день играл я на полу

С моим мальчишкой. Кликнули меня;

Я вышел. Человек, одетый в черном,

Учтиво поклонившись, заказал

Мне Requiem и скрылся. Сел я тотчас

И стал писать — и с той поры за мною

Не приходил мой черный человек;

А я и рад; мне было б жаль расстаться

С моей работой, хоть совсем готов

Уж Requiem. Но между тем я…

С а л ь е р и.

Что?

М о ц а р т.

Мне совестно признаться в этом…

С а л ь е р и.

В чем же?

М о ц а р т.

Мне день и ночь покоя не дает

Мой черный человек. За мною всюду

Как тень он гонится. Вот и теперь

Мне кажется, он с нами сам-третей

Сидит.

С а л ь е р и.

И полно! что за страх ребячий?

Рассей пустую думу. Бомарше

Говаривал мне: «Слушай, брат Сальери,

Как мысли черные к тебе придут,

Откупори шампанского бутылку

Иль перечти «Женитьбу Фигаро»».

М о ц а р т.

Да! Бомарше ведь был тебе приятель;

Ты для него «Тарара» сочинил,

Вещь славную. Там есть один мотив…

Я всё твержу его, когда я счастлив…

Ла ла ла ла… Ах, правда ли, Сальери,

Что Бомарше кого-то отравил?

С а л ь е р и.

Не думаю: он слишком был смешон

Для ремесла такого.

М о ц а р т.

Он же гений,

Как ты да я. А гений и злодейство —

Две вещи несовместные. Не правда ль?

С а л ь е р и.

Ты думаешь?

(Бросает яд в стакан Моцарта.)

Ну, пей же.

М о ц а р т.

За твое

Здоровье, друг, за искренний союз,

Связующий Моцарта и Сальери,

Двух сыновей гармонии.

(Пьет.)

С а л ь е р и.

Постой,

Постой, постой!.. Ты выпил!.. без меня?

М о ц а р т (бросает салфетку на стол).

Довольно, сыт я.

(Идет к фортепиано.)

Слушай же, Сальери,

Мой Requiem.

(Играет.)

Ты плачешь?

С а л ь е р и.

Эти слезы

Впервые лью: и больно и приятно,

Как будто тяжкий совершил я долг,

Как будто нож целебный мне отсек

Страдавший член!Друг Моцарт, эти слезы…

Не замечай их. Продолжай, спеши

Еще наполнить звуками мне душу…

М о ц а р т.

Когда бы все так чувствовали силу

Гармонии! Но нет: тогда б не мог

И мир существовать; никто б не стал

Заботиться о нуждах низкой жизни;

Все предались бы вольному искусству.

Нас мало избранных, счастливцев праздных,

Пренебрегающих презренной пользой,

Единого прекрасного жрецов.

Не правда ль? Но я нынче нездоров,

Мне что-то тяжело; пойду, засну.

Прощай же!

С а л ь е р и.

До свиданья.

(Один.)

Ты заснешь

Надолго, Моцарт! Но ужель он прав,

И я не гений? Гений и злодейство

Две вещи несовместные. Неправда:

А Бонаротти? или это сказка

Тупой, бессмысленной толпы — и не был

Убийцею создатель Ватикана?

КАМЕННЫЙ ГОСТЬ

Leporello. О statua gentilissima.

Del gran’ Commendatore!..

…Ah, Padrone!

Don Giovanni [35]

СЦЕНА I

ДОН ГУАН и ЛЕПОРЕЛЛО.

Д о н Г у а н.

Дождемся ночи здесь. Ах, наконец

Достигли мы ворот Мадрита! скоро

Я полечу по улицам знакомым,

Усы плащом закрыв, а брови шляпой.

Как думаешь? узнать меня нельзя?

Л е п о р е л л о.

Да! Дон Гуана мудрено признать!

Таких, как он, такая бездна!

Д о н Г у а н.

Шутишь?

Да кто ж меня узнает?

Л е п о р е л л о.

Первый сторож,

Гитана или пьяный музыкант,

Иль свой же брат, нахальный кавалер,

Со шпагою под мышкой и в плаще.

Д о н Г у а н.

Что за беда, хоть и узнают. Только б

Не встретился мне сам король. А впрочем,

Я никого в Мадрите не боюсь.

Л е п о р е л л о.

А завтра же до короля дойдет,

Что Дон Гуан из ссылки самовольно

В Мадрит явился,— что тогда, скажите,

Он с вами сделает?

Д о н Г у а н.

Пошлет назад.

Уж верно головы мне не отрубят.

Ведь я не государственный преступник.

Меня он удалил, меня ж любя;

Чтобы меня оставила в покое

Семья убитого…

Л е п о р е л л о.

Ну то-то же!

Сидели б вы себе спокойно там.

Д о н Г у а н.

Слуга покорный! я едва-едва

Не умер там со скуки. Что за люди,

Что за земля! А небо?.. точный дым.

А женщины? Да я не променяю,

Вот видишь ли, мой глупый Лепорелло,

Последней в Андалузии крестьянки

На первых тамошних красавиц — право.

Они сначала нравилися мне

Глазами синими, да белизною,

Да скромностью — а пуще новизною;

Да, слава богу, скоро догадался —

Увидел я, что с ними грех и знаться —

В них жизни нет, всё куклы восковые;

А наши!.. Но послушай, это место

Знакомо нам; узнал ли ты его?

Л е п о р е л л о.

Как не узнать: Антоньев монастырь

Мне памятен. Езжали вы сюда,

А лошадей держал я в этой роще.

Проклятая, признаться, должность. Вы

Приятнее здесь время проводили —

Чем я, поверьте.

Д о н Г у а н (задумчиво).

Бедная Инеза!

Ее уж нет! как я любил ее!

Л е п о р е л л о.

Инеза! — черноглазую… о, помню.

Три месяца ухаживали вы

За ней; насилу-то помог лукавый.

Д о н Г у а н.

В июле… ночью. Странную приятность

Я находил в ее печальном взоре

И помертвелых губах. Это странно.

Ты, кажется, ее не находил

Красавицей. И точно, мало было

В ней истинно прекрасного. Глаза,

Одни глаза. Да взгляд… такого взгляда

Уж никогда я не встречал. А голос

У ней был тих и слаб — как у больной —

Муж у нее был негодяй суровый,

Узнал я поздно… Бедная Инеза!..

Л е п о р е л л о.

Что ж, вслед за ней другие были.

Д о н Г у а н.

Правда.

Л е п о р е л л о.

А живы будем, будут и другие.

Д о н Г у а н.

И то.

Л е п о р е л л о.

Теперь которую в Мадрите

Отыскивать мы будем?

Д о н Г у а н.

О, Лауру!

Я прямо к ней бегу являться.

Л е п о р е л л о.

Дело.

Д о н Г у а н.

К ней прямо в дверь — а если кто-нибудь

Уж у нее — прошу в окно прыгнуть.

Л е п о р е л л о.

Конечно. Ну, развеселились мы.

Недолго нас покойницы тревожат.

Кто к нам идет? (Входит монах.)

М о н а х.

Сейчас она приедет

Сюда. Кто здесь? не люди ль Доны Анны?

Л е п о р е л л о.

Нет, сами по себе мы господа,

Мы здесь гуляем.

Д о н Г у а н.

А кого вы ждете?

М о н а х.

Сейчас должна приехать Дона Анна

На мужнину гробницу.

Д о н Г у а н.

Дона Анна

Де Сольва! как! супруга командора

Убитого… не помню кем?

М о н а х.

Развратным,

Бессовестным, безбожным Дон Гуаном.

Л е п о р е л л о.

Ого! вот как! Молва о Дон Гуане

И в мирный монастырь проникла даже,

Отшельники хвалы ему поют.

М о н а х.

Он вам знаком, быть может?

Л е п о р е л л о.

Нам? нимало.

А где-то он теперь?

М о н а х.

Его здесь нет,

Он в ссылке далеко.

Л е п о р е л л о.

И слава богу.

Чем далее, тем лучше. Всех бы их,

Развратников, в один мешок да в море.

Д о н Г у а н.

Что, что ты врешь?

Л е п о р е л л о.

Молчите: я нарочно…

Д о н Г у а н.

Так здесь похоронили командора?

М о н а х.

Здесь; памятник жена ему воздвигла

И приезжает каждый день сюда

За упокой души его молиться

И плакать.

Д о н Г у а н.

Что за странная вдова?

И недурна?

М о н а х.

Мы красотою женской,

Отшельники, прельщаться не должны,

Но лгать грешно; не может и угодник

В ее красе чудесной не сознаться.

Д о н Г у а н.

Недаром же покойник был ревнив.

Он Дону Анну взаперти держал,

Никто из нас не видывал ее.

Я с нею бы хотел поговорить.

М о н а х.

О, Дона Анна никогда с мужчиной

Не говорит.

Д о н Г у а н.

А