предлога, чтобы не обратить на них общественного внимания. Сколько отговорок, наверно, найдется. Кто-то скажет: «Да ведь это просто так сболтнулось», или: «Да ведь это была шутка». Может быть, в свое время и Каракалла шутя жалел, что у человечества не одна голова, чтобы отрубить ее сразу.

Если это была шутка, то, во всяком случае, шутка очень дурного тона, непозволительная. В особенности же теперь, когда люди знают о мощи мысли, о значении внушения, — не могут быть допускаемы такие средневековые и древние произмышления, оставляющие по себе ужасный след.

Пусть все друзья Культуры, на всех путях своих, пребывают на несменном дозоре, чтобы ппчто для Культуры оскорбительное не было бы произнесено и утверждаемо в жизни. Пусть не думают, что шутки и злоречия достойны лишь пренебрежения. Тьма должна быть рассеиваема беспощадно, с оружием Света и в правой, и в левой руке.

А с левой стороны находится и сердце, которое подскажет наилучшее во все времена.

Средневековье было, но оно миновало. Недаром этот период постоянно называется темным средневековьем.

Пребывать в нем человечество ве могло; и лучшие умы слагали времена расцвета, эпохи Возрождения.

20 июня 1935 г.

СЕЯТЕЛИ

Среди пустынных нагорий Монголии, где уже не видно ни единого дерева, каким-то чудом остался вяз, по туркестанскому — карагач. Сохранился ли он потому, что притаился в овраге, оживила ли его ближняя дождевая промоинка, но он уцелел. Какие-то злые люди отпилили и обломали некоторые ветки, но все же не дерзнули свалить все дерево. Даже у жестоких людей иногда не подымается рука сделать нечто непоправимое.

Не только уцелел вяз, как напоминание о бывших здесь лесах, но и занялся полезною деятельностью — разбросать и засеять окружающие его склоны молодыми отпрысками. Среди ирисов, востреца, дерасуна темнеют многие кустики вязовые. Если не произойдет здесь обвала или не пройдет жестокосердная рука истребителя, то в будущем окажется целая вязовая роща. Так неустанно трудится дерево, стремясь и в опустошенной почве опять создать жизнь.

По окрестностям можно находить пни и корпи бывшего леса. Конечно, не природа, но людская невежественная жестокость расправилась с этими охранителями жизни.

Пусть деревья не надобны после известной высоты, когда их жизнедательность уже планомерно заменяется качеством праны горной. Но ниже этих вершин пусть не поднимаетея жестокая рука, искоренившая всякую жизнь.

Пусть навсегда укрепится сознание о всех жизнедателях и жизнехранителях.

Вы пишете, что времени не хватает отвечать на всю разнообразную корреспонденцию. Пишете, что двух рук мало для того, чтобы переделать все, что надлежит, в течение дня. Вспомните об этом вязе, который устоял среди всевозможных опасностей и, несмотря ни на что, продолжает благое дело сеятеля. Глядя на спиленные и обломанные нижние ветви, можно представить себе, сколько раз злонамеренная рука подбиралась к дереву, чтобы или искоренить его, пли, по крайней мере, повредить.

Но все-таки вместо уничтожения произошел посев целой вязовой поросли. Если дерево может, несмотря ни на что, продолжать благотворную работу, то тем более люди не могут быть разочарованы и отпугнуты всякими безобразными личинами. Очень рад слышать, что у Вас времени мало. Когда времени мало, оно становится ценным, и, поверьте, его хватает на все. Много времени лишь у ничего не делающих.

Если бы каждый из нас, хотя бы на час, почувствовал, что ему делать нечего и мыслить не о чем, то ведь это уже был бы час умирания. В делании, в творении, в работе мысли Вы и остаетесь молодыми, и Вас хватит на все полезное. Также представьте себе, что каким-то способом Вы были бы лишены возможности постоянного делания, ведь Вы не могли бы далее существовать вообще. Труд, живой и ведущий к жизни, отошел бы — вот было бы истинное несчастье! Организм, уже устремившийся к труду, немедленно разложился бы под смрадным дуновением безделья.

Труд, постоянное делание, творение, есть лучшее тоническое лекарство. В этой панацее не будет включено никаких наркотиков, не потребуется никакого опьянения, но здравая, ясная радость будет источником долгой, плодотворной жизни.

Может быть, кто-то, если скажете ему о Вашей занятости, пожалеет Вас. Такое жаление будет лишь по неведению. Именно будем всегда радоваться каждому делателю, каждому творцу, каждому сеятелю. Даже если пахарь и сеятель возбудят чье-то соревнование и завистливое негодование, то это будет только еще одним стимулом полезного труда. Марафон творчества! Марафон труда!

Вы пишете, что люди удивляются, как многое сделано в краткий срок. Скажите им, что это происходит потому, что требуется очень мало времени скушать Ваши две морковки (как Вы говорите) и вместо бездействия опять погрузиться в радостную для Вас работу. Без нее Вы и не могли бы жить.

Всякая просветительная работа прежде всего должна быть радостной. Если на одном секторе деятельности заметятся какие-то временные препятствия, то Вы знаете, что во всем круге работы всяких секторов великое множество. Потому не пойте «На реках Вавилонских», не от сидений, но от бодрой, неизбывной, творческой работы.

Хотя Вам, как Вы пишете, и трудно успеть ответить на все разнородные письма, но все же найдите в себе бодрость не оставить этих пишущих в неведении и не создать впечатления отчужденности. Мог бы Вам привести многие примеры, как именно чрезвычайно занятые люди всегда немедленно отвечали на письма. Они и не могли запускать это, пбо иначе плотины прорвались бы от накопившихся застоев. Вспоминая о железной дисциплине работы, приведем себе на память хотя бы Бальзака пли тех обильных творцов литературы, которые находили время решительно на все. Не забудем, что Ришелье, среди множайших трудов, писал целые драмы. Вспомним, чего только не успевал сделать Ломоносов! Да мало ли таких примеров.

Пусть навсегда останутся отличием наших культурных учреждений любовь к труду, стремление к постоянному деланию, желание полезных посевов. Пусть во всем будет избегнута формальность и поденщина. Все, от мала до велика, одинаковые трудники, и трудятся не за страх, а за совесть, пли, вернее, за радость. Ведь если кто не познал эту радость, значит, он еще не подумал о том, что есть просвещение во всех областях, на всех полях, во всех возможностях.

Буду рад слышать, что Вы по-прежнему завалены перепискою, что времени у Вас не хватает на все, что хотелось бы Вам сделать. В этом неукротимом желании делания будут Ваши сила и молодость.

СТРОИТЕЛЬ

Может ли сеятель наверное знать, как уродится его посев? Налетит ли град? Достанет ли коней, чтобы вывезти данную жатву? Сеятель может лишь предполагать, но знать ему не дано. Бодрость и настойчивость даны ему в проведении каждой новой борозды пашни. Знает сеятель сроки посева и спешит не упустить их, даже в одном лишь вредположенип.

Строители чудных храмов, твердынь не знали, будет ли им дано завершить пх. Но все-таки твердо, уверенно полагали они их основание и возводили, пока хватало сил и возможностей. Иногда лишь в веках завершалось строение, но зачинатели новых основ не огорчались этим и не остывали в своем строительном рвении.

Созидание есть молитва сердца. Посев есть потребность духа. Если усумниться и заранее огорчиться всеми опасностями, возможными для будущего урожая, то ведь это будет не жизнь, но горчайшее непотребство. Если сломить дух невероятием завершения строения, то ведь это будет отступление в одичание.

Писатель вдохновляет неведомых ему читателей. Певец слагает свои зовущие лады для незнаемого ему слушателя.

Творец шлет свои достижения на потребу и радость мира.

Для себя или для мира поет птица? Не сможет не петь она каждое утро. Не боясь хищника, свивает в сужденный срок птица гнездо свое.

Строитель должен созидать. Он не может жить без строительства. Созидание есть его песнь, его молитва, его труд сладчайший. Строитель слагает основание твердынь, и храмов, и хранилищ, не ослабляя себя мыслью, кто и когда завершит кровлю здания? Строитель не упустит сроков начала, зная о росте зерна.

Разве остановит строителя неуверенность в средствах для кровли? Зерно растет, и с нпм растет все окружающее.

Корабль не знает всех возникающих по пути его вихрей и тем не менее вовремя распускает потребные паруса.

Если мы просмотрим историю всяких строений, то именно поразимся, как возможности нарождались вместе с возведением стен и башен.

И творцу, и кормчему, и строителю незнакома боязнь.

Не окрепнут основы в страхе и трепете. Семя мало, но уже имеет в себе весь запас роста, и цветения, и благоухания. Семя даст и следующие семена. Сеятель не боится сеять; строитель не страшится созидать, лишь бы сердце зиало неотложную нужность пашни и строения.

Для всякого начала нужно малое семя. Учить можно и в очень малом доме. Творить можно и в тесном углу.

Охранять можно и в самом скромном доспехе. В каждом стремлении к созиданию будет искание и жажда нового совершенствования. В этих поисках обнова жизни.

Ее крепость слагается неудержным стремлением к достижению. Конечно, достижения эти и целесообразиы, и соизмеримы.

Не будут прочными так называемые вавилонские башни, которые имеют причину свою лишь в том, чтобы превзойти. Истинный строитель стремится к совершенствованию, но ему чужда мысль о том, чтобы лишь превзойти что-то. Истинный строитель прежде всего и соизмеряет, чтобы создания его пребывали в пропорциях нужных и своею гармонией лишь увеличивали бы созвучия эпохи.

Строитель понимает, что такое эволюция и вечное спиральное движение в своей беспредельности и непрестанности.

Всякое несоизмеримое уродство будет противно строителю. Чувство гармонии, соизмеримости является отличительным качеством истинного строителя. Нельзя обучить человека этим врожденным созидательным пропорциям и предвидениям. Если эти качества уже заложены — их можно разбудить. Сон качеств нарушается самыми неожиданными способами, иногда совершенно негаданными и нсреченными. Мудрые собеседования, поиски расширенных горизонтов, искусство мышления могут разбудить, в тайне сохраненные, созидательные потребности. Всеми доступными средствами нужно вскрывать эти тайники, сокровища которых могут приносить человечеству истинную пользу.

Так же точно нужно развивать в себе и сознание, насколько прочное древо вырастет всегда из зерна малого.

Сколько раз пытались сажать в землю уже взрослые, большие деревья, и почти никогда эти несопзмеренные посадки не давали прочных последствий. Но чтобы осознать целесообразность посадки из зерна, — нужно мысленно понять и полюбить всю чудодейственную зерновую мощь.

Наблюдение и расследование зерен вызовет необычайное размышление. Даже доподлинно зная, какие гиганты вырастают из мельчайшего зерна, ум человеческий всегда запинается об это чудо. Как это возможно, чтобы в мельчайшей оболочке уже сохранились все формы будущего строения, все его целебные и питательные свойства? Строитель должен думать над этими зернами, пз которых так мощно и целесообразно вырастает все последующее древо на многие века.

Нельзя откладывать строителю его строительные мысли, пока механически соберутся все средства выполнения.

Нужно помнить, что средства растут вместе с процессом созидания. Если средства как бы иссякают до окончания строения, это лишь значит, что где-то новые запасы уже выросли, уже сложены, и