Скачать:TXTPDF
Цыгани

снилась ты.

Я видел, будто между нами…

Я видел страшные мечты!

Земфира

Не верь лукавым сновиденьям.

Алеко

Ах, я не верю ничему:

Ни снам, ни сладким увереньям,

Ни даже сердцу твоему.

* * *

Старик

О чем, безумец молодой,

О чем вздыхаешь ты всечасно?

Здесь люди вольны, небо ясно,

И жены славятся красой.

Не плачь: тоска тебя погубит.

Алеко

Отец, она меня не любит.

Старик

Утешься, друг: она дитя.

Твое унынье безрассудно:

Ты любишь горестно и трудно,

А сердце женское — шутя.

Взгляни: под отдаленным сводом

Гуляет вольная луна;

На всю природу мимоходом

Равно сиянье льет она.

Заглянет в облако любое,

Его так пышно озарит —

И вот — уж перешла в другое;

И то недолго посетит.

Кто место в небе ей укажет,

Примолвя: там остановись!

Кто сердцу юной девы скажет:

Люби одно, не изменись?

Утешься.

Алеко

Как она любила!

Как нежно преклонясь ко мне,

Она в пустынной тишине

Часы ночные проводила!

Веселья детского полна,

Как часто милым лепетаньем

Иль упоительным лобзаньем

Мою задумчивость она

В минуту разогнать умела!..

И что ж? Земфира неверна!

Моя Земфира охладела!…

Старик

Послушай: расскажу тебе

Я повесть о самом себе.

Давно, давно, когда Дунаю

Не угрожал еще москаль —

(Вот видишь, я припоминаю,

Алеко, старую печаль.)

Тогда боялись мы султана;

А правил Буджаком паша

С высоких башен Аккермана —

Я молод был; моя душа

В то время радостно кипела;

И ни одна в кудрях моих

Еще сединка не белела, —

Между красавиц молодых

Одна была… и долго ею,

Как солнцем, любовался я,

И наконец назвал моею…

Ах, быстро молодость моя

Звездой падучею мелькнула!

Но ты, пора любви, минула

Еще быстрее: только год

Меня любила Мариула.

Однажды близ Кагульских вод

Мы чуждый табор повстречали;

Цыганы те, свои шатры

Разбив близ наших у горы,

Две ночи вместе ночевали.

Они ушли на третью ночь, —

И, брося маленькую дочь,

Ушла за ними Мариула.

Я мирно спал; заря блеснула;

Проснулся я, подруги нет!

Ищу, зову — пропал и след.

Тоскуя, плакала Земфира,

И я заплакал — с этих пор

Постыли мне все девы мира;

Меж ими никогда мой взор

Не выбирал себе подруги,

И одинокие досуги

Уже ни с кем я не делил.

Алеко

Да как же ты не поспешил

Тотчас вослед неблагодарной

И хищникам и ей, коварной,

Кинжала в сердце не вонзил?

Старик

К чему? вольнее птицы младость;

Кто в силах удержать любовь?

Чредою всем дается радость;

Что было, то не будет вновь.

Алеко

Я не таков. Нет, я не споря

От прав моих не откажусь!

Или хоть мщеньем наслажусь.

О нет! когда б над бездной моря

Нашел я спящего врага,

Клянусь, и тут моя нога

Не пощадила бы злодея;

Я в волны моря, не бледнея,

И беззащитного б толкнул;

Внезапный ужас пробужденья

Свирепым смехом упрекнул,

И долго мне его паденья

Смешон и сладок был бы гул.

* * *

Молодой цыган

Еще одно… одно лобзанье…

Земфира

Пора: мой муж ревнив и зол.

Цыган

Одно… но доле!.. на прощанье.

Земфира

Прощай, покамест не пришел.

Цыган

Скажи — когда ж опять свиданье?

Земфира

Сегодня, как зайдет луна,

Там, за курганом над могилой…

Цыган

Обманет! не придет она!

Земфира

Вот он! беги!.. Приду, мой милый.

* * *

Алеко спит. В его уме

Виденье смутное играет;

Он, с криком пробудясь во тьме,

Ревниво руку простирает;

Но обробелая рука

Покровы хладные хватает —

Его подруга далека…

Он с трепетом привстал и внемлет…

Всё тихо — страх его объемлет,

По нем текут и жар и хлад;

Встает он, из шатра выходит,

Вокруг телег, ужасен, бродит;

Спокойно всё; поля молчат;

Темно; луна зашла в туманы,

Чуть брезжит звезд неверный свет,

Чуть по росе приметный след

Ведет за дальные курганы:

Нетерпеливо он идет,

Куда зловещий след ведет.

Могила на краю дороги

Вдали белеет перед ним…

Туда слабеющие ноги

Влачит, предчувствием томим,

Дрожат уста, дрожат колени,

Идет… и вдруг… иль это сон?

Вдруг видит близкие две тени

И близкой шепот слышит он —

Над обесславленной могилой.

1-й голос

Пора

2-й голос

Постой

1-й голос

Пора, мой милый.

2-й голос

Нет, нет, постой, дождемся дня.

1-й голос

Уж поздно.

2-й голос

Как ты робко любишь.

Минуту!

1-й голос

Ты меня погубишь.

2-й голос

Минуту!

1-й голос

Если без меня

Проснется муж?..

Алеко

Проснулся я.

Куда вы! не спешите оба;

Вам хорошо и здесь у гроба.

Земфира

Мой друг, беги, беги…

Алеко

Постой!

Куда, красавец молодой?

Лежи!

Вонзает в него нож.

Земфира

Алеко!

Цыган

Умираю…

Земфира

Алеко, ты убьешь его!

Взгляни: ты весь обрызган кровью!

О, что ты сделал?

Алеко

Ничего.

Теперь дыши его любовью.

Земфира

Нет, полно, не боюсь тебя! —

Твои угрозы презираю,

Твое убийство проклинаю…

Алеко

Умри ж и ты!

Поражает ее.

Земфира

Умру любя…

* * *

Восток, денницей озаренный,

Сиял. Алеко за холмом,

С ножом в руках, окровавленный

Сидел на камне гробовом.

Два трупа перед ним лежали;

Убийца страшен был лицом.

Цыганы робко окружали

Его встревоженной толпой.

Могилу в стороне копали.

Шли жены скорбной чередой

И в очи мертвых целовали.

Старик-отец один сидел

И на погибшую глядел

В немом бездействии печали;

Подняли трупы, понесли

И в лоно хладное земли

Чету младую положили.

Алеко издали смотрел

На всё… когда же их закрыли

Последней горстию земной,

Он молча, медленно склонился

И с камня на траву свалился.

Тогда старик, приближась, рек:

«Оставь нас, гордый человек!

Мы дики; нет у нас законов,

Мы не терзаем, не казним —

Не нужно крови нам и стонов —

Но жить с убийцей не хотим…

Ты не рожден для дикой доли,

Ты для себя лишь хочешь воли;

Ужасен нам твой будет глас:

Мы робки и добры душою,

Ты зол и смел — оставь же нас,

Прости, да будет мир с тобою».

Сказал — и шумною толпою

Поднялся табор кочевой

С долины страшного ночлега.

И скоро всё в дали степной

Сокрылось; лишь одна телега,

Убогим крытая ковром,

Стояла в поле роковом.

Так иногда перед зимою,

Туманной, утренней порою,

Когда подъемлется с полей

Станица поздних журавлей

И с криком вдаль на юг несется,

Пронзенный гибельным свинцом

Один печально остается,

Повиснув раненым крылом.

Настала ночь: в телеге темной

Огня никто не разложил,

Никто под крышею подъемной

До утра сном не опочил.

Эпилог

Волшебной силой песнопенья

В туманной памяти моей

Так оживляются виденья

То светлых, то печальных дней.

В стране, где долго, долго брани

Ужасный гул не умолкал,

Где повелительные грани

Стамбулу русский указал,[2]

Где старый наш орел двуглавый

Еще шумит минувшей славой,

Встречал я посреди степей

Над рубежами древних станов

Телеги мирные цыганов,

Смиренной вольности детей.

За их ленивыми толпами

В пустынях часто я бродил,

Простую пищу их делил

И засыпал пред их огнями.

В походах медленных любил

Их песен радостные гулы —

И долго милой Мариулы

Я имя нежное твердил.

Но счастья нет и между вами,

Природы бедные сыны!..

И под издранными шатрами

Живут мучительные сны.

И ваши сени кочевые

В пустынях не спаслись от бед,

И всюду страсти роковые,

И от судеб защиты нет.

1824

Примечания

Написано в 1824 г. и является поэтическим выражением мировоззренческого кризиса, который переживал Пушкин в 1823—1824 гг. Поэт с необычайной глубиной и проницательностью ставит в «Цыганах» ряд важных вопросов, ответа на которые он еще не в состоянии дать. В образе Алеко выражены чувства и мысли самого автора. Недаром Пушкин дал ему свое собственное имя (Александр), а в эпилоге подчеркнул, что и сам он, как и его герой, жил в цыганском таборе.

Своего героя, романтического изгнанника, бежавшего, как и Кавказский пленник, в поисках свободы от культурного общества, где царит рабство, физическое и моральное, Пушкин помещает в среду, где нет ни законов, ни принуждения, никаких взаимных обязательств. Пушкинские «вольные» цыгане, несмотря на множество точно и верно воспроизведенных в поэме черт их быта и жизни, конечно, крайне далеки от подлинных бессарабских цыган, живших тогда в «крепостном состоянии» (см. в разделе «Из ранних редакций», черновое предисловие Пушкина к его поэме). Но Пушкину надо было создать своему герою такую обстановку, в которой он мог бы полностью удовлетворить свое страстное желание абсолютной, ничем не ограниченной свободы. И тут обнаруживается, что Алеко, требующий свободы для себя, не желает признавать ее для других, если эта свобода затрагивает его интересы, его права («Я не таков, — говорит он старому цыгану, — нет, я, не споря, от прав своих не откажусь»). Поэт развенчивает романтического героя, показывая, что за его стремлением к свободе стоит «безнадежный эгоизм». Абсолютная свобода к любви, как она осуществляется в поэме в действиях Земфиры и Мариулы, оказывается страстью, не создающей никаких духовных связей между любящими, не налагающей на них никаких моральных обязательств. Земфире скучно, «сердце воли просит» — и она легко, без угрызений совести изменяет Алеко; в соседнем таборе оказался красивый цыган, и после двухдневного знакомства, «брося маленькую дочь» (и мужа), «ушла за ними Мариула»… Свободные цыгане, как оказывается, свободны лишь потому, что они «ленивы» и «робки душой», примитивны, лишены высоких духовных запросов. К тому же свобода вовсе не дает этим свободным цыганам счастья. Старый цыган так же несчастлив, как и Алеко, но только он смиряется перед своим несчастьем, считая, что

Скачать:TXTPDF

Цыгани Пушкин читать, Цыгани Пушкин читать бесплатно, Цыгани Пушкин читать онлайн