О, как на лире я потщусь того прославить, Отечество мое кто от тебя избавит! Под лицемерием ты мыслишь, может быть, От взора общего причины зла укрыть…
Не зная о своем ужасном положенье, Ты заблуждаешься в несчастном ослепленье, Как ни притворствуешь и как ты ни хитришь, Но свойства злобные души не утаишь: Твои дела тебя изобличат народу; Познает он, что ты стеснил его свободу,
Налогом тягостным довел до нищеты, Селения лишил их прежней красоты… Тогда вострепещи, о временщик надменный! Народ тиранствами ужасен разъяренный!
Но если злобный рок, злодея полюбя, От справедливой мзды и сохранит тебя, Всё трепещи, тиран! За зло и вероломство Тебе свой приговор произнесет потомство!
1820
Часть первая моя, от зноя укрывая, Усталых путников под сень свою манит И, их прохладой освежая, С зефиром шепчет и шумит.
Вторая часть моя приводит в восхищенье, Ноль был творцом ее Державин иль Петров; Когда ж скропал Свистов Все погружает в усыпленье! А целое, заметь, читатель дорогой,
В себе волшебника всю заключало силу, Посредством коей он прекрасную Людмилу Похитил дерзостно в час полночи глухой Из брачной храмины в волшебный замок свой.
«1820»
«СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»
Они под звуком труб повиты, Концом копья воскормлены,Луки натянуты, колчаны их открыты, Путь сведем ко врагам, мечи наточены.
Как волки серые, они по полю рыщут И — чести для себя, для князя славы ищут. Ничто им ужасы войны! В душе пылая жаждой славы,
Князь Игорь из далеких стран К коварным половцам спешит на пир кровавый С дружиной малою отважных северян. Но, презирая смерть и пламенея боем, Последний ратник в ней является героем,,.
1821-1822
ИВАН СУСАНИН
Куда ты ведешь вас?., не видно ни зги! Сусанину с сердцем вскричали враги: Мы вязнем и тонем в сугробинах снегах Нам, знать, не добраться с тобой до ночлега.
Ты сбился, брат, верно, нарочно с пути; Но тем Михаила тебе не спасти! Пусть мы заблудились, пусть вьюга бушует: Но смерти от ляхов ваш царь не минует!..
Веди ж нас,- так будет тебе за труды; Иль бойся: недолго у нас до беды! Заставил всю ночь нас пробиться с метелью,,, Но что там чернеет в долине за елью?»
«Деревня! — сарматам в ответ мужичок: Вот гумна, заборы, а вот и мосток. За мною! в ворота! — избушечка эта Во всякое время для гостя нагрета.
Войдите — не бойтесь!» — «Ну, то-то, москаль!. Какая же, братцы, чертовская даль! Такой я проклятой не видывал ночи, Слепились от снегу соколий очи…
Жупан мой — хоть выжми, нет нитки сухой! Вошед, проворчал так сармат молодой.Вина нам, хозяин! мы смокли, иззябли! Скорей!., не заставь нас приняться за сабли!»
Вот скатерь простая на стол постлана; Поставлено пиво и кружка вина, И русская каша и щи пред гостями, И хлеб перед каждым большими ломтями.
В окончины ветер, бушуя, стучит; Уныло и с треском лучина горит. Давно уж за полночь!.. Сном крепким объяты, Лежат беззаботно по лавкам сарматы.
Все в дымной избушке вкушают покой; Один, настороже, Сусанин седой Вполголоса молит в углу у иконы Царю молодому святой обороны!..
Вдруг кто-то к воротам подъехал верхом. Сусанин поднялся и в двери тайком… «Ты ль это, родимый!.. А я за тобою! Куда ты уходишь ненастной порою?
За полночь… а ветер еще не затих; Наводишь тоску лишь на сердце родных!» «Приводит сам бог тебя к этому дому, Мой сын, поспешай же к царю молодому;
Скажи Михаилу, чтоб скрылся скорей; Что гордые ляхи, по злобе своей, Его потаенно убить замышляют И новой бедою Москве угрожают!
Скажи, что Сусанин спасает царя, Любовью к отчизне и вере горя. Скажи, что спасенье в одном лишь побеге И что уж убийцы со мной на ночлеге».
«Но что ты затеял? подумай, родной! Убьют тебя ляхи… Что будет со мной? И с юной сестрою и с матерью хилой?» «Творец защитит вас святой своей силой.
Не даст он погибнуть, родимые, вам: Покров и помощник он всем сиротам. Прощай же, о сын мой, нам дорого время; И помни: я гибну за русское племя!»
Рыдая, на лошадь Сусанин младой Вскочил и помчался свистящей стрелой. Луна между тем совершила полкруга; Свист ветра умолкнул, утихнула вьюга.
На небе восточном зарделась заря… Проснулись сарматы — злодеи царя. «Сусанин! -вскричали,- что молишься богу$ Теперь уж не время — пора нам в дорогу!»
Оставив деревню шумящей толпой, В лес темный вступают окольной тропой, Сусанин ведет их… Вот утро настало, И солнце сквозь ветви в лесу засияло:
То скроется быстро, то ярко блеснет, То тускло засветит, то вновь пропадет. Стоят не шелохнясь и дуб и береза; Лишь снег под ногами скрипит от мороза,
Лишь временно ворон, вспорхнув, прошумит, И дятел дуплистую иву долбит. Друг за другом идут в молчанье сарматы; Всё дале и дале седой их вожатый.
Уж солнце высоко сияет с небес; Все глуше и диче становится лес! И вдруг пропадает тропинка пред ними; И сосны и ели, ветвями густыми
Склонившись угрюмо до самой земли, Дебристую стену из сучьев сплели. Вотще настороже тревожное ухо: Всё в том захолустье и мертво и глухо…
«Куда ты завел нас?» — лях старый вскричал. «Туда, куда нужно! — Сусанин сказал.Убейте! замучьте! — моя здесь могила! Но знайте и рвитесь: я спас Михаила!
Предателя, мнили, во мне вы нашли: Их нет и не будет на русской земли! В ней каждый отчизну с младенчества любит И душу изменой свою не погубит».
«Злодей! — закричали враги, закипев: Умрешь под мечами!» — «Не страшен ваш гнев! Кто русский по сердцу, тот бодро, и смело, И радостно гибнет за правое дело!
Ни казни, ни смерти и я не боюсь: Не дрогнув, умру за царя и за Русь!» «Умри же! — сарматы герою вскричали, И сабли над старцем, свистя, засверкали!
Погибни, предатель! Конец твой настал!» И твердый Сусанин весь в язвах упал! Снег чистый чистейшая кровь обагрила: Она для России спасла Михаила!
1822
Я ЛЬ БУДУ В РОКОВОЕ ВРЕМЯ…
Я ль буду в роковое время Позорить гражданина сан И подражать тебе, изнеженное племя Переродившихся славян? Нет, неспособен я в объятьях сладострастья, В постыдной праздности влачить свой век младой
И изнывать кипящею душой Под тяжким игом самовластья. Пусть юноши, своей не разгадав судьбы, Постигнуть не хотят дредназначенье века И не готовятся для будущей борьбы За угнетенную свободу человека. Пусть с хладною душой бросают хладный взор
На бедствия своей отчизны И не читают в них грядущий свой позор И справедливые потомков укоризны. Они раскаются, когда народ, восстав,
Застанет их в объятьях праздной неги И, в бурном мятеже ища свободных прав, В них не найдет ни Брута, ни Риеги.
«1824»
ИСПОВЕДЬ НАЛИВАЙКИ
«Не говори, отец святой, Что это грех! Слова напрасны: Пусть грех жестокий, грех ужасный…
Чтоб Малороссии родной, Чтоб только русскому народу Вновь возвратить его свободу,Грехи татар, грехи жидов,
Отступничество униатов, Все преступления сарматов Я на душу принять готов. Итак, уж не старайся боле
Меня страшить. Не убеждай! Мне ад — Украину зреть в неволе, Ее свободной видеть — рай!.. Еще от самой колыбели
К свободе страсть зажглась во мне; Мне мать и сестры песни пели О незаб(венной старине. Тогда, объятый низким страхом,
Никто не рабствовал пред ляхом; Никто дней жалких не влачил Под игом тяжким и бесславным: Козак в союзе с ляхом был
Как вольный с вольным, равный с равным. Но все исчезло, как призрак. Уже давно узнал козак В своих союзниках тиранов.
Жид, униат, литвин, поляк Как стаи кровожадных вранов, Терзают беспощадно нас. Давно закон в Варшаве дремлет,
Вотще народный слышен глас: Ему никто, никто не внемлет. К полякам ненависть с тех пор Во мне кипит и кровь бунтует.
Угрюм, суров и дик мой взор, Душа без вольности тоскует. Одна мечта и ночь и день Меня преследует, как тень;
Она мне не дает покоя Ни в тишине степей родных, Ни в таборе, ни в вихре боя, Ни в час мольбы в церквах святых.
«Пора! — мне шепчет голос тайный,Пора губить врагов Украины!» Известно мне: погибель ждет Того, кто первый восстает
На утеснителей народа,Судьба меня уж обрекла. Но где, скажи, когда была Без жертв искуплена свобода?
Погибну я за край родной,Я это чувствую, я знаю… И радостно, отец святой, Свой жребий я благословляю!»
«1824-1825»
ПАЛЕЙ
Не тучи солнце обступали, Не ветры в поле бушевали: Палея с горстью Козаков Толпы несметные врагов В пустынном поле окружали. Куда укрыться молодцу?
Как избежать неравной драки? И там и здесь — везде поляки… По смуглому его лицу Давно уж градом пот катится;
От меткого свинца валится С коня козак за козаком… Уже обхвачен он кругом… Уж плен ему грозит позорной…
Но вдруг, один, с копьем в руке, Сквозь густоту толпы упорной Несется он, как ветр нагорной. Вот вправо, влево, — и к реке.
Коню проворною рукою Набросил на глаза башлык, Сам головой к луке приник, Ударил плетью — и стрелою
Слетел с брегов, отваги полн; И вот — средь брызгов и средь волн Исчез в клубящейся пучине… Бушует ветр, река ревет…
Уж он спокойно на средине Днепра шумящего плывет. Враги напрасно мещут стрелы, Свинец напрасно тратят свой;
Разит лишь воздух он пустой ТА невредимо витязь смелый Выходит на берег крутой. Конь оцененный встрепенулся,
Прочхнулся, радостно заржал; Палей с насмешкой оглянулся, Врагам проклятие послал И в степь глухую ускакал…
«1825»
