Эпидавра и Халкиды7 и встав во главе их всех, заселить остров, называемый Меламфиллом из-за хороших свойств почвы и земли вообще,8 и назвать город Самосом подобно Саме на Кефалении. (4) Оракул же был таков: Самос, остров морской, тебя, Анкей, побуждаю Я заселить, он зовется Филлис, «Обильный листвою».
Подтверждением тому, что колония была выведена из вышеназванных мест, служат не только почести богам и порядок жертвоприношений (то, что колонисты заимствуют из тех мест, откуда пришло людское множество), но и родственные связи и сближения родов друг с другом, которые происходят при случае у самосцев через браки. Так вот, говорят, что Мнемарх9 и Пифаида, родители Пифагора, происходили из семьи и родственного союза, ведущего свое происхождение от Анкея, основателя колонии.10 (5) Хотя среди граждан Самоса бытует мнение именно об этом происхождении Пифагора, некий поэт, уроженец Самоса, утверждая, что Пифагор был сыном Аполлона, говорит следующее:
«Фебу, Зевесову сыну, рожден Пифагор Пифаидой, Всех самиянок она превосходила красой.»11
Откуда возобладало это мнение, следует рассказать подробнее. Когда Мнемарх-самосец, оказавшись во время своей торговой поездки в Дельфах вместе с женой, у которой признаки беременности еще не были явными, вопросил оракул относительно плавания в Сирию, Пифия предсказала, что это плавание будет очень удачным и прибыльным и что жена его уже беременна и родит дитя, которое будет выделяться среди всех когда-либо живших красотой и мудростью и принесет человеческому роду величайшую пользу на все времена. (6) Мнемарх же, догадавшись, что бог не стал бы ничего пророчить о ребенке, коль скоро он не вопрошал о нем, если бы не собирался наделить его исключительными достоинствами и сделать поистине божественно одаренным, тотчас дал тогда своей жене вместо имени «Партенида» имя «Пифаида», имея в виду имя сына и пророчицы.12 (7) Когда же она разрешилась от бремени в Сидоне, в Финикии, он назвал новорожденного Пифагором, потому что Пифия предсказала ему его рождение.13 Здесь следует отклонить мнение Эпименида, Евдокса и Ксенократа, предполагающих, что Аполлон вступил в то время в связь с Партенидой, сделал ее беременной и предсказал через Пифию рождение Пифагора.14 Это их мнение никоим образом нельзя одобрить. (8) Однако то, что душа Пифагора была ниспослана людям руководящей волей Аполлона, то ли будучи его спутницей15, то ли находясь в еще более близкой родственной связи с этим богом, в этом вряд ли кто-нибудь стал бы сомневаться, узнав как о самом воплощении души, так и о ее совершенной мудрости. Вот что можно сказать о рождении Пифагора.
(9) Возвратившись из Сирии на Самоc с огромной прибылью и неисчислимым богатством,16 Мнемарх воздвиг святилище Аполлону, назвав святилище Пифийским, сыну же дал самое разнообразное и достойное воспитание, обучая его в одном случае у Креофила17, в другом — у Ферекида Сиросского18, в третьем — передавая и препоручая его почти всем выдающимся в богослужении людям, так что и в божественных предметах тот, насколько возможно, был достаточно сведущ. Из людей, о красоте которых когда-либо рассказывали, он имел, когда рос, самый прекрасный облик и был осчастливлен божественным достоинством, (10) со смертью же отца его стали превозносить как самого величавого и благоразумного, и, будучи еще совсем юным, он удостаивался всяческого почтения и уважения даже со стороны старших, а при встречах и беседах он привлекал к себе внимание всех и, кто бы ни взглянул на него, всем он казался удивительным, так что многие справедливо утвердились во мнении, что он — сын бога. Он же, приобретая силу и от такой репутации, и от воспитания, начатого сызмальства, и от природного богоподобия, еще более стремился быть достойным этих преимуществ и еще более упорядочивал себя богопочитанием, учеными занятиями, особым образом жизни, спокойствием души и сдержанностью телодвижений, отчего и говорил и делал он все безмятежно и с какой-то неподражаемой кротостью,не поддаваясь ни гневу, ни смеху, ни зависти, ни спору, ни какому-либо волнению или спешке, словно некий добрый демон явился на Самоc.19 (11) Поэтому, когда он еще был эфебом, великая слава о нем дошла до Милета к Фалесу и до Приены — к Бианту, которые считались мудрецами,20 распространилась по окрестным городам, и множество людей, восхваляя повсюду самосского юношу, прозвище которого «длинноволосый» превратилось уже в поговорку, обожествляли и прославляли его. Как только возникла тирания Поликрата21, Пифагор в возрасте приблизительно восемнадцати лет, предвидя, к чему она приведет и что это будет служить препятствием его цели и любви к знаниям, к которым он стремился более всего, ночью, тайно от всех, с Гермодамантом, прозвище которого было «Креофилей», потому что он, как говорили, был потомком Креофила22, гостеприимна поэта Гомера, сделавшегося, как кажется, любимцем и учителем всех людей, переправился с этим Гермодамантом в Милет к Ферекиду, Анаксимандру-физику23 и Фалесу (12) и, пробыв у каждого из них некоторое время, пообщался с ними так, что все они его полюбили, дивились его природной одаренности и сделали соучастником своих бесед. Фалес принял его ласково и, подивившись его несходству с молодыми людьми, которое было очень велико и превосходило уже ходившую о Пифагоре молву, передал ему, сколько мог, знаний и, сетуя на старость и слабость здоровья, побудил его плыть в Египет и общаться в Мемфисе и Диосполе24 более всего со жрецами: у них-де и получит он то, что сделает его мудрым в глазах большинства людей. Он сказал, что сам он не обладает ни от природы, ни в результате выучки столькими достоинствами, какие видятся ему в Пифагоре; так что будет лучше всего, если тот, вступив в общение с прославленными жрецами, сделается наиболее близким к богу и самым мудрым из людей.
ГЛАВА III
(13) Итак, получив от Фалеса ряд других полезных советов и в том числе совет дорожить временем и ради этого воздерживаться от питья вина и мясоедения и прежде всего избегать переедания, быть умеренным в употреблении слишком приятных на вкус и изысканных блюд, и приобретя от этого короткий сон и бодрость, незамутненность души, безукоризненное здоровье и крепость тела, Пифагор отплыл в Сидон, узнав, что этот город — его отечество по рождению25, и верно полагая, что оттуда ему легче будет перебраться в Египет. (14) Именно в Сидоне сошелся он с потомками физиолога и прорицателя Моха26 и другими финикийскими верховными жрецами и принял посвящение во все мистерии, совершаемые главным образом в Библе и Тире и во многих местах Сирии,27 претерпевая все это не ради суеверия, как может показаться кому-нибудь с первого взгляда, но гораздо более из любви и стремления к созерцанию и из опасения, как бы что-нибудь достойное изучения в божественных таинствах или обрядах не укрылось от него. Узнав также, что здесь живут в некотором роде переселенцы и потомки египетских жрецов, и надеясь поэтому участвовать в прекрасных, более близких к богам и не подвергшихся изменениям мистериях в Египте, довольный советом своего учителя Фалеса, Пифагор без промедления переправился туда с помощью каких-то египетских моряков, причаливших очень кстати к берегу близ финикийской горы Кармел28, где он много раз уединялся в храме. Они приняли его охотно, надеясь воспользоваться его цветущим возрастом и продать в рабство за большую цену, (15) однако впоследствии во время плавания, так как он вел себя сдержанно, с достоинством и последовательно и обращался с ними по-дружески, они стали относиться к нему лучше и увидели в совершенном облике юноши нечто большее, чем свойственно человеческой природе, припомнив, что, когда они причалили, он тотчас появился перед ними, сойдя с вершины горы Кармел (а они знали, что среди других гор эта гора считается наиболее священной и для большинства неприступна), и, шествуя спокойно и беззаботно, не задерживаясь ни на какой-нибудь круто обрывающейся, ни на какой-нибудь стоящей препятствием на пути скале, остановившись возле корабля, спросил только: «Вы плывете в Египет?» Когда они ответили утвердительно, он взошел на корабль и молча сел там, где менее всего мог мешать корабельщикам, (16) и в продолжение всего плавания оставался в одном и том же положении две ночи и три дня, не притрагиваясь к пище и питью и не засыпая, если не считать случая, когда он неприметно для всех, все так же сидя и находясь в состоянии безмятежного ожидания, на короткое время заснул, и при этом корабль постоянно двигался, вопреки ожиданию, прямым курсом и удачно для самих корабельщиков, словно на нем был некий бог.29 Сопоставив все эти обстоятельства и убедившись, что с ними из Сирии в Египет действительно плывет божественный демон, они проделали оставшуюся часть пути в величайшем благоговении, выражая себя более приличными, чем у них заведено, словами и поступками в отношении друг к другу и к нему вплоть до счастливейшего для них и в продолжение всего плавания безбурного прибытия судна на египетский берег. (17) Там, когда Пифагор сходил с корабля, все они, с благоговением поддерживая его под руки и передавая друг другу, усадили его на самый чистый песок и без особых приготовлений соорудили перед ним некое подобие жертвенника, выбрав из груза, словно некие первины, лучшие из плодов, и, положив их на жертвенник, направили затем корабль в то самое место, куда и лежал их путь. Он же, ослабев телом от такого длительного воздержания, не противился ни тогда, когда моряки сводили его с корабля, ни тогда, когда они, поддерживая, вели его под руки, ни тогда, когда они оставили его, и не стал долго отказываться от разложенных перед ним плодов, но, отведав их с пользой и подкрепив силы, направился в близлежащие селенья, сохраняя все тот же подобающий и безмятежный вид.
ГЛАВА IV
(18) Вслед за тем он стал обходить все храмы с величайшим усердием и тщанием, вызывая удивление и симпатию у жрецов и прорицателей, с которыми имел дело, и обстоятельно выведывал обо всем, не пропуская ни рассказов, самих по себе примечательных, ни людей, известных своим знанием, ни обрядов, где-либо почитаемых; не оставлял без посещения и памятные места, но, приходя, надеялся узнать в них что-нибудь новое. Благодаря этому он посетил всех жрецов, получая от каждого что-нибудь полезное соответственно степени мудрости каждого.30 (19) Двадцать два года провел он в Египте в его святынях, занимаясь наблюдением звездного неба,31 геометрией и постигая не урывками и не поверхностно все таинства богов, пока, взятый в плен воинами Камбиса32, не был уведен в Вавилон. Там
