других побед — успехи пред тобою,

Я счастия тебе желаю всей душою,

а опытов моих,

Мой дидактический, благоразумный стих.

* * *

Блестит луна, недвижно море спит,

Молчат сады роскошные Гаcсана.

Но кто же там во мгле дерев сидит

На мраморе печального фонтана?

Арап-евнух, гарема страж седой,

И с ним его товарищ молодой.

«Мизрур, недуг тоски душевной

Не от меня сокроешь ты.

Твой мрачный взор, твой ропот гневный,

Твои свирепые мечты

Уже давно мне все сказали.

Я знаю — жизнь тебе тяжка.

А что виной твоей печали?

Мой сын, послушай старика».

* * *

Заступники кнута и плети,

О знаменитые князья,

За все жена моя и дети

Вам благодарны, как и я.

За вас молить я бога буду

И никогда не позабуду.

Когда позовут

Меня на расправу,

За ваше здравие и славу

Я дам царю мой первый кнут.

* * *

Короче дни, а ночи доле,

Настала скучная пора,

И солнце будто поневоле

Глядит на убранное поле.

Что делать в зимни вечера,

Пока не подавали кушать?

Хотите ли теперь послушать,

Мои почтенные друзья,

Рассказ про доброго Роберта,

Что жил во время Дагоберта?

Из Рима ехал он домой,

Имея очень мало денег.

Сей рыцарь был хорош собой,

Разумен, хоть и молоденек.

В то время деньги

И дабы впредь не смел чудесить,

Поймавши, истинно повесить

И живота весьма лишить.

НАЧАЛО I ПЕСНИ «ДЕВСТВЕННИЦЫ»

Я не рожден святыню славословить,

Мой слабый глас не взыдет до небес;

Но должен я вас ныне приготовить

К услышанью Йоанниных чудес.

Она спасла французские лилеи.

В боях ее девической рукой

Поражены заморские злодеи.

Могучею блистая красотой,

Она была под юбкою герой.

Я признаюсь — вечернею порой

Милее мне смиренная девица —

Послушная, как агнец полевой;

Йоанна же была душою львица,

Среди трудов и бранных непогод

Являлася всех витязей славнее

И, что всего чудеснее, труднее,

Цвет девственный хранила круглый год.

О ты, певец, сей чудотворной девы,

Седой певец, чьи хриплые напевы,

Нестройный ум и бестолковый вкус

В былые дни бесили нежных муз,

Хотел бы ты, о стихотворец хилый,

Почтить меня скрыпицею своей,

Да не хочу. Отдай ее, мой милый,

Кому-нибудь из модных рифмачей.

* * *

Под каким созвездием,

Под какой планетою

Ты родился, юноша?

Ближнего Меркурия,

Аль Сатурна дальнего,

Марсовой, Кипридиной?

Уродился юноша

Под звездой безвестною,

Под звездой падучею,

Миг один блеснувшею

В тишине небес.

* * *

Что с тобой, скажи мне, братец?

Бледен ты, как святотатец,

Волоса стоят горой!

Или с девой молодой

Пойман был ты у забора,

И, приняв тебя за вора,

Сторож гнался за тобой?

Иль смущен ты привиденьем,

Иль за тяжкие грехи,

Мучась диким вдохновеньем,

Сочиняешь ты стихи?

ИЗ ПИСЬМА К ВЯЗЕМСКОМУ

В глуши, измучась жизнью постной,

Изнемогая животом,

Я не парю — сижу орлом

И болен праздностью поносной.

Бумаги берегу запас,

Натугу вдохновенья чуждый,

Хожу я редко на Парнас,

И только за большою нуждой.

Но твой затейливый навоз

Приятно мне щекотит нос:

Хвостова он напоминает,

Отца зубастых голубей,

И дух мой снова позывает

Ко испражненью прежних дней.

* * *

Семейственной любви и нежной дружбы ради

Хвалю тебя, сестра, не спереди, а сзади.

VARIANTES EN L’HONNEUR DE M-LLE NN

Почтения, любви и нежной дружбы ради

Хвалю тебя, мой друг, и спереди и сзади.

* * *

Брови царь нахмуря,

Говорил: «Вчера

Повалила буря

Памятник Петра».

Тот перепугался.

«Я не знал!.. Ужель?» —

Царь расхохотался.

«Первый, брат, апрель!»

Говорил он с горем

Фрейлинам дворца:

«Вешают за морем

За !

То есть разумею, —

Вдруг примолвил он, —

Вешают за шею,

Но жесток закон».

АННЕ Н. ВУЛЬФ

Увы! напрасно деве гордой

Я предлагал свою любовь!

Ни наша жизнь, ни наша кровь

Ее души не тронет твердой.

Слезами только буду сыт,

Хоть сердце мне печаль расколет.

Она на щепочку ,

Но и не позволит.

* * *

Играй, прелестное дитя,

Летай за бабочкой летучей,

Поймай, поймай ее шутя

Над розой колючей,

Потом на волю отпустя.

Но не советую тебе

Играть с уснувшим змием —

Завидуя его судьбе

Готовы

Искусным пойманный перстом…

* * *

Он вежлив был в иных прихожих,

Но дома скучен, сух и горд.

* * *

Скажи мне, ночь, зачем твой тихий мрак

Мне радостней…

КЮХЕЛЬБЕКЕРУ

Да сохранит тебя твой добрый гений

Под бурями и в тишине…

* * *

В пещере тайной, в день гоненья,

Читал я сладостный Коран,

Внезапно ангел утешенья,

Влетев, принес мне талисман.

Его таинственная сила

Слова святые начертила

На нем безвестная рука.

* * *

Расходились по поганскому граду,

Разломали темную темницу…

ЭЛЕГИЯ НА СМЕРТЬ АННЫ ЛЬВОВНЫ

Ох, тетенька! ох, Анна Львовна,

Василья Львовича сестра!

Была ты к маменьке любовна,

Была ты к папеньке добра,

Была ты Лизаветой Львовной

Любима больше серебра;

Матвей Михайлович, как кровный,

Тебя встречал среди двора.

Давно ли с Ольгою Сергевной,

Со Львом Сергеичем давно ль,

Как бы на смех судьбине гневной,

Ты разделяла хлеб да соль.

Увы! зачем Василий Львович

Твой гроб стихами обмочил,

Или зачем подлец попович

Его Красовский пропустил.

1826

ИЗ ПИСЬМА К ВЕЛИКОПОЛЬСКОМУ

С тобой мне вновь считаться довелось,

Певец любви то резвый, то унылый;

Играешь ты на лире очень мило,

Играешь ты довольно плохо в штос.

Пятьсот рублей, проигранных тобою,

Наличные свидетели тому.

Судьба моя сходна с твоей судьбою;

Сейчас, мой друг, увидишь почему.

ИЗ АРИОСТОВА «ORLANDO FURIOSO»

CANTO XXIII

Ott. 100

Пред рыцарем блестит водами

Ручей прозрачнее стекла,

Природа милыми цветами

Тенистый берег убрала

И обсадила древесами.

101

Луга палит полдневный зной,

Пастух убогий спит у стада,

Устал под латами герой —

Его манит ручья прохлада.

Здесь мыслит он найти покой.

И здесь-то, здесь нашел несчастный

Приют жестокий и ужасный.

102

Гуляя, он на деревах

Повсюду надписи встречает.

Он с изумленьем в сих чертах

Знакомый почерк замечает;

Невольный страх его влечет,

Он руку милой узнает…

И в самом деле в жар полдневный

Медор с китайскою царевной

Из хаты пастыря сюда

Сам-друг являлся иногда.

103

Орланд их имена читает,

Соединенны вензелом;

Их буква каждая гвоздем

Герою сердце пробивает.

Стараясь разум усыпить,

Он сам с собою лицемерит,

Не верить хочет он, хоть верит,

Он силится вообразить,

Что вензеля в сей роще дикой

Начертаны все, может быть,

Другой, не этой Анджеликой.

104

Но вскоре, витязь, молвил ты:

«Однако ж эти мне черты

Знакомы очень… разумею,

Медор сей выдуман лишь ею,

Под этим прозвищем меня

Царевна славила, быть может».

Так басней правду заменя,

Он мыслит, что судьбе поможет.

105

Но чем он более хитрит,

Чтоб утушить свое мученье,

Тем пуще злое подозренье

Возобновляется, горит;

Так в сетке птичка, друг свободы,

Чем больше бьется, тем сильней,

Тем крепче путается в ней.

Орланд идет туда, где своды

Гора склонила на ручей.

106

Кривой, бродящей павиликой

Завешен был тенистый вход.

Медор с прелестной Анджеликой

Любили здесь у свежих вод

В день жаркий, в тихий час досуга

Дышать в объятиях друг друга,

И здесь их имена кругом

Древа и камни сохраняли;

Их мелом, углем иль ножом

Везде счастливцы написали.

107

Туда пешком печальный граф

Идет и над пещерой темной

Зрит надпись — в похвалу забав

Медор ее рукою томной

В те дни стихами начертал;

Стихи, чувств нежных вдохновенье,

Он по-арабски написал,

И вот их точное значенье:

108

«Цветы, луга, ручей живой,

Счастливый грот, прохладны тени,

Приют любви, забав и лени,

Где с Анджеликой молодой,

С прелестной дщерью Галафрона,

Любимой многими — порой

Я знал утехи Купидона.

Чем, бедный, вас я награжу?

Столь часто вами охраненный,

Одним лишь только услужу —

Хвалой и просьбою смиренной.

109

Господ любовников молю,

Дам, рыцарей и всевозможных

Пришельцев, здешних иль дорожных,

Которых в сторону сию

Фортуна заведет случайно, —

На воды, луг, на тень и лес

Зовите благодать небес,

Чтоб нимфы их любили тайно,

Чтоб пастухи к ним никогда

Не гнали жадные стада».

110

Граф точно так, как по-латыни,

Знал по-арабски. Он не раз

Спасался тем от злых проказ,

Но от беды не спасся ныне.

111

Два, три раза, и пять, и шесть

Он хочет надпись перечесть;

Несчастный силится напрасно

Сказать, что нет того, что есть.

Он правду видит, видит ясно,

И нестерпимая тоска,

Как бы холодная рука,

Сжимает сердце в нем ужасно,

И наконец на свой позор

Вперил он равнодушный взор.

112

Готов он в горести безгласной

Лишиться чувств, оставить свет.

Ах, верьте мне, что муки нет,

Подобной муке сей ужасной.

На грудь опершись бородой,

Склонив чело, убитый, бледный,

Найти не может рыцарь бедный

Ни вопля, ни слезы одной.

* * *

Кристал, поэтом обновленный,

Укрась мой мирный уголок,

Залог поэзии священной

И дружбы сладостный залог.

В тебе таится жар целебный

Едва уста красноречивы

Тебя коснулися, и вмиг

Его ума огонь игривый

В тебя таинственно проник.

* * *

Будь подобен полной чаше,

Молодых счастливый дом, —

Непонятно счастье ваше,

Но молчите ж обо всем.

Что за диво, что за каша

Для рассудка моего —

Черт возьми! но, воля ваша,

Не скажу я ничего.

То-то праздник мне да Маше,

Другу сердца моего;

Никогда про счастье наше

Мы не скажем ничего.

Стойте — тотчас угадаю

Горе сердца твоего.

Понимаю, понимаю! —

Не болтай же ничего.

Строгий суд и слово ваше

Ценим более всего.

Вы ль одни про счастье наше

Не сказали ничего!

Он мне ровесник, он так мил,

Всегда видала в нем я брата,

Он, как сестру, меня любил.

Скажите, чем я виновата.

Нет, Маша, ты не виновата…

И этой свадьбе не бывать..

ИЗ ПИСЬМА К СОБОЛЕВСКОМУ

У Гальяни иль Кольони

Закажи себе в Твери

С пармазаном макарони,

Да яичницу свари.

На досуге отобедай

У Пожарского в Торжке.

Жареных котлет отведай (именно котлет)

И отправься налегке.

Как до Яжельбиц дотащит

Колымагу мужичок,

То-то друг мой растаращит

Сладострастный свой глазок!

Поднесут тебе форели!

Тотчас их варить вели,

Как увидишь: посинели,

Влей в уху стакан шабли.

Чтоб уха была по сердцу,

Можно будет в кипяток

Положить немного перцу,

Луку маленькой кусок.

Яжельбицы — первая станция после Валдая. — В Валдае спроси, есть ли свежие сельди? если же нет,

У податливых крестьянок

(Чем и славится Валдай)

К чаю накупи баранок

И скорее поезжай.

ИЗ ПИСЬМА К АЛЕКСЕЕВУ

Прощай, отшельник бессарабской

Лукавый друг души моей.

Порадуй же меня не сказочкой арабской,

Но русской правдою твоей.

* * *

Восстань, восстань, пророк России,

В позорны ризы облекись,

Иди, и с вервием на выи

К убийце гнусному явись.

* * *

Там на брегу, где дремлет лес священный,

Твое я имя повторял;

Там часто я бродил уединенный

И в даль глядел… и милой встречи ждал.

* * *

Что-то грезит Баратынский,

Что-то думает Плетнев?

НРАВОУЧИТЕЛЬНЫЕ ЧЕТВЕРОСТИШИЯ

1. РАВНОВЕСИЕ

О мирный селянин! в твоем жилище нет

Ни злата, ни сребра; но ты счастлив стократно:

С любовью, с дружбой ты проводишь дни приятно,

А в городе и шум, и пыль, и стук карет!

2. ВЕРНОЕ ПРЕДСКАЗАНИЕ

«Пройдет ли мой недуг?» — лев у осла спросил;

Осел ответствовал: «О царь, сильнейший в мире!

Когда ты не умрешь, то будешь жив, как был» —

Два раза два — четыре.

3. СПРАВЕДЛИВОСТЬ ПОСЛОВИЦЫ

Одна свеча избу лишь слабо освещала;

Зажгли другую, — что ж? изба светлее стала.

Правдивы древнего речения слова:

Ум хорошо, а лучше два.

4. МСТИТЕЛЬНОСТЬ

Пчела ужалила медведя в лоб.

Она за соты мстить обидчику желала;

Но что же? умерла сама, лишившись жала.

Какой удел того, кто жаждет мести? — Гроб.

5. НЕПОКОЛЕБИМОСТЬ

«Познай, светлейший лев, смятения вину, —

Рек слон, — в народе бунт! повсюду шум и клики!»

«Смирятся, — лев сказал, — лишь гривой я тряхну!»

Опасность не страшна для мощного владыки.

6. СИЛА И СЛАБОСТЬ

Орел бьет сокола, а сокол бьет гусей;

Страшатся щуки крокодила;

От тигра гибнет волк, а кошка ест мышей.

Всегда имеет верх над слабостию сила.

7. ЛЕБЕДЬ И ГУСЬ

Над лебедем желая посмеяться,

Гусь тиною его однажды замарал;

Но лебедь вымылся и снова белым стал. —

Что делать, если кто замаран?.. Умываться.

8. МАРТЫШКА

Мартышка, с юных лет прыжки свои любя,

И дряхлая еще сквозь обручи скакала;

Что ж вышло из того? — лишь ноги изломала.

Поэт! на старости побереги себя!

9. ОБЩАЯ СУДЬБА

Во ржи был василек прекрасный,

Он взрос весною, летом цвел

И наконец увял в дни осени ненастной.

Вот смертного удел!

10. БЕЗВРЕДНАЯ ССОРА

За кость поссорились собаки,

Но, поворчавши, унялись

И по домам спокойно разошлись.

Бывают ссоры и без драки.

11. ЗАКОН ПРИРОДЫ

Фиалка в воздухе свой аромат лила,

А волк злодействовал в пасущемся народе;

Он кровожаден был, фиалочка — мила:

Всяк следует своей природе.

Кж. УРУСОВОЙ

Не веровал я троице доныне:

Мне бог тройной казался все мудрен;

Но вижу вас и, верой одарен,

Молюсь трем грациям в одной богине.

1827

* * *

Весна, весна, пора любви,

Как тяжко мне твое явленье,

Какое томное волненье

В моей душе, в моей крови…

Как чуждо сердцу наслажденье…

Все, что ликует и блестит,

Наводит скуку и томленье.

Отдайте мне метель и вьюгу

И зимний долгий мрак ночей.

* * *

О ты, который сочетал

С глубоким чувством вкус толь верный,

И точный ум, и слог