дело!
Скажите мне: несчастный Дон Гуан
Вам незнаком?
Д о н а А н н а.
Нет, отроду его
Я не видала.
Д о н Г у а н.
Вы в душе к нему
Питаете вражду?
Д о н а А н н а.
По долгу чести.
Но вы отвлечь стараетесь меня
От моего вопроса, Дон Диего —
Я требую…
Д о н Г у а н.
Что, если б Дон Гуана
Вы встретили?
Д о н а А н н а.
Тогда бы я злодею
Д о н Г у а н.
Дона Анна,
Где твой кинжал? вот грудь моя.
Д о н а А н н а.
Диего!
Что вы?
Д о н Г у а н.
Я не Диего, я Гуан.
Д о н а А н н а.
О боже! нет, не может быть, не верю.
Д о н Г у а н.
Я Дон Гуан.
Д о н а А н н а.
Д о н Г у а н.
Я убил
Супруга твоего; и не жалею
О том — и нет раскаянья во мне.
Д о н а А н н а.
Что слышу я? Нет, нет, не может быть.
Д о н Г у а н.
Я Дон Гуан, и я тебя люблю.
Д о н а А н н а (падая).
Где я?.. где я? мне дурно, дурно.
Д о н Г у а н.
Небо!
Что с нею? что с тобою, Дона Анна?
Встань, встань, проснись, опомнись: твой Диего,
Твой раб у ног твоих.
Д о н а А н н а.
Оставь меня!
(Слабо.)
О, ты мне враг — ты отнял у меня
Всё, что я в жизни…
Д о н Г у а н.
Милое созданье!
Я всем готов удар мой искупить,
У ног твоих жду только приказанья,
Вели — умру; вели — дышать я буду
Лишь для тебя…
Д о н а А н н а.
Так это Дон Гуан…
Д о н Г у а н.
Не правда ли, он был описан вам
Злодеем, извергом.— О, Дона Анна,—
Молва, быть может, не совсем неправа,
На совести усталой много зла,
Быть может, тяготеет. Так, разврата
Но с той поры, как вас увидел я,
Мне кажется, я весь переродился.
Вас полюбя, люблю я добродетель
И в первый раз смиренно перед ней
Дрожащие колена преклоняю.
Д о н а А н н а.
О, Дон Гуан красноречив — я знаю,
Слыхала я; он хитрый искуситель.
Вы, говорят, безбожный развратитель,
Вы сущий демон. Сколько бедных женщин
Вы погубили?
Д о н Г у а н.
Ни одной доныне
Из них я не любил.
Д о н а А н н а.
И я поверю,
Чтоб Дон Гуан влюбился в первый раз,
Чтоб не искал во мне он жертвы новой!
Д о н Г у а н.
Когда б я вас обманывать хотел,
Признался ль я, сказал ли я то имя,
Которого не можете вы слышать?
Где ж видно тут обдуманность, коварство?
Д о н а А н н а.
Кто знает вас? — Но как могли прийти
Сюда вы; здесь узнать могли бы вас,
И ваша смерть была бы неизбежна.
Д о н Г у а н.
Что значит смерть? за сладкий миг свиданья
Безропотно отдам я жизнь.
Д о н а А н н а.
Но как же
Отсюда выйти вам, неосторожный!
Д о н Г у а н (целуя ей руки).
И вы о жизни бедного Гуана
Заботитесь! Так ненависти нет
В душе твоей небесной, Дона Анна?
Д о н а А н н а.
Ах, если б вас могла я ненавидеть!
Однако ж надобно расстаться нам.
Д о н Г у а н.
Когда ж опять увидимся?
Д о н а А н н а.
Не знаю.
Д о н Г у а н.
А завтра?
Д о н а А н н а.
Где же?
Д о н Г у а н.
Д о н а А н н а.
О Дон Гуан, как сердцем я слаба.
Д о н Г у а н.
В залог прощенья мирный поцелуй…
Д о н а А н н а.
Пора, поди.
Д о н Г у а н.
Д о н а А н н а.
Какой ты неотвязчивый! на, вот он.
Что там за стук?.. о, скройся, Дон Гуан.
Д о н Г у а н.
Прощай же, до свиданья, друг мой милый.
(Уходит и вбегает опять.)
А!..
Д о н а А н н а.
Что с тобой? А!..
(Входит статуя командора.
Дона Анна падает.)
С т а т у я.
Я на зов явился.
Д о н Г у а н.
О боже! Дона Анна!
С т а т у я.
Брось ее,
Всё кончено. Дрожишь ты, Дон Гуан.
Д о н Г у а н.
Я? нет. Я звал тебя и рад, что вижу.
С т а т у я.
Дай руку.
Д о н Г у а н.
Вот она… о, тяжело
Пожатье каменной его десницы!
Оставь меня, пусти — пусти мне руку…
Я гибну — кончено — о Дона Анна!
(Проваливаются.)
ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ
(ОТРЫВОК ИЗ ВИЛЬСОНОВОЙ ТРАГЕДИИ: THE CITY OF THE PLAGUE)
Несколько пирующих мужчин и женщин.)
М о л о д о й ч е л о в е к.
Почтенный председатель! я напомню
О человеке, очень нам знакомом,
О том, чьи шутки, повести смешные,
Ответы острые и замечанья,
Столь едкие в их важности забавной,
Застольную беседу оживляли
И разгоняли мрак, который ныне
Зараза, гостья наша, насылает
На самые блестящие умы.
Тому два дня наш общий хохот славил
Его рассказы; невозможно быть,
Чтоб мы в своем веселом пированье
Забыли Джаксона. Его здесь кресла
Стоят пустые, будто ожидая
Весельчака — но он ушел уже
В холодные подземные жилища…
Не умолкал еще во прахе гроба,
Но много нас еще живых, и нам
Причины нет печалиться. Итак,
Я предлагаю выпить в его память
С веселым звоном рюмок, с восклицаньем,
Как будто б был он жив.
П р е д с е д а т е л ь.
Он выбыл первый
Из круга нашего. Пускай в молчанье
Мы выпьем в честь его.
М о л о д о й ч е л о в е к.
Да будет так.
(Все пьют молча.)
П р е д с е д а т е л ь.
Твой голос, милая, выводит звуки
Родимых песен с диким совершенством:
Спой, Мери, нам уныло и протяжно,
Чтоб мы потом к веселью обратились
Безумнее, как тот, кто от земли
Был отлучен каким-нибудь виденьем.
М е р и (поет).
В мире наша сторона;
В воскресение бывала
Церковь божия полна;
Наших деток в шумной школе
Раздавались голоса,
И сверкали в светлом поле
Школа глухо заперта;
Нива праздно перезрела;
Роща темная пуста;
И селенье, как жилище
Погорелое, стоит,—
Тихо всё. Одно кладбище
Не пустеет, не молчит.
Поминутно мертвых носят,
И стенания живых
Боязливо бога просят
Успокоить души их.
Поминутно места надо,
И могилы меж собой,
Как испуганное стадо,
Жмутся тесной чередой!
Если ранняя могила
Суждена моей весне —
Ты, кого я так любила,
Я молю: не приближайся
К телу Дженни ты своей,
Уст умерших не касайся,
Следуй издали за ней.
И потом оставь селенье!
Уходи куда-нибудь,
Где б ты мог души мученье
Усладить и отдохнуть.
И когда зараза минет,
А Эдмонда не покинет
Дженни даже в небесах!
П р е д с е д а т е л ь.
Благодарим, задумчивая Мери,
Благодарим за жалобную песню!
В дни прежние чума такая ж, видно,
Холмы и долы ваши посетила,
И раздавались жалкие стенанья
По берегам потоков и ручьев,
Бегущих ныне весело и мирно
Сквозь дикий рай твоей земли родной;
И мрачный год, в который пало столько
Отважных, добрых и прекрасных жертв,
В какой-нибудь простой пастушьей песне,
Унылой и приятной… Нет! ничто
Так не печалит нас среди веселий,
Как томный, сердцем повторенный звук!
М е р и.
О, если б никогда я не певала
Вне хижины родителей своих!
Они свою любили слушать Мери;
Самой себе я, кажется, внимаю,
Поющей у родимого порога —
Мой голос слаще был в то время — он
Был голосом невинности…
Л у и з а.
Не в моде
Теперь такие песни! Но всё ж есть
Еще простые души: рады таять
От женских слез, и слепо верят им.
Она уверена, что взор слезливый
Ее неотразим,— а если б то же
О смехе думала своем, то верно
Всё б улыбалась. Вальсингам хвалил
Крикливых северных красавиц: вот
Она и расстоналась. Ненавижу
Волос шотландских этих желтизну.
П р е д с е д а т е л ь.
Послушайте: я слышу стук колес!
(Едет телега, наполненная мертвыми телами.
Негр управляет ею.)
Ага! Луизе дурно; в ней, я думал,
По языку судя, мужское сердце.
Но так-то — нежного слабей жестокий,
И страх живет в душе, страстьми томимой!
Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.
М е р и.
Сестра моей печали и позора,
Приляг на грудь мою.
Л у и з а (приходя в чувство).
Приснился мне: весь черный, белоглазый…
Он звал меня в свою тележку. В ней
Лежали мертвые — и лепетали
Ужасную, неведомую речь…
Скажите мне: во сне ли это было?
Проехала ль телега?
М о л о д о й ч е л о в е к.
Ну, Луиза,
Развеселись — хоть улица вся наша
Безмолвное убежище от смерти,
Приют пиров ничем невозмутимых,
Но знаешь? эта черная телега
Имеет право всюду разъезжать —
Мы пропускать ее должны! Послушай
Ты, Вальсингам: для пресеченья споров
И следствий женских обмороков, спой
Нам песню — вольную, живую песню —
Не грустию шотландской вдохновенну,
А буйную, вакхическую песнь,
Рожденную за чашею кипящей.
П р е д с е д а т е л ь.
Такой не знаю, но спою вам гимн
Я в честь чумы,— я написал его
Прошедшей ночью, как расстались мы.
Мне странная нашла охота к рифмам
Впервые в жизни. Слушайте ж меня:
Охриплый голос мой приличен песне.—
М н о г и е.
Гимн в честь чумы! послушаем его!
Гимн в честь чумы! прекрасно! bravo! bravo!
П р е д с е д а т е л ь (поет).
Когда могущая Зима,
На нас косматые дружины
Своих морозов и снегов,—
Навстречу ей трещат камины,
И весел зимний жар пиров.
*
Теперь идет на нас сама
И льстится жатвою богатой;
Стучит могильною лопатой…
*
Как от проказницы Зимы,
Запремся также от Чумы,
Зажжем огни, нальем бокалы;
Утопим весело умы
И, заварив пиры да балы,
Восславим царствие Чумы.
*
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
