мне отныне:

Все наши законы, — мудрец поучает, —

Закон продолжения рода венчает!»

В ответ — Савитри: «Нет прекрасней желаний.

Предвидела я твою просьбу заране.

Я к Брахме пришла, и сказал Самосущий:

«Пусть дочери ждет он, — блестящей, цветущей».

Услышал ты, царь, Прародителя слово.

Сверх этого дара не будет иного».

«Да будет, как сказано!» — царь ей ответил,

Как прежде, бесхитростен, кроток и светел.

Богиня исчезла, а царь, как и прежде,

Был предан законам, добру и надежде.

Прошло над царем достодолжное время,

И в лоне царицы оставил он семя,

И семя росло в целомудренном лоне,

Как месяц растет на ночном небосклоне.

Прелестная дочь родилась у царицы,

И лотосов-глаз трепетали ресницы.

Родители, радуясь той благостыне,

Назвали ее Савитри — в честь богини.

Шло время. Богине равна по обличью,

Вступила красавица в пору девичью.

Широкая в бедрах и тонкая в стане,

Казалась она исполненьем мечтаний.

Однако никто, красотой устрашенный,

Не брал ее, лотосоглазую, в жены.

Однажды, закончив свой пост многодневный,

К богам родовым, в первый па?рван[17], царевна

Молиться пришла с головою омытой, —

И жертвенник вспыхнул, цветами увитый.

Предстала затем пред отцом на закате,

С цветами склонилась к ногам Ашвапати,

И руки сложила, и встала с ним рядом, —

Широкая в бедрах, с почтительным взглядом.

И царь, сострадая, сказал тонкостанной

Царевне своей, женихам нежеланной:

«О дочь моя, время приспело для брака, —

Никто тебя замуж не просит, однако.

Сама поищи себе мужа: коль будет

Он равен тебе, нас никто не осудит.

Но знай, что отца осуждают законы,

Коль мужу не отдал он дочь свою в жены,

И муж осуждаем, жену разлюбивший,

И сын, овдовевшую мать позабывший.

Поэтому мужа найти поспеши ты,

Не то от богов мне не будет защиты».

Немного смутясь, но не зная тревоги,

Она поклонилась родителю в ноги,

С душою разумной, для блага открытой,

Отправилась в путь с надлежащею свитой,

Отправилась на золотой колеснице,

А царь и вельможи остались в столице.

Отправилась в чащи лесные, густые,

Туда, где отшельники жили седые,

Во многих священных местах побывала,

Наставникам-старцам дары раздавала.

[Савитри выходит замуж за Сатья?вана]

Царь мадров сидел средь своих приближенных,

С ним — На?рада, сведущий в древних законах.

Царевна из дальних приехала странствий,

Предстала пред ними в блестящем убранстве,

Склонилась к ногам и отца и святого.

Властитель услышал от Нарады слово:

«Откуда вернулась царевна в столицу?

И замуж зачем ты не отдал девицу?»

А царь: «Потому-то, стремясь к этой цели,

Свою Савитри я отправил отселе.

Сейчас от нее мы узнаем: нашла ли

Супруга, в лесные отправившись дали?

Начни свою повесть, о дочь дорогая», —

Сказал властелин, Савитри ободряя.

И та, будто бога услышала, — сразу,

Отцу подчинясь, приступила к рассказу:

«Есть шалвов страна. Добрый, кроткий, всеправый,

Дьюма?тсена был властелином державы.

Когда он ослеп, стал он жертвой коварства,

И отнял сосед у несчастного царство.

С женою и с сыном-младенцем, незрячий,

Он в лес удалился, лишившись удачи.

Подвижником стал он в лесной глухомани,

Отрекся от низменных, жалких желаний.

А сын его, в царской рожденный столице,

Но ставший товарищем зверю и птице,

Сатья?ван, в скитаниях найденный мною,

Есть тот, кому стать я желаю женою».

«Беда! — вскрикнул Парада. — Тяжкое горе

На эту царевну обрушится вскоре!

Царевич, от праведных, чистых рожденный,

Правдивой и доброй душой наделенный,

Правдивым — Сатьяваном — прозванный с детства, —

Слыхал я, — коней полюбил с малолетства.

Гривастых лошадок лепил он из глины,

Конями свои украшал он картины,

За это прозвали царевича с лаской:

Читра?шва — «Скакун, Нарисованный Краской».

«А ныне, — спросил мудреца Ашвапати, —

Вкушает ли отпрыск слепца благодати?

И есть ли в нем кротость, и ум, и отвага?»

Ответствовал Нарада, ищущий блага:

«Как солнце, он светел, как Индра, бесстрашен,

Как наша земля, он терпеньем украшен».

А царь: «Но красив ли душой и обличьем?

Насколько он щедр? И велик ли величьем?»

Ответил мудрец: «Благороден, беззлобен,

Он щедростью лишь Рантиде?ве подобен,

Красив он, как месяц, как братья Ашвины, —

Дневной и вечерней зари властелины.

Он стоек и сдержан, он смел и послушен,

Он скромен, и доблестен, и прямодушен».

А царь: «Коль таков он, душою высокий,

Какие же в нем притаились пороки?»

«Один лишь порок в этом царственном сыне:

Умрет через год, начиная отныне».

Услышав ответ мудреца, Ашвапати

Сказал: «Савитри, не горюй об утрате.

Другого найди себе в мире широком:

Бессильны достоинства рядом с пороком.

К чему тебе муж, что погибнет до срока?

Беги от несчастья, беги от порока!»

В ответ — Савитри: «Это ведает каждый, —

Три дела свершаются в мире однажды:

Замужество, смерть, обещание дара…

Умрет ли он юный, умрет ли он старый,

В нем много ли блага иль больше дурного, —

Его избрала, не хочу я иного!

Что сердце решило — то вылилось в слово,

А слову — решение сердца основа».

«О царь, — молвил Нарада, — силой душевной

И светлым умом обладает царевна.

Сатьявану равных не сыщем в подлунной, —

Одобрим же выбор красавицы юной!»

А царь: «Для меня все слова твои святы.

Я сделаю так, ибо ты — мой вожатый».

Мудрец пожелал им: «Развеем кручину,

Да будет вам благо, а я вас покину».

Взлетел в третье небо[18] мудрец белоглавый,

А слугам велел повелитель державы

Всю утварь собрать, все припасы для свадьбы:

Желанному счастью преградой не стать бы!

С царевной, с жрецами домашними вместе

Царь двинулся в лес, угождая невесте,

А там, на подушке, набитой травою,

Священной, седой прислонясь головою

К могучему древу, сидел именитый

Отшельник. Глаза его были закрыты.

Предстал перед ним Ашвапати с поклоном.

Слепец-венценосец, согласно законам,

Владыку воссесть попросил на сиденье,

Затем предложил совершить омовенье,

Затем вопросил: «Государства властитель,

Зачем ты пожаловал в нашу обитель?»

Сказал Ашвапати: «Сатьявану в жены

Я дочь предлагаю, о царь прирожденный,

О праведник царственный с думой благою, —

Тебе Савитри да пребудет снохою».

Дьюматсена молвил: «Лишившись престола,

В лесу мы свершаем свой подвиг тяжелый,

И надо ли девушке, с миром в разлуке,

Испытывать наши невзгоды и муки?»

Ответствовал гость: «Эта жизнь быстротечна,

И счастье мгновенно, и горе не вечно.

Скажи, заслужил ли подобные речи

Я — с дочерью, с твердым решеньем пришедший?

Ты равен мне, жажду союза с тобою,

Ты в родичи мне предназначен судьбою!

С тобой породниться хочу я отныне,

Да сына найду в твоем царственном сыне!»

Ответил отшельник царю всеблагому:

«Давно я стремился к союзу такому,

Но, царства лишенный, подвластный обетам,

Сперва колебался и медлил с ответом.

Теперь я согласен, о царь справедливый, —

Сегодня пусть брак совершится счастливый!»

Собрали жрецов, что в лесу обитали,

Детей своих браком цари сочетали.

Богатствами дочь одарив, Ашвапати

Вернулся, обрадован, к войску и знати.

И юное счастье супругов влюбленных

Простерлось под сенью деревьев зеленых.

Царевна, отринув наряд свой атласный,

Оделась деревьев корой темно-красной.

Была Савитри и добра и смиренна,

И, скромная, нравилась всем неизменно:

Свекрови — заботами и обхожденьем,

А свекру — усердным богам угожденьем,

А мужу — красой, и работой прилежной,

И ласкою — в уединении — нежной.

Так жили в покое, свой подвиг свершая,

И горя не ведала пу?стынь лесная,

Но утром иль вечером, в тайном терзанье,

Забыть не могла Савитри предсказанье.

[Сатьяван и Савитри уходят в лес]

Шло время. К Сатьявану смерть приближалась.

В душе Савитри были горе и жалость,

На дни, что летели, смотрела в печали,

Речения Нарады в сердце звучали.

«День близок, — подумала, — неотвратимый.

Умрет на четвертые сутки любимый», —

И строгий обет возгласила трехдневный:

Не ела, недвижно стояла царевна.

Услышал слепой об обете суровом,

К снохе обратился с сочувственным словом:

«Решенье такое — уму непостижно:

Три дня крайне трудно стоять неподвижно!»

В ответ — Савитри: «Так я твердо решила.

Меня не жалей, ибо есть во мне сила».

А царь: «Я обет призову ли нарушить?

Скажу я: «Нарушь», — не должна меня слушать!»

Незрячий замолк, сокрушаясь душевно.

Столпом неподвижным застыла царевна.

В безмолвном и долгом страданье стояла,

И ночь отошла, и заря засияла.

«День вспыхнул, чтоб жизнь дорогая погасла!» —

С той думой в огонь возлила она масло,

Почтила, как должно, с смиренной любовью,

Отшельников-брахманов, свекра с свекровью.

Подвижники, движимы скорбью живою,

Взмолились о ней: да не станет вдовою!

Царевна ждала рокового мгновенья,

Но стало ей легче от благословенья.

И свекор с свекровью смиренно сказали:

«Исполнила ты свой обет, — так нельзя ли

Низринуть, сноха, послушания бремя,

Смотри, приближается трапезы время».

Ответила с ласкою дочь Ашвапати:

«Поем я, когда будет день на закате».

Тогда подошел, с топором на заплечье,

Сатьяван: он в лес отправлялся, далече.

«Пойду я с тобою! — сказала, тоскуя, —

Тебя одного отпустить не могу я!»

А муж: «Не просила ты раньше об этом,

И как, изнуренная тяжким обетом,

Прекрасная, пост соблюдавшая строгий,

Пойдешь ты пешком по нелегкой дороге?»

В ответ — Савитри: «Я сильна и здорова,

Пойду я с тобой, — таково мое слово».

А муж: «Хорошо. Но, над младшими властны,

Родители тоже да будут согласны».

К свекрови и свекру она, молодая,

Пришла и промолвила, скрытно страдая:

«Мой муж собирается в лес за плодами,

А также чтоб ваше поддерживать пламя.

Священный огонь — вот ухода причина,

И, значит, не надо удерживать сына.

Без мужа мне грустно, — слова мои взвесьте, —

Позвольте мне с мужем отправиться вместе.

Весь год прожила я безвыходно дома,

Мне прелесть лесная совсем незнакома».

Дьюматсена молвил: «С тех пор как женою

Сатьявану стала, — ко мне ни с одною

Ты просьбою не обращалась, родная.

Ступай же, супруга в пути охраняя».

С таким разрешеньем, тревожась о муже,

Пылая внутри и сияя снаружи,

С супругом отправилась в лес шумноглавый,

Где яркие ягоды, свежие травы,

Где нежно касались друг друга вершины,

Пронзительно перекликались павлины.

Шла с мужем вдвоем вдоль речного потока

И лотосы глаз раскрывала широко.

«Смотри!» — говорил ей супруг то и дело,

Но только на мужа царевна смотрела.

Уже он ей мертвым казался, и горе

Таила она в жизнерадостном взоре,

И, помня слова мудреца и пророка,

Ждала, содрогаясь, ужасного срока.

Так, думая думу свою втихомолку,

Плодами наполнила с мужем кошелку.

Затем началась дровосека работа.

Устал он, покрылся росинками пота,

Внезапно почувствовал боль головную

И молвил, взглянув на жену молодую:

«Любимая, мне занедужилось, что ли?

Болит голова, в сердце — острые боли,

Как будто впились в меня копья иль стрелы…

Немного посплю, отдохну, ослабелый».

Присела царевна средь свежих растений,

И голову мужа себе на колени

Она положила, часы подсчитала, —

Уже роковое мгновенье настало!

Тогда-то, в испуге, изверясь в надежде,

Увидела путника в красной одежде.

С петлею в руке и в короне блестящей

Смотрел на Сатьявана страх наводящий

Глазами, налитыми жаркою кровью, —

Не тог ли, кто участь готовил ей вдовью?

[Дары бога смерти]

Царевна сложила молитвенно руки

И молвила голосом горя и муки:

«Ты мощи нездешней явил мне высоты.

Я вижу, ты — бог. Назови себя: кто ты?»

И был ей ответ: «Савитри дорогая,

За то, что живешь ты, добро постигая,

За то, что ко благу ты шествуешь прямо,

Откроюсь тебе: я — всеправящий Яма.

Сатьявана срок наступил. И петлею

Свяжу, унесу его, в бездне сокрою.

Он, праведник, был тебе верным супругом,

Поэтому сам я пришел, а не слугам

Своим поручил унести его ныне, —

Смиренный, он чтил и богов и святыни».

Связал он Сатьявана быстро, умело

И душу извлек из безгласного тела:

То был человечек, не больше чем палец, —

И стал бездыханным царевич-страдалец.

Исчезла душа — красота отлетела,

Уродливым стало бездушное тело.

Бог смерти направился в сторону юга,

Однако великая сердцем супруга,

Страдая и плача, с надеждой упрямой,

Безгрешная, шла неотступно за Ямой.

«Вернись, — посоветовал бог непреклонный, —

Сверши над супругом обряд похоронный,

Свой долг до конца ты исполнила честно!»

В ответ — Савитри: «Нам издревле известно, —

За мужем жена да последует всюду.

Он жил, — с ним была я, и с мертвым пребуду!

За то, что при муже отшельницей стала,

За то, что я старших всегда почитала,

За то, что усердно молилась, постилась,

За то, что и ты мне явил свою милость, —

Преграды не будет мне ставить дорога!

Нам, людям, законов завещано