он,

Бледнеет, ролю забывает,

Дрожит, поникнув головой,

И, заикаясь, умолкает

Перед насмешливой толпой.

Счастливым пользуясь мгновеньем,

К объятой голове смущеньем,

Как ястреб, богатырь летит

С подъятой, грозною десницей

И в щеку тяжкой рукавицей

С размаха голову разит;

И степь ударом огласилась;

Кругом росистая трава

Кровавой пеной обагрилась,

И, зашатавшись, голова

Перевернулась, покатилась,

И шлем чугунный застучал.

Тогда на месте опустелом

Меч богатырский засверкал.

Наш витязь в трепете веселом

Его схватил и к голове

По окровавленной траве

Бежит с намереньем жестоким

Ей нос и уши обрубить;

Уже Руслан готов разить,

Уже взмахнул мечом широким —

Вдруг, изумленный, внемлет он

Главы молящей жалкий стон…

И тихо меч он опускает,

В нем гнев свирепый умирает,

И мщенье бурное падет

В душе, моленьем усмиренной:

Так на долине тает лед,

Лучом полудня пораженный.

«Ты вразумил меня, герой, —

Со вздохом голова сказала, —

Твоя десница доказала,

Что я виновен пред тобой;

Отныне я тебе послушен;

Но, витязь, будь великодушен!

Достоин плача жребий мой.

И я был витязь удалой!

В кровавых битвах супостата

Себе я равного не зрел;

Счастлив, когда бы не имел

Соперником меньшого брата!

Коварный, злобный Черномор,

Ты, ты всех бед моих виною!

Семейства нашего позор,

Рожденный карлой, с бородою,

Мой дивный рост от юных дней

Не мог он без досады видеть

И стал за то в душе своей

Меня, жестокий, ненавидеть.

Я был всегда немного прост,

Хотя высок; а сей несчастный,

Имея самый глупый рост,

Умен как бес — и зол ужасно.

Притом же, знай, к моей беде,

В его чудесной бороде

Таится сила роковая,

И, всё на свете презирая,

Доколе борода цела —

Изменник не страшится зла.

Вот он однажды с видом дружбы

«Послушай, — хитро мне сказал, —

Не откажись от важной службы:

Я в черных книгах отыскал,

Что за восточными горами,

На тихих моря берегах,

В глухом подвале, под замками

Хранится меч — и что же? страх!

Я разобрал во тьме волшебной,

Что волею судьбы враждебной

Сей меч известен будет нам;

Что нас он обоих погубит:

Мне бороду мою отрубит,

Тебе главу; суди же сам,

Сколь важно нам приобретенье

Сего созданья злых духов!»

«Ну, что же? где тут затрудненье? —

Сказал я карле, — я готов;

Иду, хоть за пределы света».

И сосну на плечо взвалил,

А на другое для совета

Злодея брата посадил;

Пустился в дальную дорогу,

Шагал, шагал и, слава богу,

Как бы пророчеству назло,

Всё счастливо сначало шло.

За отдаленными горами

Нашли мы роковой подвал;

Я разметал его руками

И потаенный меч достал.

Но нет! судьба того хотела:

Меж нами ссора закипела —

И было, признаюсь, о чем!

Вопрос: кому владеть мечом?

Я спорил, карла горячился;

Бранились долго; наконец

Уловку выдумал хитрец,

Притих и будто бы смягчился.

«Оставим бесполезный спор, —

Сказал мне важно Черномор, —

Мы тем союз наш обесславим;

Рассудок в мире жить велит;

Судьбе решить мы предоставим,

Кому сей меч принадлежит.

К земле приникнем ухом оба

(Чего не выдумает злоба!),

И кто услышит первый звон,

Тот и владей мечом до гроба».

Сказал и лег на землю он.

Я сдуру также растянулся;

Лежу, не слышу ничего,

Смекая: обману его!

Но сам жестоко обманулся.

Злодей в глубокой тишине,

Привстав, на цыпочках ко мне

Подкрался сзади, размахнулся;

Как вихорь свистнул острый меч,

И прежде, чем я оглянулся,

Уж голова слетела с плеч —

И сверхъестественная сила

В ней жизни дух остановила.

Мой остов тернием оброс;

Вдали, в стране, людьми забвенной,

Истлел мой прах непогребенный;

Но злобный карла перенес

Меня в сей край уединенный,

Где вечно должен был стеречь

Тобой сегодня взятый меч.

О витязь! Ты храним судьбою,

Возьми его, и бог с тобою!

Быть может, на своем пути

Ты карлу-чародея встретишь —

Ах, если ты его заметишь,

Коварству, злобе отомсти!

И наконец я счастлив буду,

Спокойно мир оставлю сей —

И в благодарности моей

Твою пощечину забуду».

Песнь четвертая

Я каждый день, восстав от сна,

Благодарю сердечно бога

За то, что в наши времена

Волшебников не так уж много.

К тому же — честь и слава им! —

Женитьбы наши безопасны…

Их замыслы не так ужасны

Мужьям, девицам молодым.

Но есть волшебники другие,

Которых ненавижу я:

Улыбка, очи голубые

И голос милый — о друзья!

Не верьте им: они лукавы!

Страшитесь, подражая мне,

Их упоительной отравы

И почивайте в тишине.

Поэзии чудесный гений,

Певец таинственных видений,

Любви, мечтаний и чертей,

Могил и рая верный житель,

И музы ветреной моей

Наперсник, пестун и хранитель![3]

Прости мне, северный Орфей,

Что в повести моей забавной

Теперь вослед тебе лечу

И лиру музы своенравной

Во лжи прелестной обличу.

Друзья мои, вы все слыхали,

Как бесу в древни дни злодей

Предал сперва себя с печали,

А там и души дочерей;

Как после щедрым подаяньем,

Молитвой, верой, и постом,

И непритворным покаяньем

Снискал заступника в святом;

Как умер он и как заснули

Его двенадцать дочерей:

И нас пленили, ужаснули

Картины тайных сих ночей,

Сии чудесные виденья,

Сей мрачный бес, сей божий гнев,

Живые грешника мученья

И прелесть непорочных дев.

Мы с ними плакали, бродили

Вокруг зубчатых замка стен,

И сердцем тронутым любили

Их тихий сон, их тихий плен;

Душой Вадима призывали,

И пробужденье зрели их,

И часто инокинь святых

На гроб отцовский провожали.

И что ж, возможно ль?.. нам солгали!

Но правду возвещу ли я?..

Младой Ратмир, направя к югу

Нетерпеливый бег коня,

Уж думал пред закатом дня

Нагнать Русланову супругу.

Но день багряный вечерел;

Напрасно витязь пред собою

В туманы дальние смотрел:

Всё было пусто над рекою.

Зари последний луч горел

Над ярко позлащенным бором.

Наш витязь мимо черных скал

Тихонько проезжал и взором

Ночлега меж дерев искал.

Он на долину выезжает

И видит: замок на скалах

Зубчаты стены возвышает;

Чернеют башни на углах;

И дева по стене высокой,

Как в море лебедь одинокий,

Идет, зарей освещена;

И девы песнь едва слышна

Долины в тишине глубокой.

«Ложится в поле мрак ночной;

От волн поднялся ветер хладный.

Уж поздно, путник молодой!

Укройся в терем наш отрадный.

Здесь ночью нега и покой,

А днем и шум и пированье.

Приди на дружное призванье,

Приди, о путник молодой!

У нас найдешь красавиц рой;

Их нежны речи и лобзанье.

Приди на тайное призванье,

Приди, о путник молодой!

Тебе мы с утренней зарей

Наполним кубок на прощанье.

Приди на мирное призванье,

Приди, о путник молодой!

Ложится в поле мрак ночной;

От волн поднялся ветер хладный.

Уж поздно, путник молодой!

Укройся в терем наш отрадный».

Она манит, она поет;

И юный хан уж под стеною;

Его встречают у ворот

Девицы красные толпою;

При шуме ласковых речей

Он окружен; с него не сводят

Они пленительных очей;

Две девицы коня уводят;

В чертоги входит хан младой,

За ним отшельниц милых рой;

Одна снимает шлем крылатый,

Другая кованые латы,

Та меч берет, та пыльный щит;

Одежда неги заменит

Железные доспехи брани.

Но прежде юношу ведут

К великолепной русской бане.

Уж волны дымные текут

В ее серебряные чаны,

И брызжут хладные фонтаны;

Разостлан роскошью ковер;

На нем усталый хан ложится;

Прозрачный пар над ним клубится;

Потупя неги полный взор,

Прелестные, полунагие,

В заботе нежной и немой,

Вкруг хана девы молодые

Теснятся резвою толпой.

Над рыцарем иная машет

Ветвями молодых берез,

И жар от них душистый пашет;

Другая соком вешних роз

Усталы члены прохлаждает

И в ароматах потопляет

Темнокудрявые власы.

Восторгом витязь упоенный

Уже забыл Людмилы пленной

Недавно милые красы;

Томится сладостным желаньем;

Бродящий взор его блестит,

И, полный страстным ожиданьем,

Он тает сердцем, он горит.

Но вот выходит он из бани.

Одетый в бархатные ткани,

В кругу прелестных дев, Ратмир

Садится за богатый пир.

Я не Омер: в стихах высоких

Он может воспевать один

Обеды греческих дружин,

И звон, и пену чаш глубоких,

Милее, по следам Парни,

Мне славить лирою небрежной

И наготу в ночной тени,

И поцелуй любови нежной!

Луною замок озарен;

Я вижу терем отдаленный,

Где витязь томный, воспаленный

Вкушает одинокий сон;

Его чело, его ланиты

Мгновенным пламенем горят;

Его уста полуоткрыты

Лобзанье тайное манят;

Он страстно, медленно вздыхает,

Он видит их — и в пылком сне

Покровы к сердцу прижимает.

Но вот в глубокой тишине

Дверь отворилась; пол ревнивый

Скрыпит под ножкой торопливой,

И при серебряной луне

Мелькнула дева. Сны крылаты,

Сокройтесь, отлетите прочь!

Проснись — твоя настала ночь!

Проснися — дорог миг утраты!..

Она подходит, он лежит

И в сладострастной неге дремлет;

Покров его с одра скользит,

И жаркий пух чело объемлет.

В молчанье дева перед ним

Стоит недвижно, бездыханна,

Как лицемерная Диана

Пред милым пастырем своим;

И вот она, на ложе хана

Коленом опершись одним,

Вздохнув, лицо к нему склоняет

С томленьем, с трепетом живым,

И сон счастливца прерывает

Лобзаньем страстным и немым…

Но, други, девственная лира

Умолкла под моей рукой;

Слабеет робкий голос мой —

Оставим юного Ратмира;

Не смею песней продолжать:

Руслан нас должен занимать,

Руслан, сей витязь беспримерный,

В душе герой, любовник верный.

Упорным боем утомлен,

Под богатырской головою

Он сладостный вкушает сон.

Но вот уж раннею зарею

Сияет тихий небосклон;

Всё ясно; утра луч игривый

Главы косматый лоб златит.

Руслан встает, и конь ретивый

Уж витязя стрелою мчит.

И дни бегут; желтеют нивы;

С дерев спадает дряхлый лист;

В лесах осенний ветра свист

Певиц пернатых заглушает;

Тяжелый, пасмурный туман

Нагие холмы обвивает;

Зима приближилась — Руслан

Свой путь отважно продолжает

На дальный север; с каждым днем

Преграды новые встречает:

То бьется он с богатырем,

То с ведьмою, то с великаном,

То лунной ночью видит он,

Как будто сквозь волшебный сон,

Окружены седым туманом,

Русалки, тихо на ветвях

Качаясь, витязя младого

С улыбкой хитрой на устах

Манят, не говоря ни слова…

Но, тайным промыслом храним,

Бесстрашный витязь невредим;

В его душе желанье дремлет,

Он их не видит, им не внемлет,

Одна Людмила всюду с ним.

Но между тем, никем не зрима,

От нападений колдуна

Волшебной шапкою хранима,

Что делает моя княжна,

Моя прекрасная Людмила?

Она, безмолвна и уныла,

Одна гуляет по садам,

О друге мыслит и вздыхает,

Иль, волю дав своим мечтам,

К родимым киевским полям

В забвенье сердца улетает;

Отца и братьев обнимает,

Подружек видит молодых

И старых мамушек своих —

Забыты плен и разлученье!

Но вскоре бедная княжна

Свое теряет заблужденье

И вновь уныла и одна.

Рабы влюбленного злодея,

И день и ночь, сидеть не смея,

Меж тем по замку, по садам

Прелестной пленницы искали,

Метались, громко призывали,

Однако всё по пустякам.

Людмила ими забавлялась:

В волшебных рощах иногда

Без шапки вдруг она являлась

И кликала: «Сюда, сюда!»

И все бросались к ней толпою;

Но в сторону — незрима вдруг —

Она неслышною стопою

От хищных убегала рук.

Везде всечасно замечали

Ее минутные следы:

То позлащенные плоды

На шумных ветвях исчезали,

То капли ключевой воды

На луг измятый упадали:

Тогда наверно в замке знали,

Что пьет иль кушает княжна.

На ветвях кедра иль березы

Скрываясь по ночам, она

Минутного искала сна —

Но только проливала слезы,

Звала супруга и покой,

Томилась грустью и зевотой,

И редко, редко пред зарей,

Склонясь ко древу головой,

Дремала тонкою дремотой;

Едва редела ночи мгла,

Людмила к водопаду шла

Умыться хладною струею:

Сам карла утренней порою

Однажды видел из палат,

Как под невидимой рукою

Плескал и брызгал водопад.

С своей обычною тоскою

До новой ночи, здесь и там,

Она бродила по садам:

Нередко под вечер слыхали

Ее приятный голосок;

Нередко в рощах поднимали

Иль ею брошенный венок,

Или клочки персидской шали,

Или заплаканный платок.

Жестокой страстью уязвленный,

Досадой, злобой омраченный,

Колдун решился наконец

Поймать Людмилу непременно.

Так Лемноса хромой кузнец[4],

Прияв супружеский венец

Из рук прелестной Цитереи,

Раскинул сеть ее красам,

Открыв насмешливым богам

Киприды нежные затеи…

Скучая, бедная княжна

В прохладе мраморной беседки

Сидела тихо близ окна

И сквозь колеблемые ветки

Смотрела на цветущий луг.

Вдруг слышит — кличут: «Милый друг!»

И видит верного Руслана.

Его черты, походка, стан;

Но бледен он, в очах туман,

И на бедре живая рана —

В ней сердце дрогнуло. «Руслан!

Руслан!.. он точно!» И стрелою

К супругу пленница летит,

В слезах, трепеща, говорит:

«Ты здесь… ты ранен… что с тобою?»

Уже достигла, обняла:

О ужас… призрак исчезает!

Княжна в сетях; с ее чела

На землю шапка упадает.

Хладея, слышит грозный крик:

«Она моя!» — и в тот же миг

Зрит колдуна перед очами.

Раздался девы жалкий стон,

Падет без чувств — и дивный сон

Объял несчастную крылами

Что будет с бедною княжной!

О страшный вид: волшебник