Сайт продается, подробности: whatsapp telegram
Скачать:PDFTXT
Стихотворения 1815

ночь

Пойдем, Меркурий, сердцу больно;

Пойдем — бешуся я невольно».

И мигом отлетел он прочь.

«Какое чудное явленье!»

Фон-Визин спутнику сказал.

— «Оставь пустое удивленье, —

Эрмий с усмешкой отвечал. —

На Пинде славный Ломоносов

С досадой некогда узрел,

Что звучной лирой в сонме россов

Татарин бритый возгремел,

И гневом Пиндар Холмогора,

И тайной завистью горел.

Но Феб услышал глас укора,

Его спокоить захотел,

И спотыкнулся мой Державин

Апокалипсис преложить —

Денис! он вечно будет славен,

Но, ах, почто так долго жить

«Пора домой, — вещал Эрмию

Ужасный рифмачам мертвец, —

Оставим наскоро Россию:

Бродить устал я наконец».

Но вдруг близь мельницы стучащей,

Средь рощи сумрачной, густой,

На берегу реки шумящей

Шалаш является простой:

К калитке узкая дорога;

В окно склонился древний клен,

И Фальконетов Купидон

Грозит с усмешкой у порога.

«Конечно, здесь живет певец, —

Сказал обрадуясь мертвец, —

Взойдем!» Взошли и что ж узрели?

В приятной неге, на постеле

Певец Пенатов молодой

С венчанной розами главой,

Едва прикрытый одеялом

С прелестной Лилою дремал

И подрумяненный фиалом

В забвеньи сладостном шептал. —

Фон-Визин смотрит изумленный.

«Знакомый вид; но кто же он?

Уж не Парни ли несравненный,

Иль Клейст? иль сам Анакреон?»

«Он стоит их, — сказал Меркурий, —

Эрата, Грации, Амуры

Венчали миртами его,

И Феб цевницею златою

Почтил любимца своего;

Но лени связанный уздою,

Он только пьет, смеется, спит

И с Лилой нежится младою,

Забыв совсем, что он пиит». —

«Так я же разбужу повесу,»

Сказал Фон-Визин рассердясь

И в миг отдернул занавесу.

Певец, услыша вещий глас,

С досадой весь в пуху проснулся,

Лениво руки протянул,

На свет насилу проглянул,

Потом в сторонку обернулся

И снова крепким сном заснул.

Что делать нашему герою?

Повеся нос, итти к покою

И только про себя ворчать.

Я слышал, будто бы с досады

Бранил он русских без пощады

И вот изволил что сказать:

«Когда Хвостов трудиться станет,

А Батюшков спокойно спать,

Наш гений долго не восстанет,

И дело не пойдет на лад».

ГРОБ АНАКРЕОНА.

Всё в таинственном молчаньи,

Холм оделся темнотой,

Ходит в облачном сияньи

Полумесяц молодой.

Темных миртов занавеса

Наклонилася к водам;

В их сени, у входа леса,

Чью гробницу вижу там?

Розы юные алеют

Камня древнего кругом,

И Зефиры их не смеют

Свеять трепетным крылом.

Вижу: лира над могилой

Дремлет в сладкой тишине,

Лишь порою звон унылый,

Будто лени голос милый,

В мертвой слышится струне.

Вижу: горлица на лире,

В розах кубок и венец

Други, други! в вечном мире

Здесь Теосской спит мудрец.

Посмотрите: на гробнице

Сын отрад изображен.

Здесь на ветреной цевнице

Резвый наш Анакреон,

Красотой очарованный,

Нежно гимны ей поет,

Виноградом увенчанный,

В чашу сок его лиет.

Здесь он в зеркало глядится,

Говоря: «Я сед и стар;

Жизнью дайте ж насладиться

Жизнь, увы! не вечный дар!..»

Здесь, на лиру кинув длани

И нахмуря важно бровь,

Хочет петь он бога брани,

Но поет одну любовь. —

Здесь готовится природе

Тяжкой долг он заплатить;

Старый пляшет в хороводе,

Жажду просит утолить:

Вкруг философа седого

Девы пляшут и поют;

Он у времени скупого

Крадет несколько минут.

Вот и музы, и хариты

В гроб любимца увели,

Плющем, розами повиты,

Игры, смехи вслед ушли;

Он исчез, как наслажденье,

Как невнятный вздох любви.

Смертный! век твой — сновиденье:

Счастье резвое лови,

Наслаждайся! наслаждайся!

Чаще кубок наливай,

Страстью нежной утомляйся,

А за чашей отдыхай.

ПОСЛАНИЕ К ЮДИНУ.

Ты хочешь, милый друг, узнать

Мои мечты, желанья, цели

И тихой глас простой свирели

С улыбкой дружества внимать.

Но можно ль резвости поэту,

Невольнику мечты младой,

В картине быстрой и живой

Изобразить в порядке свету

Всё то, что в юности златой

Воображение мне кажет?

Теперь, когда в покое лень,

Укрыв меня в пустынну сень,

Своею цепью чувства вяжет,

И век мой тих, как ясный день,

Пустого неги украшенья

Не видя в хижине моей,

Смотрю с улыбкой сожаленья

На пышность бедных богачей

И, счастливый самим собою,

Не жажду горы серебра,

Не знаю завтра, ни вчера,

Доволен скромною Судьбою

И думаю: «К чему певцам

Алмазы, яхонты, топазы,

Порфирные пустые вазы,

Драгие куклы по углам?

К чему им сукны Альбиона

И пышные чехлы Лиона

На модных креслах и столах,

И ложе шалевое в спальней?

Не лучше ли в деревне дальней,

Или в смиренном городке,

Вдали столиц, забот и грома,

Укрыться в мирном уголке,

С которым роскошь незнакома,

Где можно в праздник отдохнуть!»

О, если бы когда-нибудь

Сбылись поэта сновиденья!

Ужель отрад уединенья

Ему вкушать не суждено?

Мне видится мое селенье,

Мое Захарово; оно

С заборами в реке волнистой

С мостом и рощею тенистой

Зерцалом вод отражено.

На холме домик мой: с балкона

Могу сойти в веселый сад,

Где вместе Флора и Помона

Цветы с плодами мне дарят,

Где старых кленов темный ряд

Возносится до небосклона,

И глухо тополы шумят —

Туда зарею поспешаю

С смиренным заступом в руках,

В лугах тропинку извиваю,

Тюльпан и розу поливаю —

И счастлив в утренних трудах:

Вот здесь под дубом наклоненным,

С Горацием и Лафонтеном

В приятных погружен мечтах.

Вблизи ручей шумит и скачет,

И мчится в влажных берегах,

И светлый ток с досадой прячет

В соседних рощах и лугах. —

Но вот уж полдень. — В светлой зале

Весельем круглый стол накрыт;

Хлеб-соль на чистом покрывале,

Дымятся щи, вино в бокале,

И щука в скатерьти лежит.

Соседи шумною толпою

Взошли, прервали тишину,

Садятся; чаш внимаем звону:

Все хвалят Вакха и Помону

И с ними красную весну…

Вот кабинет уединенный,

Где я, Москвою утомленный,

Вдали обманчивых красот,

Вдали нахмуренных забот

И той волшебницы лукавой,

Которая весь мир вертит,

В трубу немолчную гремит,

И — помнится — зовется Славой —

Живу с природной простотой,

С философической забавой

И с музой резвой и младой

Вот мой камин — под вечер темный,

Осенней бурною порой,

Люблю под сению укромной

Пред ним задумчиво мечтать,

«Вольтера, Виланда читать,

Или в минуту вдохновенья

Небрежно стансы намарать

И жечь потом свои творенья…

Вот здесь… но быстро привиденья,

Родясь в волшебном фонаре,

На белом полотне мелькают;

Мечты находят, исчезают,

Как тень на утренней заре. —

Меж тем, как в келье молчаливой

Во плен отдался я мечтам,

Рукой беспечной и ленивой

Разбросив рифмы здесь и там,

Я слышу топот, слышу ржанье. —

Блеснув узорным чепраком,

В блестящем ментии сияньи

Гусар промчался под окном…

И где вы, мирные картины

Прелестной сельской простоты?

Среди воинственной долины

Ношусь на крыльях я мечты,

Огни во стане догорают;

Меж них, окутанный плащом,

С седым, усатым казаком

Лежу — вдали штыки сверкают,

Лихие ржут, бразды кусают,

Да изредка грохочет гром,

Летя с высокого раската…

Трепещет бранью грудь моя,

При блеске бранного булата,

Огнем пылает взор, — и я

Лечу на гибель супостата. —

Мой конь в ряды врагов орлом

Несется с грозным седоком —

С размаха сыплются удары.

О вы, отеческие Лары,

Спасите юношу в боях!

Там свищет саблей он зубчатой,

Там кивер зыблется пернатый;

С черкесской буркой на плечах,

И молча преклонясь ко гриве,

Он мчит стрелой по скользкой ниве,

С цыгаррой дымною в зубах…

Но лаврами побед увиты,

Бойцы из чаши мира пьют.

Военной славою забытый,

Спешу в смиренный свой приют;

Нашед на поле битв и чести

Одни болезни, костыли,

На век оставил саблю мести

Уж вижу в сумрачной дали

Мой тесный домик, рощи темны,

Калитку, садик, ближний пруд,

И снова я, философ скромный,

Укрылся в милый мне приют

И, мир забыв и им забвенный,

Покой души вкушаю вновь

Скажи, о сердцу друг бесценный,

Мечта ль и дружба и любовь?

Доселе в резвости беспечной

Брели по розам дни мои;

В невинной ясности сердечной

Не знал мучений я любви,

Но быстро день за днем умчался

Где ж детства ранние следы?

Прелестный возраст миновался

Увяли первые цветы!

Уж сердце в радости не бьется

При милом виде мотылька,

Что в воздухе кружит и вьется

С дыханьем тихим ветерка,

И в беспокойстве непонятном

Пылаю, тлею, кровь горит,

И всё языком, сердцу внятным,

О нежной страсти говорит…

Подруга возраста златого,

Подруга красных детских лет,

Тебя ли вижу, взоров свет,

Друг сердца, милая «Сушкова»?

Везде со мною образ твой,

Везде со мною призрак милый:

Во тьме полуночи унылой,

В часы денницы золотой.

То на конце аллеи темной

Вечерней, тихою порой,

Одну, в задумчивости томной,

Тебя я вижу пред собой,

Твой шалью стан не покровенный,

Твой взор, на груди потупленный,

В щеках любви стыдливый цвет.

Всё тихо; брежжет лунный свет;

Нахмурясь топол шевелится,

Уж сумрак тусклой пеленой

На холмы дальние ложится,

И завес рощицы струится

Над тихо-спящею волной,

Осеребренною луной.

Одна ты в рощице со мною,

На костыли мои склонясь,

Стоишь под ивою густою,

И ветер сумраков, резвясь,

На снежну грудь прохладой дует,

Играет локоном власов

И ногу стройную рисует

Сквозь белоснежный твой покров

То часом полночи глубоким,

Пред теремом твоим высоким,

Угрюмой зимнею порой,

Я жду красавицу драгую —

Готовы сани; мрак густой;

Всё спит, один лишь я тоскую,

Зову часов ленивый бой…

И шорох чудится глухой,

И вот уж шопот слышу сладкой, —

С крыльца прелестная сошла,

Чуть-чуть дыша; идет украдкой,

И дева друга обняла.

Помчались кони, вдаль пустились,

По ветру гривы распустились,

Несутся в снежной глубине,

Прижалась робко ты ко мне,

Чуть-чуть дыша; мы обомлели,

В восторгах чувства онемели…

Но что! мечтанья отлетели!

Увы! я счастлив был во сне…

В отрадной музам тишине

Простыми звуками свирели,

Мой друг, я для тебя воспел

Мечту, младых певцов удел.

Питомец Муз и вдохновенья,

Стремясь Фантазии вослед,

Находит в сердце наслажденья

И на пути грозящих бед.

Минуты счастья золотые

Пускай мне Клофо не совьет;

В мечтах все радости земные!

Судьбы всемощнее поэт.

К ЖИВОПИСЦУ.

Дитя Харит и вображенья,

В порыве пламенной души,

Небрежной кистью наслажденья

Мне друга сердца напиши;

Красу невинности небесной,

Надежды робкия черты,

Улыбку душеньки прелестной

И взоры самой красоты.

Вкруг тонкого Гебеи стана

Венерин пояс повяжи,

Сокрытой прелестью Альбана

Мою царицу окружи.

Прозрачны волны покрывала

Накинь на трепетную грудь,

Чтоб и под ним она дышала,

Хотела тайно воздохнуть.

Представь мечту любви стыдливой,

И той, которою дышу,

Рукой любовника счастливой

Внизу я имя подпишу.

Скачать:PDFTXT

ночь… Пойдем, Меркурий, сердцу больно; Пойдем — бешуся я невольно". И мигом отлетел он прочь. "Какое чудное явленье!" Фон-Визин спутнику сказал. — "Оставь пустое удивленье, — Эрмий с усмешкой отвечал.