стрелою — страшным оружием повелителя богов Индры.
Гибель сына повергает Равану в скорбь и рождает в нем ужас. Затем неистовый гнев охватывает царя. Он жаждет убить Ситу и отправляется совершить злодеянье, но прямой сердцем добрый советник Супаршва смело предостерегает царя от безумного поступка. «Не лучше ли, — убеждает он десятиглавого владыку, — убить Раму и завладеть прекрасною дочерью Джанаки?!»
Равана, сопутствуемый преданнейшими ракшасами, выезжает на поле битвы. Один за другим гибнут его лучшие воины. Но сам Равана непобедим. Царь Ланки и Рама с Лакшманой выпускают тысячи стрел. От копья Раваны падает наземь сын Сумитры. Джа?мбаван, предводитель медведей, советует Хануману полететь в Гималаи: там на горе Махо?дая растут чудесные травы, возвращающие дыхание жизни. Хануман мгновенно переносится в Гималаи и находит гору, но травы прячутся при его появленье.
Тогда он вырывает всю гору, приносит ее на Ланку, а Джамбаван отыскивает волшебные травы и подносит их к лицу бездыханного Лакшманы. Запах трав возрождает Лакшману к жизни.
Рама, а с ним все войско, вновь начинает битву с похитителем Ситы.
[Рама получает колесницу Индры] (Часть 102)
И демонов раджа стремглав колесницу направил
На храброго царского сына, что войско возглавил.
Как будто зловещий Сварбха?ну небесной лазурью
Помчался, спеша проглотить светозарного Су?рью!
И, ливнями стрел смертоносных врага поливая,
На Раму летел он, как туча летит грозовая.
Сверкали они, словно Индры стрела громовая.
Но Рама свои, с остриями из чистого злата,
Подобные пламени, стрелы метал в супостата.
Воскликнули боги: «Кати?т в колеснице Злонравный,
А Рама стоит на земле! Поединок неравный!»
«Мой Ма?тали! — Индра тогда призывает возницу. —
Ты Рагху потомку мою отвези колесницу!»
И Матали вывел небесную, с кузовом чудным,
Коней огнезарных он к дышлам припряг изумрудным.
Сверкала на кузове жарко резьба золотая,
И тьмы колокольчиков мелких звенели, блистая.
А кони сияли, как солнце, и, взоры чаруя,
Искрились на них драгоценные сетки и сбруя.
И стяг на шесте золотом осенял колесницу.
Взял Матали бич, и покинул он Индры столицу.
На ратное поле примчали возничего кони,
Увидя прекрасного Раму, сложил он ладони:
«Боритель врагов! Я расстался с небесным селеньем
И прибыл сюда, побуждаемый Индры веленьем.
Свою колесницу прислал он тебе на подмогу.
Взойди — и сражайся, под стать громоносному богу!
Вот лук исполинский, — златая на нем рукоятка! —
И дротик Владыки бессмертных, отточенный гладко,
И златосиянные стрелы, что Великодарный
Тебе посылает, и панцирь его светозарный.
О Рагху потомок! Твоим колесничим я стану.
С нечистым расправься, как Индра — с отродьями Дану[294]!»
Тогда колесницу Громовника слева направо
Храбрец обошел, как миры обошла его слава.
Царевич и Ма?тали, крепко сжимающий вожжи,
Неслись в колеснице. К ним Равана ринулся тоже,
И бой закипел, волоски поднимая на коже.
Но Рама, отменно оружьем небесным владея,
Справлялся мгновенно с оружьем чудесным злодея.
Оружье богов сокрушал, разбивая на части,
Царевич посредством божественной воинской снасти.
И ракшас прибегнул к своей сверхъестественной власти!
Пускает он стрелы златые, приятные глазу,
Но в змей ядовитых они превращаются сразу.
Их жала сверкают. Из пастей разинутых пламя
Они извергают, когда устремляются к Раме.
Все стороны света огнем наполняя и чадом,
Сочатся, как Ва?суки, змеи губительным ядом!
И против оружья, что Равана выбрал коварный,
Припас благославный царевич оружье Супарны.
Блистали его златоперые стрелы, как пламя,
И враз обернулись они золотыми орлами,
На змей налетели, взмахнув золотыми крылами.
Одну за другой истребляли орлы Вайнатеи,
И гибли в несметном количестве Раваны змеи.
Оружья такого лишили его змеееды,
Что ракшас пришел в исступленье от вражьей победы.
На Раму огромные стрелы посыпались градом
И ранили Индры возницу, стоящего рядом.
Единой стрелою, назло своему супостату,
Сбил Равана древко златое и стяг Шатакра?ту.
Оружье владетеля Ланки, ее градодержца,
Богам досаждая, пронзило коней Громовержца.
Великого Раму постигла в бою неудача,
Богов, и гандхарвов, и праведников озадача.
Святые, что жизнью достойной возвышены были, —
В тревоге, точь-в-точь как Сугрива с Вибхи?шаной, были!
Под сенью Анга?раки в небе, — зловещего знака, —
Встал Равана, словно гора золотая, Майна?ка.
И Раме стрелы не давая приладить на луке,
Теснил его десятиглавый и двадцатирукий[295].
Придя в исступленье, нахмурился воин великий,
На Равану пламенный взор устремил Грозноликий.
Так страшен был Рама в неистовом гневе, что дрожи
Деревья сдержать не смогли от вершин до подножий.
Бесчисленных рек повелитель, — кипучие воды
До неба вздымал океан, как в часы непогоды.
И кряжи седые с пещерами львиными тоже
В движенье пришли, с океанскими волнами схожи.
Кружилась, урон предвещая и каркая дико,
Ворон оголтелая стая. И гневного лика,
На Раму взглянув, устрашился враждебный владыка.
А боги бессмертные, к Раме полны состраданья,
Следили за битвой, подобной концу мирозданья,
В летучих своих колесницах, теснясь полукружьем
Над полем, где двое сражались ужасным оружьем.
В тревоге великой взирая с небесного свода,
И боги и демоны чаяли битвы исхода.
Но жаждали боги победы для Рагху потомка,
А демоны — злобного Равану славили громко.
Как твердый алмаз или Индры стрела громовая,
Оружье взял Равана, Раму убить уповая.
Он выбрал такое, что мощью своей беспредельной
Пугало врага и удар наносило смертельный.
Огонь извергало, и взор устрашало, и разум
Оружье, что блеском и твердостью схоже с алмазом.
Любую преграду зубцами тремя сокрушало
И слух потрясенный, свирепо гремя, оглушало.
Копье роковое, что смерти самой неподвластно,
Врагов истребитель схватил, заревев громогласно.
Он, клич испуская победный, готовился к бою
И ракшасов тешил, зловредный, своей похвальбою.
Он грубо воскликнул: «Моргнуть не успеешь ты глазом —
И этим оружьем, что прочностью схоже с алмазом,
О Рама, тебя уничтожу я с Лакшманой разом!
В копье моем скрыта стрелы громовой неминучесть.
Воителей-ракшасов мертвых разделишь ты участь!»
Метнул Красноглазый копье колдовское в отваге,
И трепетных молний на нем заблистали зигзаги.
Ударили колоколов меднозвончатых била.
Их восемь, певучих, на древке подвешено было.
Летело копье в поднебесье, огнем полыхая,
Гремящие колокола над землей колыхая.
Но это оружье, воитель, в боях наторелый,
Сумел отвратить, посылая несчетные стрелы.
Так пламень конца мирозданья гасили потоки,
Что Ва?сава с неба обрушивал тысячеокий.
Но стрелы, стремясь мотыльками к лучистой приманке,
Сгорали, коснувшись копья повелителя Ланки.
Разгневался пуще, при виде обильного пепла,
Царевич Айодхьи, решимость воителя крепла.
Швырнул, осердясь, Богоравный могучей десницей
Копье Громовержца, врученное Индры возницей.
Летящее в пламени яром, со звоном чудесным,
Оно раскололо ударом своим полновесным
Оружье властителя Ланки в пространстве небесном.
Увидел он быстрыми стрелами Рамы сраженных
Коней легконогих своих, в колесницу впряженных.
И Рама пробил ему дротиком грудь и над бровью
Всадил три стрелы златоперых… Облившийся кровью,
Был ракшас подобен ашоки цветущему древу.
Дал Равана волю его обуявшему гневу!
Равану спасает от гибели его возничий. Он поворачивает коней и увозит колесницу прочь от битвы.
Очнувшись, Равана возгорается гневом: возничий не смел увозить его! Враги могут обвинить теперь Равану в трусости. Возничий говорит, что сделал это лишь для пользы царя: великий воин передохнул и теперь вновь способен сражаться. Поединок между Рамой и Раваной возобновляется.
[Продолжение поединка Рамы и Раваны] (Часть 107)
На ракшаса и человека в немом изумленье
Два войска глядели, внезапно прервав наступленье.
Сердца у бойцов колотились, но замерли руки,
Сжимавшие копья, дубины, секиры и луки.
И зрелищем странным казались огромные рати,
Что, двух вожаков созерцая, застыли некстати.
И Раме и Раване разные были предвестья.
Не смерти, в сраженье страшились они, но бесчестья.
Два недруга истолковали приметы и знаки.
Их мысли и чаянья ход получили двоякий.
«Победу предвижу!» — сказал себе Рама всеправый.
«Погибель предвижу!» — сказал себе Десятиглавый.
В неистовстве Равана сбить вознамерился знамя,
Что реяло над колесницей, ниспосланной Раме.
Хоть Равана стрелы пустил, разъярившись премного,
Но стяга не сбил с колесницы громовного бога.
И стрелы посыпались наземь, скользнув мимо цели.
Лишь знамени древко они золотое задели.
Но Рама свой лук натянул, и — врагу воздаянье! —
Стрела с тетивы понеслась в нестерпимом сиянье.
Змее исполинской под стать, с устрашительным блеском,
Стяг Раваны срезав, под землю ушла она с треском.
Увидя, что знамя повержено воином дивным,
Он стрелы обрушил на Раму дождем непрерывным.
В коней Шатакра?ту вонзались несчетные стрелы.
Назло супостату, остались животные целы,
Как будто легонько хлестнули их стеблями лилий!
И Раме служить продолжали они без усилий.
Палим нетерпения пламенем, Боговраждебный
С поверженным знаменем ливень оружья волшебный
На Раму тогда устремил: булавы и дубины,
Секиры и молоты, гор остроглавых вершины,
Утесы, деревья с корнями, железные жерди —
Все падало, грохот и гул исторгая из тверди.
Злонравного стрелы затмили простор окоема,
Но он упустил колесницу властителя грома.
На той колеснице, дарованной Рагху потомку,
Из множества стрел ни одна не задела постромку!
Тем временем, лук напрягая бестрепетной дланью,
Обрушивал Равана стрелы на рать обезьянью.
У них острия золотые отточены были,
И помыслы Раваны сосредоточены были.
А Рама? Старанья властителя Ланки узрел он,
Слегка усмехнулся и выпустил тысячи стрел он!
И ракшасов грозный владыка ответил на это,
Несчетными стрелами небо застлав без просвета.
Подобье второго блистающего небосвода
Он создал совместно с потомком великого рода!
Их стрелы, друг-дружкой расколоты, сыпались наземь.
Так Рама сражался с неистовым ракшасов князем.
Тут Индры возница изрек: «О военной науке
Забыв, поступаешь ты с этим врагом, Сильнорукий!
Сразить его можно оружьем великого Брахмы.
О Рама, подобной стрелы не найдем в трех мирах мы!
Предсказана Раваны гибель, — сказал колесничий, —
Богами — и станет сегодня он смерти добычей!»
И, вроде змеи ослепительной, грозно шипящей,
Достал из колчана боритель великоблестящий
Стрелу, сотворенную Брахмой, чтоб Индра мирами
Тремя завладел, — и Ага?стьей врученную Раме.
В ее острие было пламя и солнца горенье,
И ветром наполнил создатель ее оперенье,
А тело стрелы сотворил из пространства. Ни Меру,
Ни Мандаре не уступала она по размеру.
Стрела златоперая все вещества и начала
Впитала в себя и немыслимый блеск излучала.
Окутана дымом, как пламень конца мирозданья,
Сверкала и трепет вселяла в живые созданья.
И пешим войскам, и слонам, и коней поголовью
Грозила, пропитана жертвенным жиром и кровью.
Как твердый алмаз или Индры стрела громовая,
Была сотворенная Брахмой стрела роковая,
Чей путь преградить не смогла бы скала вековая!
Железные копья она рассекала с разлета
И с громом обрушивала крепостные ворота.
Стрела, о которой небесный напомнил возница,
Блистала роскошным своим опереньем, как птица.
И — смерти приспешница — ратников мертвых телами
Кормила стервятников эта несущая пламя.
Для вражеской рати была равносильна проклятью
Стрела Праджапа?ти, что Раме была благодатью!
Он вслух сотворил заклинанье, затем, для победы,
Поставил ее, как велят многосильному веды.
Живых в содроганье повергло стрелы наложенье.
Недвижную твердь сотрясло тетивы напряженье.
Стрелу, угрожавшую жизненных сил средоточью,
Царевич пустил во Владыку Летающих Ночью.
И, неотвратимая, Раваны грудь пробивая,
Вошла ему в сердце, как Индры стрела громовая,
И в землю воткнулась, от крови убитого рдея,
И тихо вернулась в колчан, уничтожив злодея.
А Равана? Дух испуская, и лук он и стрелы
Из рук уронил, затуманился взор помертвелый,
И ракшас на землю упал с колесницы двухосной,
Как Вритра, поверженный Индры стрелой громоносной.
Звучал барабанов божественных рокот приятный,
Из райских селений подул ветерок благодатный.
На Раму обрушился ливень цветов ароматный.
Вверху величали гандхарвы его сладкогласно,
А тридцать бессмертных кричали: «Прекрасно! Прекрасно!»
Сугрива, Вибхишана, Ангада с Лакшманой вместе
Бежали к нему для воздания воинской чести.
В кругу небожителей — Индра, миров покоритель, —
В кругу полководцев стоял богоравный боритель!
Быка среди ракшасов, подвиг свершив многотрудный,
Сразил этот Рагху потомок и царь правосудный.
Равана погибает, зло рассеивается, мир и спокойствие воцаряются во вселенной. Обезьяны входят в Ланку. Рама возводит Вибхишану на престол.
Победитель Раваны просит Ханумана отыскать прекрасную Ситу. Хануман является в сад и видит печальную царевну Митхилы в окружении ракшаси. Он рассказывает ей о гибели могучего ее похитителя. Радость лишает царевну дара речи. Затем она благодарит мудрого Ханумана за великую весть. Сын
