Стихотворения. Александр Сергеевич Пушкин
ДОРИДЕ.
Я верю: я любим; для сердца нужно верить. Нет, милая моя не может лицемерить; Вс° непритворно в ней: желаний томный жар, Стыдливость робкая, Харит бесценный дар, Нарядов и речей приятная небрежность И ласковых имен младенческая нежность.
* * *
Мне бой знаком — люблю я звук мечей; От первых лет поклонник бранной Славы, Люблю войны кровавые забавы, И смерти мысль мила душе моей. Во цвете лет свободы верный воин, Перед собой кто смерти не видал, Тот полного веселья не вкушал И милых жен лобзаний не достоин.
ЮРЬЕВУ.
Любимец ветреных Лаис, Прелестный баловень Киприды Умей сносить, мой Адонис, Ее минутные обиды! Она дала красы младой Тебе в удел очарованье, И черный ус, и взгляд живой, Любви улыбку и молчанье. С тебя довольно, милый друг. Пускай, желаний пылких чуждый, Ты поцалуями подруг Не наслаждаешься, что нужды? В чаду веселий городских, На легких играх Терпсихоры К тебе красавиц молодых Летят задумчивые взоры. Увы! язык любви немой, Сей вздох души красноречивый. Быть должен сладок, милый мой, Беспечности самолюбивой. И счастлив ты своей судьбой. А я, повеса вечно-праздный, Потомок негров безобразный, Взрощенный в дикой простоте, Любви не ведая страданий, Я нравлюсь юной красоте Бесстыдным бешенством желаний; С невольным пламенем ланит Украдкой нимфа молодая, Сама себя не понимая, На фавна иногда глядит.
* * *
Я видел Азии бесплодные пределы, Кавказа дальный край, долины > обгорелы, Жилище [дикое]черкесских табунов, Подкумка знойный брег, пустынные вершины, Обвитые венцом летучим облаков,
И закубанские равнины!
[Ужасный край чудес]!…. там жаркие ручьи
Кипят в утесах раскаленных,
Благословенные струи! Надежда верная болезнью изнуренных.
[Мой взор встречал] близ дивных берегов Увядших юношей, отступников пиров, На муки тайные Кипридой осужденных, И юных ратников на ранних костылях, И хилых стариков в печальных сединах.
* * *
Аптеку позабудь ты для венков лавровых И не мори больных, но усыпляй здоровых.
* * *
Увы! за чем она блистает Минутной, нежной красотой? Она приметно увядает Во цвете юности живой… Увянет! Жизнью молодою Не долго наслаждаться ей; Не долго радовать собою Счастливый круг семьи своей, Беспечной, милой остротою Беседы наши оживлять И тихой, ясною душою Страдальца душу услаждать… Спешу в волненьи дум тяжелых, Сокрыв уныние мое, Наслушаться речей веселых И наглядеться на нее; Смотрю на все ее движенья, Внимаю каждый звук речей И миг единый разлученья Ужасен для души моей.
К***
Зачем безвремянную скуку Зловещей думою питать, И неизбежную разлуку В уныньи робком ожидать? И так уж близок день страданья! Один, в тиши пустых полей, Ты будешь звать воспоминанья Потерянных тобою дней! Тогда изгнаньем и могилой, Несчастный! будешь ты готов Купить хоть слово девы милой, Хоть легкий шум ее шагов.
* * *
Мне вас не жаль, года весны моей, Протекшие в мечтах любви напрасной, Мне вас не жаль, о таинства ночей, Воспетые цевницей сладострастной;
[Мне вас не жаль], неверные друзья, Венки пиров и чаши круговые, Мне вас не жаль, изменницы младые, Задумчивый, забав чуждаюсь я.
Но где же вы, [минуты] умиленья, Младых надежд, сердечной тишины? [Где прежний жар] и слезы вдохновенья?.. Придите вновь, года моей весны!
* * *
Погасло дневное светило; На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Я вижу берег отдаленный, Земли полуденной волшебные края; С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный… И чувствую: в очах родились слезы вновь;
Душа кипит и замирает; Мечта знакомая вокруг меня летает; Я вспомнил прежних лет безумную любовь, И вс°, чем я страдал, и вс°, что сердцу мило, Желаний и надежд томительный обман…
Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан. Лети, корабль, неси меня к пределам дальным По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей,
Страны, где пламенем страстей
Впервые чувства разгорались, Где музы нежные мне тайно улыбались,
Где рано в бурях отцвела
Моя потерянная младость, Где легкокрылая мне изменила радость И сердце хладное страданью предала.
Искатель новых впечатлений,
Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений, Минутной младости минутные друзья; И вы, наперсницы порочных заблуждений, Которым без любви я жертвовал собой, Покоем, славою, свободой и душой, И вы забыты мной, изменницы младые, Подруги тайные моей весны златыя, И вы забыты мной… Но прежних сердца ран, Глубоких ран любви, ничто не излечило…
Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан…
ДОЧЕРИ КАРАГЕОРГИЯ.
Покрытый кровию святой. Чудесный твой отец, преступник и герой, И ужаса людей, и славы был достоин.
Тебя, младенца, он ласкал На пламенной груди рукой окровавленной;
Твоей игрушкой был кинжал
Братоубийством изощренный…. Как часто, возбудив свирепой мести жар, Он, молча, над твоей невинной колыбелью Убийства нового обдумывал удар И лепет твой внимал, и не был чужд веселью… Таков был: сумрачный, ужасный до конца. Но ты, прекрасная, ты бурный век отца Смиренной жизнию пред небом искупила:
С могилы грозной к небесам
Она, как сладкий фимиам, Как чистая любви молитва, восходила.
К ПОРТРЕТУ ВЯЗЕМСКОГО.
Судьба свои дары явить желала в нем, В счастливом баловне соединив ошибкой Богатство, знатный род — с возвышенным умом И простодушие с язвительной улыбкой.
ЧЕРНАЯ ШАЛЬ.
Гляжу, как безумный, на черную шаль, И хладную душу терзает печаль.
Когда легковерен и молод я был, Младую гречанку я страстно любил;
Прелестная дева ласкала меня, Но скоро я дожил до черного дня.
Однажды я созвал веселых гостей; Ко мне постучался презренный еврей;
«С тобою пируют (шепнул он) друзья; Тебе ж изменила гречанка твоя.»
Я дал ему злата и проклял его И верного позвал раба моего.
Мы вышли; я мчался на быстром коне. И кроткая жалость молчала во мне.
Едва я завидел гречанки порог, Глаза потемнели, я весь изнемог…
В покой отдаленный вхожу я один… Неверную деву лобзал армянин.
Не взвидел я света; булат загремел…. Прервать поцелуя злодей не успел.
Безглавое тело я долго топтал, И молча на деву, бледнея, взирал.
Я помню моленья…. текущую кровь…. Погибла гречанка, погибла любовь!
С главы ее мертвой сняв черную шаль, Отер я безмолвно кровавую сталь.
Мой раб, как настала вечерняя мгла, В дунайские волны их бросил тела.
С тех пор не цалую прелестных очей, С тех пор я не знаю веселых ночей.
Гляжу, как безумный, на черную шаль И хладную душу терзает печаль.
* * *
Когда б писать ты начал с дуру, Тогда б наверно ты пролез Сквозь нашу тесную цензуру, Как внидишь в царствие небес.