и высоты Тибета. Кто же из иноземок совершил такой путь! И среди всяких путевых трудностей опять же мыслилось о далеких друзьях, сердце пылало желанием помочь им и подать наилучший совет. Уже приходят трогательные отзвуки на эти письма. Книга начинает свой далекий путь. В добрый час!

Публикуется впервые

Боль планеты

«Самое ужасное — это невежество в действии» (Гете). Настал Армагеддонный со-роковой год. Давно мыслилось о недуге планеты, а сейчас оказалось, что планета действительно трагически воспалена. Землетрясения, наводнения, незапамятные холода, неожиданные жары, засуха, губительные бури, пожары повсюду показывают на анормальные условия. В разных частях планеты одновременно бушуют войны, и твердь потрясается неслыханными взрывами. Ученые прилежно изобретают ядовитые вещества, губительные газы и смертоносные орудия. Но не говорят эти ученые, насколько их злые изобретения уничтожают жизненность самой планеты. Гибнет множество людей, разрушаются неоценимые Культурные сокровища, но, мало того, губится жизненность самой планеты. Кто может рассказать точно, что именно убивается в воздухе, в водных глубинах ив недрах земли? Можно грубо сказать, что уничтожается много животных, много птиц и рыб, но этот ответ еще ничего не объясняет и не дает размеров происходящего. А сколько же исчезает полезных микроорганизмов, если вычислено, что каждый подводный взрыв уничтожает все живущее на огромное расстояние. То же самое происходит и в воздухе, и настолько же отравляется и почва. Говорят, что происходит война нервов. И это суждение лишь частично. Происходит нечто гораздо более знаменательное, что отразится на молодых поколениях. Люди лицемерно кричат об агрессиях. При этом самые завзятые агрессоры особенно громко возмущаются. Журналы полны самыми позорными, преступными сообщениями. Поистине, агрессия проникла во все слои человечества. Вот перед нами испытанная на себе агрессия. Ее совершает американский еврейский маклер Хорш на глазах у всех, и Правительство

Америки всемерно поддерживает агрессора. Фабрикуются и подтасовываются разные бумажки, даются лживые клятвы, совершаются доносы и вероломства; можно подумать, что это даже не частный случай, а нечто отражающее положение вещей во многих странах. Заслуживающий доверия ученый Алексей Каррель предупреждает о росте преступности, о признаках вырождения и предвидит эпидемии безумия. Эти наблюдения относятся к первой половине тридцатых годов. Последующие события и поведение человечества лишь подтверждает грозные выводы ученого. А в то же время в фальшиво раззолоченных залах отелей, в нудном танце движутся жители Земли. Эти пляски и пиры напоминают древние сказания. Кто-то говорит о переустройстве мира, о часе великом, об ответственности человечества, но нет дела плясунам и фиглярам, и мрачным растлителям до будущего планеты. Не самим ли им придется ужаснуться рушениям и обвалам, к которым и они приложили руку? Планета больна! Пришел сороковой год!

1940 г.

Гималаи

Публикуется впервые

Флорентина Сутро

Ушла добрая, крупная деятельница. Америка может добром вспомнить Флорентину Сутро. Она успевала сделать добро в самых разных, неожиданных концах страны. Да и одна ли Северная Америка тепло помянет энергичную деятельницу? Ее добрая рука протягивалась в разные страны и умела помочь многому Культурному.

Сутро была не только благотворительницей, дающей от избытка, но именно широкой деятельницей. Ее имя связано с учреждениями, посвященными миру. Умела она живо подойти к великому общечеловеческому понятию, зная, что лишь действенно можно укреплять мир, а не голым доброжелательным словом.

Также Сутро была директором Школы Этики. Одно это показывает ее внутреннее устремление. Для нее Этика была не модным поверхностным понятием, но глубокою основою жизни. Имя ее связано и с госпиталями, и с художественными учреждениями, со школами и музеями, с переселенцами и со многими жизненными проблемами. С уважением и радостью следили мы двадцать лет за этою кипучею деятельностью, и всегда эта деятельность была доброжелательной.

Возьмите хотя бы ее автобиографию «Мои первые семьдесят лет». Разнообразной была жизнь Флорентины, и со многими выдающимися деятелями ей пришлось встретиться. Эти ее знакомцы и друзья были чрезвычайно разновидны, но о каждом она нашла благожелательное и правдивое слово. В книге рассказаны многие поездки. В каждой стране флорентина умела найти характерные основы и рассказала о них просто и душевно, ибо смотрела она глазом добрым.

Одной из самых последних ее поездок было обширное путешествие по русским землям, с юга до севера. Прекрасно разобралась флорентина Сутро в сложной жизни и опять-таки нашла правильное и характерное суждение. Прошлым летом неутомимая деятельница успела слетать в Южную Америку, куда привлекли ее общественные интересы. Для нее возраст не был преклонным, и с молодою подвижностью она откликалась на все животрепещущее.

В каждом ее намерении была заключена глубокая идея. Хотя бы вспомнить идею кооперативного дома, в котором должны были найти приют как сотрудницы и пайщицы бедные труженицы и молодые матери, которые могли оставить своих детей на время рабочих часов под призором дежурной товарки.

Сохраняем глубокое по смыслу письмо флорентины, в котором она говорит о проблемах мира, указывая на свое несогласие с некоторыми поверхностными обществами этой идеи. Деятельная душа не мирилась с

бездейственными речами. Где была Флорентина Сутро, там было ДЕЙСТВИЕ, и действие доброе и неутомимое. Она умела быть другом верным и любила доводить дело до конца. Особенно отметим ее стремление к справедливости и горение исправить, где только возможно, попранную правду. Все эти качества нечасто встречаются.

На новых дальних путях поможет ей все добро, которое она успела сделать в своей земной жизни. Поможет ей неисчерпаемая деятельность, которая была ее отличительной чертой. Сердечный привет в ее новых надземных путях.

10 Января 1940 г.

Гималаи

Публикуется впервые

Кружные пути

Французский ученый Анкетиль Дюперрон в 1754 году поступил рядовым в роту Ост-Индской Компании, чтобы в Индии прикоснуться к древней мудрости. За незнанием санскритского языка он с персидского перевода, в свою очередь, перевел «Упанишады»[69] на латинский. Этим латинским переводом пользовался Шопенгауэр за неимением ничего другого. Можно себе представить, насколько при таком тройном переводе должно было искажаться значение тончайших оттенков индусской философии. Само имя «Упанишады» после «персидского перевода уже значилось как «Упнекхат». Из этого можно заключить и о многом прочем. Иногда удивляются, почему Шопенгауэр как бы неточно обошелся с индийскими философскими ценностями. Но можно ли этому удивляться, зная, каким кружным путем, через несколько условных переводов, он мог подойти к сокровищнице Индии. Неточные переводы натворили много бед и подчас на целые столетия носили вредные ошибочные толкования. Теперь исследователи снисходительно пожимают плечами, когда встречаются с неверными толкованиями, происшедшими в минувших временах. Но ведь только пытливый ум и добросовестность ученого позволит ему разобраться в этих нагромождениях. Обыватели же надолго еще остаются в мираже неверных и несправедливых суждений. Религиозные писания и исторические данные очень пострадали. Но кроме неверных переводов и умышленных толкований, могут быть и сознательные подделки. Известны случаи, когда ради фанатических или патриотических целей сооружались целые многозначительные манускрипты, которые вводили в заблуждение даже опытных ученых. Можно бы привести примеры из восточной литературы. Кроме того, еще до сих пор продолжающиеся рассуждения о Краледворской рукописи показывают, как глубоко могут внедряться заблуждения. Легкомысленно поступают некоторые современные писатели, допуская сознательно искажение истины из зависти, злоумышления и небрежения. Конечно, всем известна печальная судьба газетного листа, но все же это зерцало лжи попадает в книгохранилища. Когда-то исследователь, полный добрых намерений, столкнется с невероятнейшими противоречиями и злоречиями, и какие же выводы он может сделать из мохнатого конгломерата относительных и по большей частью злобных суждений. Никогда еще печатное слово не доходило до таких извращений, как сейчас. Изобретаются какие-то особые министерства пропаганды. Кто-то хотел уточнить их цель и назвал министерствами лжи. Ко всем прочим кружным путям человечества добавился еще один путь — сознательной лжи. Марк Твен говорил, что заблуждения бывают — простительные, непростительные и статистика. Можно ли усложнять пути будущих исследователей?! Допустима ли сознательная ложь!? Или она является каким-то уродливым и непременным атрибутом «цивилизации»?

24 Января 1940 г.

«Из литературного наследия»

Со-роковой год

В этом со-роковом году у нас много памятных дней. Некоторые общества наши отмечают свое десятилетие. За эту декаду в них произошли многие перемены, впрочем, это неизбежно, ибо жизнь есть поток, стремительный, изменчивый, шумящий. За десятилетие ушли некоторые полезнейшие деятели. Всегда будем хранить их светлую память. Некоторые учреждения раздробились и даже переменили названия. В конце концов, все эти жизненные волны в общем масштабе малозначащи, лишь бы продолжалась и углублялась основная Культурная работа.

В этом же году исполняются и двадцатилетия многого. Музейное турне по Америке. Встреча с Зиной Фосдик и Морисом Лихтманом. Сейчас Морис в Санта-Фэ, работает в «Арсуне», а Зина, несмотря на разные трудности, открыла Академию Искусств в Нью-Йорке. Вот уж поистине верный страж. Там, где другие отступают, убоявшись житейских волн, она неутомимо строит новые полезные очаги. А ведь противодействующих сил много.

Все Культурное прежде всего подвергается недоверию, злорадству и всяким разрушительным попыткам. Вот и в военных смятениях прежде всего страдают Культурные начинания. Точно бы человечество думает, что без знания и красоты оно может прожить. Привет Зине, привет содеятелям Академии, ведь началась она в труднейшее время.

Время настолько трудное, что когда мы получаем весть из Латвийского Общества о вечере в память Мусоргского, даже невольно удивляемся, как это удается среди всяких нахлынувших превратностей. Неутомимые Рудзитис, Лукин, Блументаль, Буцен, Драудзинь и все деятельные сотрудники даже в эти дни чрезвычайных событий издают новые книги и заботятся о росте Музея.

Поистине, можно порадоваться светлому строительству. Именно оно уместно тогда, когда житейские мудрецы охладевают ко всему Культурному, созидательному. Точно бы молодое поколение, для которого мы все работаем, не подрастает и в эти смутные времена.

И в других группах, вопреки мрачной очевидности, продолжается работа. Вот в Шанхае, преодолевая денежные трудности, решили продолжать сборник «Культура». Зная, как участникам трудно, можно особенно радоваться такой решимости. Обстоятельства многое потрясли. Угасла «Фламма», временно приумолкли некоторые учреждения. В Париже картины сокрыты в подвале. Может быть, и в Брюгге происходит нечто подобное.

Еще одно двадцатилетие — первому пароходному билету на Индию. В Музее Тривандрума открывают особую нашу комнату. Они и не знают, что это совпадает с памятным для нас сроком.

А вот и еще уже крупнейший срок. Двадцать четвертое Марта 1920 года останется для нас и для всех сотрудников и сокровенным и самым сияющим Днем всей нашей жизни. Во всех Обществах отмечается этот День как основа, как светлое начало. Именно в этом со-роковом году наши Друзья особенно вспомнят день 24-го Марта. Никогда еще этот День не проходил в такой грозе и молнии, как сейчас. Тем сердечнее и вдохновеннее все мы скажем в этот День —

«Я — твое благо.

Я — твоя улыбка.

Я — твоя радость. Я — твой покой.

Я — твоя крепость. Я — твоя смелость.

Я — твое знание».

1940 г.

Гималаи

«Из литературного наследия» (Было опубликовано с сокращениями)

Наше