справки.

Ты придешь: как точно в лавке,

Там на всё уж такса есть,

И не стоит мало несть.

Единичными рублями

Там с простыми писарями

Не поладишь, им на чай

Тож полсотенку подай, —

Вот тогда язык развяжут

И вакансию укажут,

Да научат и уму,

То есть сколько и кому

Да и в руки ль самому.

Может, где важней супруга

Иль секретная подруга,

Что и к ним с поклоном снесть,

Где и к ним лазейка есть.

Ведь с бумагами ему, чай,

Не ровён бывает случай,

Часто в ночь… так дай ему.

Умный писарь – член в дому.

Он и там смекнет делишком,

Где, хоть это редко слишком,

Что начальник – правовед

Иль студент задорных лет —

Щекотлив вдруг до дохода;

Ведь в семье не без урода, —

Их глупцами и зовут.

Ну, так писарь верно тут,

Как всегда, на шаг от плюхи,

Знает хоть, когда он в духе.

Что ж, и это верный ключ;

Гром гремит не все из туч,

Часто из… Так писаря,

Откровенно говоря,

Даром, что ли, прижимают?

Нет, себе, чай, цену знают!

С виду мошки; а министр,

Как ни будь умом он быстр

И глубок, а донесенье

Иль секретное решенье

Пишет сам ли?… Писаря:

Четко нужно для царя.

А министру до того ли?…

У великих всех людей

Быстро бьет фонтан идей,

В спехе брызжет поневоле,

Да наставит лишь крючков:

Почерк гениев таков.

А иной бы рад стараться,

Да спасует… а, признаться,

Поглядишь: барчата все

Бойко мелют по-франсе.

А взгляни в чистописанье —

Тотчас встретишь оправданье:

«Кантонистов,[10] что ли, нет?

Это низко нашим чадам!»

Русский ум наш крепок задом.

А вот тут… с писцом секрет

Государственный и важный

Раздели… Хоть не продажный

Этот писарь, может быть,

Да мадерцы как не пить?…

Часто нехотя напьется,

А напьется – и проврется,

И, что чтится за секрет,

Глядь, обходит весь уж свет.

И шути тут с писарями!..

Еще милостивы с нами!

Много ль есть учителей,

Чтобы смысл науки всей,

Смысл в ученье столь глубоком,

Как достать местечко с соком,

Передал одним уроком

И полсотни только б взял?…

Бескорыстья идеал!

Право, сотню дам охотно.

Так, купив себе маршрут

И карман набивши плотно,

Отправляйся выше… тут,

Тут уж тысячи берут.

Выше – уж десятки тысяч!

Ух бы их на конной[11] высечь!

Поневоле после всяк,

Заплатив за место так,

Всё вернуть скорей захочет

И, как жадный волк, наскочит

Вымещать все над казной.

И бессовестно иной

Вслух кричит: «Казна богата!

Грех обидеть ближних, брата,

У казны ж не грех украсть,

Есть кому ее накласть;

Коль казны и недостанет,

Так министр кой-как натянет:

Министерский ум глубок,

Он из камня выжмет сок —

И казна опять богата!»

Так, забывши всё, что свято,

Рассуждается у нас.

Только если в добрый час

Совесть как-нибудь разбудишь, —

Вовсе иначе рассудишь.

Тут увидишь, что казна

Не для кражи собрана.

Сборы все и приношенья

На благие учрежденья

С нас правительство берет.

Стало, кто казну дерет,

Тот у ближних благо крадет.

Пусть, кто хочет, душу гадит,

Мне ж таких не надо мест —

Совесть грозная заест.

Всё терпением залечим,

Да притом подсунуть нечем:

Шарф на выжигу, темляк,[12]

Ну хоть два, хоть три, да знак[13] —

Вот и всё… Нет, с этим дудки!

С этим близ трактира будки

Не получишь. Вот мечтай,

Замки строй и рассуждай:

Ноль на ноль сто раз помножа,

Всё в итоге будет то же.

Всюду деньги! Даже в рай

Хочешь – денежки подай,

Хоть умри без покаянья.

Но когда есть состоянье,

Лишь пожертвуй в церковь вклад,

Да побольше – что тут ад!

Нипочем! Весь век молиться

Будет пастырь за тебя.

А без денег за себя

Сам молись. Беда, коль грянет

Невзначай последний час

И застанет средь проказ!

Бедный! Кто тогда предстанет

Пред судьей на небесах

Выручать тебя в грехах?

Кто врата отворит рая?

Чья молитва? Отпевая,

Пастырь, сам как бы стыдясь

Бога за тебя, свой глас

Не возвысит в песни сладкой,

А, как будто бы украдкой,

Он сквозь зубы над тобой

«Со святыми упокой»

Проворчит в скороговорку

И в червивую каморку

Не проводит бедняка:

Вишь, от церкви далека.

С стройной, громкою мольбою

Над богатым к небесам

Из кадила фимиам

Вьется пышною, густою

Ароматною волной.

Бедным фимиам иной.

Им, посмотришь, и кадило

Только-только бы чадило.

Деньги, деньги – счастья ключ!

Но постой! Надежды луч

Не совсем угас покуда,

Не совсем еще мне худо —

Дай-ка я за ум возьмусь:

Почему я не женюсь?

Да, женюсь, и на богатой,

Дам щелчка судьбе рогатой.

Как богатой мне не взять!

Иль невест богатых мало?

Иль во мне что недостало?

Чем не муж я? Чем не зять?

Штаб,[14] густые эполеты,

Шпоры, конь, усы и лета!

Что ж, в поре я, просто хват,

Хоть немножко толстоват…

Это возбудит почтенье;

Хуже ж, если б был худой.

Скажут: верно, он больной

Иль худого поведенья.

Всё, что надобно жене

Ждать от мужа, есть во мне:

Чин высокоблагородный,

И притом собой дородный.

Что ж еще? Уж для купчих —

Это сущий клад для них.

Кстати ж, слышал, у Кулькова,

У подрядчика лесного,

У купца-бородача,

Старовера, богача,

Хлебосола записного,

Уж назначен миллион

Дочери. Когда бы он

Отдал мне ее… Не худо!

Аппетитненькое блюдо!

Право, нечего зевать,

Надо сваху засылать,

А потом принарядиться

Поновей, понадушиться,

Можно и духов достать

И помады хоть у франтов,

У бригадных адъютантов,

Взять у них же орденок,

Да батистовый платок,

Да часы на случай, с дочкой

Коль придется говорить,

Пальцем баловать с цепочкой

И носочком такту бить;

Шарф надеть, позвонче шпоры,

Да, поднявши плечи, грудь,

Эполетами тряхнуть,

Да погромче в разговоры…

Посмотрю я, как тогда

Мне откажет борода!

С бородой, в сибирках, тести —

Деньги есть, так ищут чести.

Раз при мне один купец,

Мужа дочери смекая,

Как заботливый отец,

Все сословия сличая,

Вот что вывел наконец:

«Выдать за купца не худо,

Да не худо, как покуда

Хорошо дела идут;

Но беда подчас и тут.

Сколько б в руки ни попало

Денег, – кажется всё мало:

Хочется учетверить —

В оборот рискнет пустить

Да с казной в подряды вступит,

Думая, что вот-то слупит!

Ан, глядишь, в капкан попал,

Поминай свой капитал!

До ковша в дому опишут

Да в мещане перепишут.

А мещанин – что холоп:

Чуть набор – забреют лоб.

Зять – солдат, и дочь – солдатка, —

Нет, для батюшки несладко.

Я умри, умри жена —

Дочь пропадшая. Она —

Иль на месте оставайся

Век замужнею вдовой,

Иль цыганкой век шатайся.

…………………………………

…………………………………

……………………… Вот подчас

Что случается у нас,

У купцов, от оборотов!

Долго ль дело до банкротов!

А коль чуть остерегись,

С капитальцем поприжмись,

Так беда от патриотов —

Только и звенит в ушах,

Что торговля-де в руках

Наша вся у иноземцев,

Англичан, французов, немцев,

А что наши-де купцы

Просто неучи, глупцы.

Вот как хочешь и вертися.

Впрочем, если попадися

Зять почетный гражданин,[15] —

А, тут не кафтан один

Шитый, тут уж есть и льготы;

Впрочем, всё же обороты!..

То ли дело дворянин!

По уму хоть бы не годен

И душой неблагороден —

Всё ж себе он господин,

Хочет – спит, а хочет – служит

И об детушках не тужит:

Хочет – воспитает сам,

Нет – раздаст по корпусам;

И того нет – всё ж барчаты —

Не посмеют взять в солдаты.

Но коль выше забирать,

О, так надобно, чтоб зять

Непременно был военный, —

Это самый сан почтенный!..

Ни фальшивых нет весов,

Нет ни взяток, ни крючков,

Что в других так ненавистно:

Тут всё чисто, бескорыстно».

Оттого-то, как магнит,

Так мундир к себе манит.

Всех, кто с чистою душою

И невинной простотою.

Дети… дай им барабан,

Дай гусарский доломан,

Саблю, знамя… А в предмете

У девиц в семнадцать лет,

Хоть в глуши живут, хоть в свете,

Всюду, вечно эполеты,

Шпоры, усики, колеты.

Да и все, – явись в мундире,

Все дают дорогу шире.

Да еще бы!.. Кто же нас

И спасает в грозный час?

Шутка, право, нелегка ведь

Лоб и грудь свою подставить,

Чтоб другой лишь был прикрыт,

И за всё лишь полусыт.

Поневоле уваженье

К ним питаешь и почтенье!

Только немцы на Руси,

Боже нас от них спаси,

То есть те, что здесь торгуют,

Про мундир всегда толкуют,

Что не стоит он гроша.

А в нем нет, знать, барыша!

Говорят вишь: «Гольден трессен,

Абер только нихтс цу фрессен!..»[16]

С жиру бесятся они,

А на совесть загляни —

Что всё держит? Штык российский.

Что же, прусский, иль австрийский,

Иль (еще) иной какой

В мире водворит покой,

Чтоб спокойно проживали

Да спокойно торговали?…

А, да что и говорить,

С ними бисер лишь сорить!

Бросив родину святую

И навек в страну чужую

За одним лишь барышом

Кто бежит – что толку в нем?

Уж плохие эти братья,

Их иудины объятья!

Деньги бары к ним везут,

Деньги сами здесь сосут

И живут, как бары, пышно.

В благодарность только, слышно,

Все мерещится им кнут, —

А народ зовут рабами

И бесчестными плутами!

Честен немец в мелочах,

Только царство их в бедах

Век Россия выручала.

Что ж, своих сынов, что ль, мало

У отечеств славных их?

Нет, не мало, коль от них

Нам, и дома мы, а тесно;

Отчего ж им неизвестна

Плутовская наша честь

Рабская – всё в жертву несть,

Чтоб спасти страну родную?

С честью их забравши сбрую,

Деньги, трубку и кисет,

Всякий там бежит от бед,

Чтобы как в тревоге шумной

Свой титул благоразумный,

Разорись, не запятнать,

Чтоб у нас им щеголять.

Чести он у них замена;

Нипочем для них измена,

Так от них нельзя и ждать,

Чтобы должное воздать

Бескорыстной чести ратных —

Это чуждо душ развратных.

Но корысть что хочешь ври,

А посмотришь, все цари

И у нас, и в целом мире

Отчего всегда в мундире?

Знать, в мундире что-то есть,

Что ему такая честь!

Слухи ж ходят об невесте

Таковы, что ей не к чести,

Да она, быть может, тут

Как ни в чем… Ведь это плут

Распустил всё Курозвонов,

Подпоручик. По его,

Я ведь тоже из бурбонов.[17]

У него ведь ничего

Нет святого – хвастунишка,

Пустомелишка, мотыжка;[18]

Хуже нет в полку у нас,

А посмотришь, как подчас

Нос подымет, глазки сузит,

Зафидонит,[19] зафранцузит

И с презрением на свет

В свой расколотый лорнет

По верхам глядит!.. О, я бы

Вышколил его, когда бы он

В мой попался батальон:

Надежурился бы он!..

Соком бы бурбон достался,

Не к чему бы придирался,

Младшего легко прижать

И всегда остаться праву,

В каждом что-нибудь сыскать

Можно, что не по уставу;

Ну хоть пуговица будь

Набок нумером чуть-чуть —

И довольно. Сбил бы с тона,

Я бы дал ему бурбона,

Дурь бы в нем поунялась.

Вот что сбредил: будто раз

Сваха вдруг к нему явилась,

Уверяя, что в него

До безумия влюбилась

Дочь Кулькова, и его —

Было свахе порученье —

Звать к обедне в воскресенье,

И обещан миллион.

Будто б и поехал он,

Да взглянул: ряба, в веснушках,

Да в таких как будто в мушках,

Носа, глаз не разберешь,

И как двадцать пять одеж.

Двадцать пять, и все на вате,

Вот какая в перехвате…

Руки! Плечи! Но, скрепясь,

Будто он на этот раз

Подмигнул ей для потехи.

Сваха видит: есть успехи,

И с зарей к нему опять,

Тащит в дом уж представлять.

Будто был он у Кульковых

И что тьму достоинств новых

Там он в дочке их открыл,

То есть, что бы ни спросил, —

И аза в глаза не знает,

Книгу в руки забирает

Вверх ногами, как подашь,

И по всякой «Отче наш»,

«Богородицу» читает

По складам, не жди конца,

Кличет «тятенькой» отца,

Словом, словом – просто дура,

На невест карикатура…

Будто он – поклон и вон,

Несмотря на миллион.

Видишь, партией такою

Он рассорился б с роднёю,

Что родные – все князья,

Говорит: «И сам-то я

Был пажом и по талантам

И ученью первым был;

Верно б, в гвардии служил,

Был бы флигель-адъютантом,

Если б ротный командир

Не придрался. И мундир

Был уж сшит Преображенский…[20]

Мужичина деревенский!..

Сам курил, а нам курить

Вздумал строго запретить.

Ну, конечно, нагрубили —

Мы почти уж сами были

Офицеры!» – И затем

Им надели лямки всем.

И в полку нам без того бы

Не видать его особы.

И давно б он вышел вон,

Да в полку хороший тон

Без него пиши пропало!

Нас ему, вишь, жалко стало,

Да полковницу притом,

Что она всегда по нем,

Чуть его в гостиной нет…

С муженьком постыл ей свет,

А иначе почему ж

Так к нему придирчив муж?

Службу он ведь твердо знает,

И полковник распекает

За жену – не за устав,

А что он всегда был прав,

Несмотря что раз в неделю,

Верно, он свою постелю

На гауптвахту посылал.

Словом, столько он болтал,

Лгал по поводу Кульковых,

Столько фраз про них суровых

В полк изволил распустить,

И затем всё, чтоб отбить

И других, кому жениться

Вдруг охота разгорится,

Чтоб, попав в Кулькова дом,

Не разведали о нем

И,