оденьте их в белые одежды, они будут нести погребальные носилки. Приготовьте деньги для раздачи народу. Ты, Сугрива, сейчас государь в Кишкиндхе и сам должен обо всем подумать».
Носилки для погребения Валина были подобны небесному трону, украшенному изображениями птиц и деревьев. Они были убраны дорогими тканями и цветами, и решетчатые окошки на носилках блистали серебром и золотом. Сугрива и Ангада положили на них мертвое тело Валина, и могучие обезьяны в белых одеждах понесли умершего государя к погребальному костру.
Как великого и знатного владыку, хоронили царя Кишкиндхи. Тара сидела с ним на носилках, и голова его покоилась у нее на коленях. Впереди бежали слуги и бросали деньги жителям Кишкиндхи, а позади шли несметной толпой обезьяны. Тара громко и горестно рыдала, с нею вместе плакали все жители столицы; сотрясались от рыданий плечи воинов, несших носилки.
«О повелитель обезьян, — причитала Тара, — о мой господин, о милый, взгляни на меня. Ты лежишь как живой, и на лице твоем улыбка. Сама Смерть в облике Рамы пришла в Кишкиндху, и от удара одной стрелы мы все осиротели. О царь, вокруг тебя твои друзья, твои советники, твои вдовы, и все они рыдают. О сокрушитель врагов, о любимый, отошли всех обратно в город, а мы останемся здесь в лесу с тобою и будем любить друг друга». Так горестно причитала Тара, и все жены обезьяньих вождей вторили ей.
У высокой поленницы носилки с телом Валина остановились, и сошла с них на землю скорбная царица Тара. Вскоре слуги разожгли погребальный костер, на него поставили носилки с телом Валина, и владыка Кишкиндхи, казненный Рамой, отправился в благое путешествие на небо.
Жители Кишкиндхи в последний раз простились с Валином, омыли свои тела в речных водах и с печалью воротились в свои жилища.
После совершения обряда Хануман низко поклонился сыну Дашаратхи и обратился к нему с почтительной речью: «Войди, великий Рама, в гостеприимную Кишкиндху и возведи на престол своего союзника и друга Сугриву». Просьба Ханумана и Сугривы была приятна непобедимому Раме, но он отказался. Пока длились четырнадцать лет его изгнания, Рама не мог вступить ни в одно селение, ни в один город. Только в лесу он мог остановиться. И потому Рама ответил Хануману: «Вы сами посадите на престол Сугриву и вручите ему державную власть и богатство. Доблестный Сугрива пусть правит могучей Кишкиндхой, а наследником престола провозгласите Ангаду. Этого хотел сам Валин, и так будет справедливо. Скоро наступит дождливое время, четыре месяца оно продлится — для поисков Ситы не годится это время года. Вы ступайте себе в Кишкиндху, займитесь делами государства, а я и Лакшмана будем жить пока в горной пещере. Здесь кругом воздух свежий и чистый, есть вода, плоды и коренья, и жить нам здесь будет приятно».
Рама и Лакшмана простились с Сугривой и Хануманом и ушли в горную пещеру, а обезьяны направились в Кишкиндху.
Торжественно вступил Сугрива в свою столицу, полновластным властелином вошел в дворцовые покои и сел на престол государя Кишкиндхи. В руке он держал золотой жезл, над головой его был золотой зонт — царское отличие, а перед ним лежали дорогие подарки. Жители Кишкиндхи пришли поздравить нового государя и принесли ему лекарственные травы, воду в золотых кувшинах, плоды, коренья, зерно и масло, цветы, дорогие ткани и тигровые шкуры. Шестнадцать молодых и красивых дев поднесли довольному Сугриве подарки, брахманы прочли священные молитвы, и Сугрива был признан всеми законным государем. Советники Сугривы объявили Ангаду наследником престола, и начались в Кишкиндхе великое ликование и радость. Рума с любовью и восторгом вернулась к прежнему супругу, и снова стал радоваться жизни благородный Сугрива. Хануман послал гонцов к великому Раме, и они доложили обо всем происшедшем доблестным сыновьям Дашаратхи.
Долгих четыре месяца надо было ждать Раме и Лакшмане, когда закончится дождливое время и наступит желанная осень. Осенью сыновья Дашаратхи решили продолжать поиски прекрасной Ситы. Рама и Лакшмана выбрали себе сухую и светлую пещеру и поселились в ней. Густой лес расстилался вокруг. Леса и зеленые поляны тянулись чередою, и в лесах обитали львы, слоны и тигры. Кругом было много птицы и зверя, в водоемах водилась вкусная рыба, а в лесных плодах и кореньях не было недостатка. Здесь решили братья дожидаться осени.
Сугрива забывает о своем обещании
Когда Сугрива стал государем Кишкиндхи, он не стал заниматься царскими делами, а передал управление царством своим советникам. Они вершили суд и собирали налоги, охраняли границы Кишкиндхи от набегов, понуждали подданных соблюдать законы. А Сугрива предался забавам и утехам со своей женой Румой и Тарой, которая давно была ему желанной. Тара тоже стала супругой Сугривы, и он со своими женами не расставался. Все дни и ночи проводил он с ними, предаваясь любви и не ведая огорчений. В пирах и веселье проходило время государя Кишкиндхи, и он не замечал его течения.
Однажды Хануман напомнил Сугриве, что пора дождей подходит к концу и надо будет исполнять обещание, которое государь дал сыновьям Дашаратхи. «Пора, нам, государь, — говорил Хануман Сугриве, — подумать о том, как помочь Раме в поисках Ситы. Дело это будет не простое, борьба с Раваной будет опасной. Но сначала нам надо найти его. А чтобы найти и одолеть похитителя Ситы, нужно огромное войско». И Сугрива повелел созвать в Кишкиндху всех обезьян, живущих в этом мире, обучить их воинскому искусству и послать на поиски Ситы. Так сказал государь Хануману, удалился в свои покои и с женами опять не расставался.
Вскоре кончилось дождливое время, и нестерпимо стало Раме ожидание. Тоска по Сите становилась все сильнее, и однажды Рама сказал младшему брату: «Ты видишь, Лакшмана, отступает дождливое время. Земля уже насытилась влагой и принесла богатый урожай. Гром уже не грохочет так громко — тучи плывут к горным вершинам с тихим рокотом и, приблизившись к ним, затихают. Они уже отдали земле всю влагу, посветлели и стали спокойнее, как слоны после весенней течки.
О сын Сумитры, затихли уже грозные бури и ливни, не слышно грома, успокоились птицы и звери. Вершины холмов, омытые дождями и залитые лунным светом, так прекрасны в эти светлые ночи! Воистину, наступает желанная осень и всему придает очарование: и зеленеющему лесу, и ласковому дневному солнцу, и лунному свету, и небесным звездам. Лотосы раскрываются с зарею, томно и приятно жужжат трудолюбивые пчелы, цветы наполняют воздух сладостным ароматом. Яростные слоны затихли, а лебеди слетелись к берегам рек отовсюду и, попавшись в сети великого Камы, весело играют. Гордые павлины гуляют, глядя в небо, как подвижники, созерцающие бога, отвергшие любовь и женщин. Золотые деревья с отяжелевшими от плодов ветвями согнулись и смотрят в землю. Успокоились речные потоки, просветлело небо, и веет тихий ветер, насыщенный ароматом лилий. Как красавицы в светлых одеждах, приходят ночи с серебряной луной, с яркими звездами, усеявшими все небо. И чистые воды Пампы с белоснежными лилиями, спящими на водной глади, подобны безоблачному ночному небу, украшенному звездами и луною. Легкий ветер колышет яркие цветы у берегов тихих речек, земля разрешилась от бремени богатым урожаем, и величавым спокойствием дышит вся природа. Это значит, о Лакшмана, что к нам пришла желанная осень, а дожди она надолго прогоняет.
О доблестный сын Сумитры, это время удобно для враждующих государей, которые ищут войны друг с другом. Осень — лучшее время для боевых походов, но не вижу я, чтобы Сугрива помнил о своем обещании. О сын Сумитры, я весь во власти тоски и горя, и эти четыре месяца дождей и грома показались мне столетием. Сугрива забыл обо мне, разлученном с дорогой супругой, лишенном царства, убитом горем. Не сочувствует он моему несчастью; ему, счастливому, оно сейчас непонятно. Уж не думает ли он, что я уже для него не опасен, что оградят его от меня крепкие стены Кишкиндхи, что я без престола и власти для него недостойный противник? Уж не думает ли Сугрива, что Рама, оскорбленный похитителем Ситы, погруженный в мечты о любимой супруге, уже не в силах стрелять из лука? Видно, Сугрива забыл, кому он обязан своим счастьем!
Настало время приступить к розыску Ситы. Ступай, Лакшмана, в Кишкиндху и передай этому неразумному обезьяньему государю: «Тот, кто нарушает слово, данное могучему покровителю и другу, не заслуживает снисхождения. Тот же, кто держит свое слово, доброе оно или дурное, славится людьми повсюду. Тот, кто принимает от друзей помощь, любовь и ласку, а сам к несчастью друзей равнодушен, считается неблагодарным, и нет ему прощения в этом мире». И еще спроси, Лакшмана, у Сугривы, уж не хочет ли он увидеть на поле боя, как летят стрелы из моего золотого лука; уж не хочет ли он послушать, как в разгаре боя гудит, как гром небесный, тетива моего лука. Передай Сугриве, что, если он не выполнит свое обещание, с ним случится то же, что случилось с его братом Валином. Пусть государь Кишкиндхи вспомнит, что союз и дружба нужны нам обоим. Четыре месяца провел Сугрива в наслаждениях и забавах, а я томился в тоске и горе. И еще скажи нечестивому Сугриве, что, если он не приступит к поискам Ситы, Рама все его царство уничтожит и ни одной обезьяны на земле живой не оставит».
Лакшмана загорелся гневом, слушая речь старшего брата. Он очень любил великого Раму, вместе с ним тосковал о пропавшей Сите, делил с Рамой все радости и несчастья, и равнодушие Сугривы к их бедам приводило его в ярость.
«Сугриву надо убить и отправить на небо к Валину, — сказал Лакшмана горестному Раме. — Не следовало давать ему престол в Кишкиндхе». Но Рама успокоил разгневанного брата: «Ты ступай к Сугриве без ярости и злобы и напомни ему о его обещаниях».
И Лакшмана пошел в Кишкиндху. С грозным луком в руках, с глазами, покрасневшими от гнева, сын Сумитры шел через лес, как разъяренный слон, ломая деревья и дробя на куски камни, попадавшие ему под ноги. Но когда Лакшмана подошел к Кишкиндхе, то понял, что пройти в нее будет не просто. Кругом ходили обезьяны с могучими лапами и острыми клыками. Они испугались, когда увидели Лакшману, идущего к Кишкиндхе, с грозным луком и красными от гнева глазами. Дозорные схватили в руки большие каменные глыбы, вырвали с корнем из земли деревья и приготовились к битве. Но Лакшмана увидел у ворот Ангаду и сказал ему строго: «Пойди и скажи Сугриве, что Лакшмана, сын Сумитры, удрученный
