для посетителей Новгорода останется прекрасное вещественное доказательство, как наслаивались старинные города. И денег на это сооружение еще хватило бы. И донизу, до самых первонасельных слоев, можно бы сделать хорошую лестницу. Идем с этим проектом к губернатору и к удивлению получаем отказ. Основная причина самая оригинальная: по пустырю ходят свиньи, и они могут упасть в траншею. Хоть бы о детях позаботился отец города, а то именно о свиньях. Так на свинстве и кончилось. И последние деньги пришлось на закапывание траншеи потратить.

Так записывалось. Верилось, что подземная Русь проявится. Даст народу своему сохраненные сокровища. И вот дожили. Молодое поколение вспомнило о захороненных кладах. Поет Садко: «Чудо чудное! Диво дивное!»

1 Февраля 1939

«Из литературного наследия»

Щуко

Еще один. Еще нет одного из группы «Мира Искусства». Запоздалая газета принесла сведения о кончине известного академика, архитектора В. А. Щуко. Хорошую страницу истории русского зодчества оставил по себе Щуко. Он понимал глубоко русский ампир, он любил итальянский восемнадцатый век. У него был природный тонкий вкус и все, что исходило от него, было благородно по заданию и форме и прекрасно по жизненной внешности. Незабываемы его театральные постановки.

Щуко участвовал во многих постройках, помогал в устройстве заграничных выставок и доказал себя замечательным педагогом. Мы работали с ним и по школе Общества Поощрения Художеств и по Женским архитектурным курсам. Все эти годы совместной работы вспоминаются особенно сердечно. Щуко умел вдохновить учащихся и приучить их к постоянному труду. У нас в школе он руководил классом композиции, и каждый, посещавший годовые ученические выставки, помнит, как прекрасны и значительны были работы его класса. При этом он не подавлял учащихся какими-либо своими особыми симпатиями. Нет, он давал широкую возможность выражения, и потому каждый мог пробовать свои силы в любом близком ему стиле. Щуко радовался и обмерам храмов, понимал форму ценнейшего фарфора, любил гобелены ц давал идеи превосходной мебели.

Ко всем своим архитектурным дарованиям Щуко добавлял еще и мудрую ровность характера, а сам умел работать и этим своим примером заражал окружающих. Во время множайших дискуссий и совещаний всегда можно было положиться на Щуко, что он не отступит от обдуманного, принятого решения. За время совместной работы мы с ним выдержали немало ретроградных академических натисков, и он понимал, что в этих житейских битвах единение есть первое условие.

За последнее время мне довелось встретить в разных странах несколько бывших учащихся Школы Поощрения Художеств. Казалось бы, за все минувшие насыщенные событиями годы можно бы ожидать забвения. Но, видимо, руководство Щуко многим помогло в их дальнейшем жизненном пути. И все эти бывшие учащиеся, а теперь уже художественные деятели на разных поприщах с любовью и признательностью вспоминали своего учителя. А ведь это бывает не так часто. Волны лет смывают иногда даже очень значительные вехи, и потому живая память уже есть знак чего-то действенного.

При всей своей занятости Щуко всегда умел найти время для всего неотложного. Я не слышал от него мертвого слова «нельзя». «Если нужно, то и буду», — говорил Щуко и хотя бы с легким опозданием, но все-таки успевал прийти в совещание. Не знаю, была ли посвящена творчеству Щуко монография, если нет, то необходимо бы собрать и запечатлеть труды этого замечательного русского зодчего. Иначе в суете быта опять все развалится, запылится, растеряется. Сколько Раз приходилось убеждаться, как легкомысленно растеривались и расточались собрания, которые для будущих поколений были бы незаменимыми.

Все сотоварищи по Школе Поощрения Художеств сохранят о Щуко лучшую память. Помню, как на годовом собрании Билибин прочел оду, обращенную ко всем присутствующим, в Которой помянул отсутствовавшего на Римской выставке Щуко словами:

«Но где, однако же, Щуко?

Он в Беренштама воплотился

и во плоти иной явился

там где-то очень далеко».

Где-то далеко сейчас Владимир Алексеевич. По какому такому радио послать ему весточку и привет и сказать, как сердечно мы его помним.

14 Февраля 1939 г.

«Из литературного наследия»

Друг человечества

Окончил свой земной путь друг человечества. Говорю о Чарльзе Крэне. Разнообразна и плодоносна была его жизнь, и о нем тепло вспомнят во всех частях Света. Крон — одно из исконных американских имен. Внешняя сторона жизни Чарльза Крэна богата деятельностью. Увлекаемый любовью к Востоку еще в раннем юношестве молодой Крэн поступает юнгою на парусную шхуну — в этом первом плавании уже выразились все последующие устремления к землям далеким.

Отец Крэна — один из крупнейших индустриалистов Америки — хотел всячески привязать юношу к своему фабричному делу. Уже с пятнадцати лет молодой Крэн привлекался отцом к фабричному станку, чтобы и во время общего образования получить наглядное знание своего индустриального дела. Видим потом близкое участие Ч. Крэна с Вестингаузом, но эта сторона деятельности никогда не могла заполнить душу одаренного широкого деятеля. Постепенно он отходит от непосредственного участия в заводах и фабриках и посвящает себя широкой деятельности дипломата и гуманиста.

Видим Крэна послом в Пекине, где он сумел оставить по себе незабываемую память. Затем он остается почетным советником Китайского правительства. Знаем встречи Крэна и дружбу с Ибн Саудом в Аравии и в Ираке с Фейзалом и с главою Египта. Видим Крэна в Индии и несколько раз в России. Все это внешняя широкая деятельность, но особенно запечатлеется внутренняя сторона гуманитарной работы Крэна. Тут мы имеем несчетное количество благодетельных фактов.

Кто посылает на Афон целый пароход разных припасов и тем спасает монастырь от голода и нищеты — конечно, Крэн. Кто помогает Чехословакии и Масарику — именно Крэн. Кто дает образование множеству студентов в разных странах — конечно, Крэн. И в Сирии, и в Швейцарии, и в Китае студенты и ученые всегда будут помнить о том, кто помог им в их трудных путях. В гостеприимном доме Крэна можно было встретить и ученых, и писателей, и артистов, и дипломатов, и общественных деятелей, словом, выдающихся людей из разных стран. Кому-то устраиваются лекции, кому ангажемент, кому-то концерты. Идет помощь университетам и музеям… А сколько бесчисленной анонимной помощи рассыпается всюду, где были нужда и несчастье! Поистине, можно сказать, что от Крэна никто не уходил без ободрения и самой деликатной помощи. Черта особой чуткости и деликатности была особым качеством характера Крэна. Его ничто не могло задержать там, где он чувствовал, что может помочь и сделать что-либо полезное. Имя Крэна сохранится на почетных страницах многих научных и филантропических организаций. Крэн был почетным советником и наших учреждений.

Не раз во время своих путешествий Крэн подвергался большим опасностям, но ничто и никто не могли остановить его. В Ираке только по счастливой случайности Крэн не был убит разбойниками. А сколько несправедливых толкований вызывали его лучшие гуманитарные деяния! Необычайна была любовь Крэна к Востоку. Он не только устремлялся к Востоку, но и глубоко любил его красоту. Не мимолетным туристом проезжал Крэн по Азии или Египту, — он входил туда как свой человек, как друг, точно бы давным-давно живший в этих странах.

Для нас, русских, имя Крэна особенно дорого. Он много раз бывал в России, знал и ценил народ русский и восхищался русскою стариною. Последний раз он был в Москве около двух лет тому назад. У нас лежит замечательное его письмо, в котором рассказаны положительные впечатления этой поездки. Мнение такого знатока души человеческой чрезвычайно ценно. Если бы у народа русского побольше было таких искренних друзей!

Среди собирательства Крэна русское и восточное искусство занимают особое место. У него было много русских картин, были ковры. На стенах его домов и поместий были и Самарканд, и Афон, и Ростов Великий, и Бенарес, и Тибет, и Гималаи — словом, все, к чему устремлялась его многовмещающая душа. В преклонных летах уже после тяжкой болезни Крэн хотел еще раз приобщиться хотя бы к Ближнему Востоку. В минувшем сентябре он успел побывать в Египте и еще раз Взглянул на величие пирамид.

Перед самым отходом Крэн захотел иметь мою картину «И Открываем Врата». Душа его уже устремлялась к открытым вратам, туда, где живет вечная красота и где мысль творит будущую счастливую жизнь. Чарльз Крэн опочил 14-го февраля. Память его будет почтена во всех частях света. Его множайшие и разнообразнейшие друзья сохранят в сердце своем лучшие чувства об этом великом друге человечества.

8 Февраля 1939 г.

Публикуется впервые

Мечты

Многие мечты исполнились. Хотелось приобщиться к Индии, и вот уже шестнадцать лет, как мы связаны с нею. Хотелось познать Тибет, и мы прошли его насквозь. Хотелось пожить в юрте- и в юрте пожили… Мечталось об охранении народных культурных сокровищ, и Знамя-Охранитель прошло по миру. Мечталось об искусстве как о светлом посланце, и вот именно искусство шествует по миру и каждый раз, при каждом выступлении поминается, как благодатны воздействия искусства. Мечталось, чтобы русское искусство не только имело свои отделы в иностранных музеях, но чтобы в Европе был Русский музей. И вот такой музей состоялся. Мечталось о том, чтобы великий Новгород, великий Киев и другие исконные русские города были объявлены городами-музеями. И вот и эта мечта исполнилась — великий Новгород уже объявлен городом-музеем.

Недавно Конлан писал, что наша экспедиция была отражением уже давно написанных, предвиденных картин, что же, и это правильно. Конлан вспоминает «Половецкий стан», написанный в 1906 году, и указывает, что потом мы жили именно в таких же юртах. Вспоминается, что еще ранее писалось об Индийском Пути. К тому же времени относится и картина «Девассари Абунту», а затем «Граница Царства» (где она находится?). Еще раньше, в 1904 году, в собрании зодчих уже читалось о необходимости всенародного и всечеловеческого охранения культурных сокровищ. Подобно Красному Кресту, план такого международного охранения прошел через многие мытарства и препятствия. Но все-таки теперь — где самими правительствами, а где общественными учреждениями — уже принимается идея Пакта об охранении всего прекрасного и научного. Вспомним и разные другие мечты и по искусству, и по школьному делу, и по многим жизненным проблемам. Немало дум о всех этих областях уже вошло в жизнь. Появились Институты Объединенных Искусств, развились всевозможные кооперативные начинания. Все это драгоценно вспомнить — значит, думалось по правильному руслу. Выходит, что мечта недаром называется легкокрылой, у нее добрые крылья. И где положите вы границу между мечтою и предвидением? И где граница мысли? И не есть ли всякая действительность следствие мысли? И знаем ли мы, где всходят посевы мысли? И в каких таких сроках они претворяются в действительность? Охраним мечту как лучший мост к построению действительности. Дозволяется мечтать художникам и поэтам, но пусть помечтает и все человечество. Из мечты