заимствовав из своего источника сообщение о том, что Пифагор прибыл в Италию в год, когда победителем в беге на Олимпийских играх был Эриксий, т. е. в 529 г. до н. э., отчего и в предлагаемой Ямвлихом хронологии началась путаница.
1 К этому описанию нами приложены две схемы, одна из которых принадлежит нам, а другая в общем-то тоже, потому что схема, найденная нами в издании Дойбнера, с которого выполнялся перевод, показалась нам во многих отношениях неудовлетворительной. Конечно, мы отдаем себе отчет в том, что музыкальный интервал лучше бы изображать не овальной линией, а прямой, однако на схеме Дойбнера, изобразившего соотношение интервалов прямой линией, нет соединения квинты и кварты на крайних струнах, да и других недостатков немало (так, например, промежуточный тон почему-то изображен овальной, а не прямой линией, как все остальные).
2 Слово «тиран» у греков обозначало единоличного правителя и не имело того одиозного смысла, который приобрело позднее. Чтобы различать тирана в современном смысле слова и античного единоличного правителя, слово, обозначающее последнего, пишут через два «н». — Прим. ред.
Кстати, об источниках Ямвлиха. По общему признанию, главным источником Ямвлиха является перипатетик Аристоксен, который был учеником пифагорейца Ксенофила из Халкиды и, кроме того, общался с сицилийским тираном Дионисием Младшим, который не только слышал о пифагорейцах, но знал некоторых из них. В древности Аристоксен считался главным авторитетом в теории музыки: Аристоксен был сыном музыканта и, кроме того, обучался музыке у того же пифагорейца Ксенофила. Сохранилось немало названий и небольших фрагментов сочинений Аристоксена по теории музыки, которые свидетельствуют о том, что Аристоксен знал этот предмет весьма основательно, так как в одном из своих сочинений он даже описывал технологию просверливания дырочек во флейтах. Поэтому Ямвлих, вероятно, заимствовал из Аристоксена (через Никомаха) не только описание заговора против пифагорейцев (глава XXXV) и историю дружбы Финтия и Дамона (глава XXX), где он прямо ссылается на Аристоксена, но и главу XXVI, где описан опыт Пифагора, в результате которого были изобретены основные музыкальные интервалы, и поэтому у нас вовсе должны отпасть сомненияв том, что описание Ямвлиха не придуманы им, ввиду того, что авторитет Аристоксена как музыкального теоретика был в древности очень высок. Считается, что из Аристоксена же заимствовал Ямвлих и свой каталог наиболее известных пифагорейцев. Каталог этот производит странное впечатление. Во-первых, в нем имена одних упоминавшихся ранее по ходу изложения пифагорейцев есть, а имен других упоминавшихся ранее пифагорейцев нет. Во-вторых, в нем нет имен некоторых пифагорейцев, которые хорошо известны из других источников нам, современным людям, и которые тем более были хорошо известны древним, например, имена Тимея Локрийского (Ямвлих не упоминает о нем ни по ходу изложения, ни в каталоге), Симмия, Кебета (широко известных учеников Филолая), Гикета, Аминия (учителя Парменида), а также Керкопса и Амикла. Другим основным источником Ямвлиха был неопифагореец Никомах из Герасы, «Введение в арифметику» которого комментировал и трактовал Ямвлих. И, наконец, третьим основным источником Ямвлиха был неопифагореец Аполлоний Тианский, всем известный по его жизнеописанию, составленному Флавием Филостратом. Кроме того, Ямвлих упоминает историка философии Гиппобота, часто цитируемого и Диогеном Лаэртским, а также историка Неанфа, который, помимо чисто исторических сочинений, писал и о пифагорейцах. Состояние исторической традиции о Пифагоре таково, что иногда жалеешь, что сам Пифагор ничего не писал: до такой степени был искажен его образ в эллинистическую эпоху, когда имела место так называемая массовая культура и появилось огромное количество подложных сочинений и даже под именами женщин-пифагореек, которые писали, разумеется, о соразмерности и пропорциональности форм женского тела (Периктиона), о женском благоразумии (Финтия), вероятно, связанном с умелым и осторожным использованием преимуществ, заключенных в пропорциональном и соразмерном женском теле, причем дело доходило до смешного. Под именем той же Периктионы появилось два сочинения:
уже упоминавшееся сочинение «О женской соразмерности» и сочинение, которое называлось «О мудрости». Первое из них было написано на ионийском диалекте, а второе — на дорийском (!). Разумеется, реальная Периктиона не могла написать сочинений на двух столько непохожих друг на друга диалектах, на одном из которых говорили в Малой Азии, а на другом — на севере Греции. Должно быть, какие-нибудь две античные ученые дамы, не имея имени и вместе с тем желая, чтобы с их околофилософской продукцией ознакомились другие, выпустили в свет, живя в разных концах Греции, под именем пифагорейки Периктионы, которое было у всех на слуху, свои сочинения, написанные на двух совершенно разных диалектах. Вся эта псевдопифагорейская литература собрана в издании Тезлеффа (The Pythagorean texts of the Hellenistic period, collected and edited by H. ThesleffAbo, 1965).
Следует вкратце рассказать о том, как выглядела, согласно описанию Ямвлиха, пифагорейская школа, которая произвела такое большое впечатление на потомков. Пифагорейская школа предполагала прежде всего тщательный и, как сказали бы сейчас, дифференцированный отбор, и такой же дифференцированный принцип соблюдался и при обучении. Пифагор интересовался прежде всего не умственными способностями, как современные педагоги, занимающиеся тестированием, а нравственными качествами будущих учеников, и долго и внимательно изучал характер будущих учеников, а затем предписывал им пятилетнее молчание, так как последнее считалось труднейшим видом воздержания. Ученик, выдержавший это и некоторые другие испытания, принимался в обучение и, отдав свое имущество в общее пользование, становился членом общины. Общим же имуществом распоряжались специально назначенные для этой цели экономы (гл. XVII, гл. XX). Оно становилось общим потому, что у пифагорейцев главным принципом был принцип «у друзей все общее», и Ямвлих в главе XXXIII подчеркивает особую роль дружбы в пифагорейской школе и системе воспитания, причем Пифагор понимал дружбу очень широко — как дружеское согласие всех частей мирового целого, начиная от первоэлементов, из которых слагается человеческое тело (и тело космоса тоже), продолжая дружеским согласием членов отдельных семей, затем дружеским согласием совокупности семейств и домохозяйств, из которых слагается полис, город-государство, и заканчивая дружеским согласием народов и государств между собою, и все это — в подражание дружескому согласию и хороводу небесных светил, который подобен хороводу Муз и которым руководит бог Пифагора Аполлон. Ученики Пифагора не представляли, однако, при всем их стремлении к общности, одну общую массу, так как соблюдалось строгое различение и разграничение: те, кто преуспели в занятиях, назывались «математики» («познаватели»), а те, кто отстали от них, — «акусматики» («слушатели»). Обучение велось с помощью символов и иносказаний, что делало его содержание недоступным для непосвященных и предохраняло учение от профанации и опошления. На первоначальной стадии обучения главной целью было очищение души, освобождение ее от страстей, о чем мы уже упоминали выше. Кроме исправления души музыкой и применения различных видов воздержания, сюда входило выполнение чисто этических требований, как то: уважение старших, почитание богов, принцип справедливости по отношению ко всем, включая неразумных животных, и в этой связи требование не причинять вреда ничему живому, а также соблюдение верности договорам. Немалая роль в пифагорейской школе отводилась тренировке памяти. О способах этой тренировки Ямвлих подробно рассказывает в главе XXIX . Особенно придирчивы были пифагорейцы в отношении пищи, так как, согласно Пифагору, «все, что употребляется в пищу, порождает какое-нибудь особенное состояние души» (XXXI). Они, прежде всего, отказывались от употребления в пищу одушевленных существ, так как это употребление, по их мнению, связано с причинением вреда этим живым существам и самим себе, потому что мясная пища, считали пифагорейцы, увеличивает беспорядок в душе (XXXI).
Проводят аналогии между пифагорейской школой и монашескими братствами или же масонскими ложами. Однако у пифагорейцев, в отличие от членов монашеских братств, слишком большую роль играла культура тела, которое, по пифагорейским представлениям, вовсе не является греховным, а скорее подлежащим преображению и гармонизации. Кроме того, они активно участвовали в политической жизни, в судебной и законодательной деятельности, а не уходили от мира в скиты и монастыри. Аналогия же с масонскими ложами несостоятельна потому, что пифагорейский союз был скорее похож на религиозный орден, так как охватывал почти всю Южную Италию и Сицилию, и к тому же деятельность пифагорейцев была совершенно открытой и лишенной ореола таинственности, которая в деятельности масонских лож преобладает над всем остальным, и часто ею все и исчерпывается. Аналогия же с религиозным орденом также нуждается в уточнении, так как пифагорейцы агрессивностью не отличались и принудительным распространением своего вероучения и образа жизни среди других народов не занимались — скорее, наоборот, считали подобную деятельность излишней ввиду неподготовленности людей к восприятию их учения. Вообще во всех явлениях античной религии и культуры ощущается бездна такта и уважения к чужой вере, которые в позднейшее время сменились христианской истерией индивидуального и коллективного душеспасения, сопровождавшейся, как правило, поруганием чужой веры. Это преимущество религии древних хорошо выразил «русский эллин» Тютчев, который однажды воскликнул: «Где вы, о древние народы? / Ваш мир был храмом всех богов», — а в следующих двух строчках обозначил преимущество и античной науки перед современной: «Вы книгу матери-природы / Читали ясно, без очков!»
Книга Ямвлиха будет полезна многим. Педагогам будет небезынтересно помимо описания правил, которые были обязательны в пифагорейской школе, узнать взгляды пифагорейцев на воспитание. В главе XXXI излагаются взгляды пифагорейцев на способы воспитания соответственно возрастным особенностям, где главное внимание отводится не детскому, а юношескому возрасту, так как он, по мнению пифагорейцев, играет решающую роль в судьбе человека, и оттого, что человек в этом возрасте более всего подвержен страстям, одни из которых он наследует из детства, а другие уже зарождаются в нем как в будущем зрелом человеке, юношеский возраст является наиболее опасным. В главе XXX излагается целая теория уместного и неуместного обращения с людьми в зависимости от их возраста, достоинства и т. д.
Специалистам высшей школы, в первую очередь историкам, будет полезно ознакомиться с политическими взглядами пифагорейцев на роль власти и опасность анархии (гл. ХХХ), с описанием их законодательной деятельности (гл. ХХХ, гл. XXVII), их влияния на жизнь полисов в целом, а также с историей возникновения и разгрома пифагорейского союза. Для специалистов философии наибольший интерес должно представлять пифагорейское определение цели и сущности философии, данное в гл. XII, учение об истинно сущем, изложенное в гл. XXIX, а также этическая часть пифагорейской философии и, в частности, теория справедливости (гл. XXX) и уже упоминавшаяся пифагорейская трактовка дружбы, дважды повторяемая Ямвлихом (гл. XVI, гл. XXXIII). Разумеется, эта книга будет полезна и для всех,кто интересуется специально неоплатонизмом и философией Ямвлиха.
