«The Old College», «Kalpaka», «Review of Philosophy and Religion»[82].

Каменный век

Спрашиваете, отчего мы углубились именно в каменный век, изучали его и собирали. Причин несколько. Красота камня, высокое качество отделки его, малоизученность русского каменного века, наконец, таинственная международность культуры камня.

Разве не удивительна тождественность культуры каменного века во всех частях света? Повсюду встречаете ту же технику, тончайшую, доселе не разгаданную. Кроме множества находок в пределах России, мы собирали каменные поделки во Франции, в Швейцарии, в Италии, в Египте, в Монголии, в Китае, в Индии, в Америке… Только сопоставляя, можно было изумляться общечеловечностью творчества, давшего одинаковую и неповторимую технику каменного обихода.

Поистине, поразительна «международность» мысли и воли, приведшей самых различных насельников к единообразному творческому выражению. Не было путей сообщения, молчали все надземные каналы, а человек творил единообразно. Такая международность мало отмечена в литературе.

Каменный век вообще оставался в пренебрежении. Точно в нем не были заключены глубокие проблемы биологии и психологии. По современным вырожденцам-дикарям приписывали дикость и всему каменному веку — вернее, всем неисчислимым каменным векам. Так ли? Изящная техника, высокая пропорция поделок говорят о другом.

По сравнению с неисчетными каменными тысячелетиями кажутся мимолетными века металла. Таинственность, неразгаданность привлекает. Радует высокая техника каменная. Все предложенные разгадки ее пока не помогают, ибо сами разгадчики не могут произвести камень о камень ничего подобного.

Древний не только умел осилить изящество техники, он знал и ценил качество материала, и в этом было выражено врожденное чувство красоты. А там, где это высокое чувство проявляется, там уже не дикость, но своеобразная Культура.

Где теперь все наши каменные собрания? Мелькнул нелепый слух, что их выбросили в Мойку. Всяко бывало! Это уже палеолит! Впрочем, Эренбург пишет: «Теперь мы научились ценить наше прошлое».

7 июля 1944 г.

«Из литературного наследия»

(Было опубликовано с сокращениями)

Терпите

Пришли письма Зины от 18 Мая и 28 Мая. Душою болели мы, читая о болезни Зины и СМ. Как это все прискорбно! Обеспокоило нас и письмо Катрин от 1 Июня. Пишет, что Зина выглядит очень утомленной, а СМ. очень болезненной. Все это печально. Спасибо доброй Лерер за ее сердечное письмо. Вот таких бы сотрудников, а то всякие староселы — только чучела.

Не удивило нас известие о Лансере, Грабаре, Юоне — говорят, что зависть родилась раньше человеческого рода. Как раз об этих трех я очень хорошо писал, а в свое время и добро им делал! Пришлите их писанину. Какая чепуха с мясинскими эскизами!! Вы правы, указав, что консула здесь нет, и пока мы обернемся с ним, пройдут месяцы. Поэтому спешу теперь же послать инвойс[83] и свидетельство оригинальности, подписанное здешним магистратом. Пока, может быть, и оно поможет. Пишу кратко, чтобы письмо скорее до Вас дошло. Спасибо Муромцеву за холст и за краски — конечно, краски в порошке. Сколько они стоят, почем холст? Сообщим дальнейшее, как только получим эту посылку. Из США пришло приглашение биософов подписаться на их журнал, и кого же видим во главе их списка? — хоршевского покровителя. Надо их опасаться!

В Аллахабадском клубе Рабиндранат Деб читал и напечатал лекцию обо мне — вот еще новый друг. Кто он, — еще не знаю. Такие самородки бывают очень интересны. Вот бы и к Вам такие же помощники. Между прочим, когда я писал Вам о заместителях, имелась в виду Картинная Корпорация, а не издательство. По-видимому, Катрин думает, что имелось в виду издательство, но я писал именно о Картинной Корпорации, чтобы еще крепче оградиться от зловредного трио[84]. Так и сделайте, не откладывая. В свое время и Сутро и Стоке очень вовремя подумали о заместителях в шерах[85]. Воображаем, как негодовало трио. Относительно выборов — размещайтесь, как удобнее. Мы уверены, что Вы сделаете, как лучше, по местным условиям. Нам писали из Карачи, что было московское радио, что астрономы установили, что жители Марса усиленно ищут сношений с другими планетами. Не слыхали ли Вы чего о такой «сенсации»?

А победы гремят, и скоро та «Слава» окажется устаревшей. Потребуется писать о новой, великой Славе. Вы хорошо делаете, продолжая сношения с ВОКС. Если и происходят, как Вы пишете, временами перебои и неразбериха, то ведь время-то какое! Вся планета в перебоях! Токи тяжкие, потому всячески берегите здоровье, не переутомляйтесь. А Вы скажете, а как же быть-то? Откуда людей взять? Да, насчет людей всюду плохо. Тяжка ноша мира сего. Да будет же Вам хорошо! Да будет Вам и всем друзьям получше, полегче!

15 июля 1944 г.

Публикуется впервые

Отвечаю

Дорогой Игорь,

Рады были мы получить Твою добрую Апрельскую весть. Шла она кружно через Вашингтонское Посольство, через нашу АРКА, и, наконец, долетела в Индию в наш горный Наггар. А в Индию мы причалили уже двадцать лет тому исполнилось. Конечно, письмо Твое, о котором Ты поминаешь, не дошло — вообще многое теряется.

Ты пишешь о приезде нашем. Думается, сейчас должны собраться все культурные силы, чтобы приобщиться к общей восстановительной работе после всех зверских немецких разрушений. И мы все четверо готовы потрудиться для блага Родины. Сношений мы не прерывали, каждый в своей области. Так и скажи друзьям-художникам. За это время много чего наработано и изучено. В Индии, кроме моих гималайских картин, останутся и русские картины: «Александр Невский», «Ярослав Мудрый», «Новая Земля», «И открываем», «Борис и Глеб», «Нередица», «Новгородцы». Пусть и такие вестники русской Культуры живут. Здесь так много друзей всего русского! Да и везде их много. Блистательными подвигами Русь со всеми народами Союза показала всему миру, на какие высокие достижения способен народ. Мы были рады, что удалось и в Красный Крест вложить нашу лепту. Кроме того, Вашингтонское Посольство переслало в ВОКС мой манускрипт «Слава» в пользу Красного Креста, но о дальнейшем ничего не знаю.

Слушаем московские радио. Радуемся Твоим преуспеяниям. Как хорошо Ты сказал о культурности русского воинства. Воины — охранители Культуры — как это прекрасно! Елена Ивановна часто поминает Твою супругу — очень она ей понравилась — привет! Привет всем друзьям. Итак, помни, что мы готовы потрудиться вместе — клич кликните! Пиши и прямо: Наггар, Пенджаб, Брит[анская] Индия и через Америку — двойным путем вернее дойдет. Потрудимся во славу любимой Родины.

26 июля 1944 г.

Публикуется впервые

Спешно (01.08.1944)

Прилетело письмо Ваше с письмом И. Гр. Все это весьма показательно, и, вероятно, беседа с Базыкиным даст новые горизонты. Спешат события, и дозор особенно нужен. По письму Вашему видим, что Вы все это учитываете. Хорошо, что староселье отчалило. Никакой пользы оно не приносило. Только прочли, что хоршевскии покровитель не будет избран. Это тоже показательно — так и должно было случиться. Особенно нужно теперь наблюсти, чтобы при Уходе не произошло вредительства. Во всяком случае, вещи задвигались.

Хорошо, что Вы делаете постоянную выставку в помещении АРКА. Это еще больше централизует деятельность и дает Вам возможность новых бесед и сближений. Так и объясните, что это делается во благо. Конечно, при случае могут быть и выставки вроде устраиваемых нашей доброй Лерер, если они не вызывают особых трат и хлопот. Святослав пишет о своей выставке. Воображаем, сколько Вы имеете значительных местных сведений. Наблюдайте — все это показательно.

Русские победы прямо поразительны! Каждый день занимаются сотни мест — какая неистощимая энергия! Не было ли вестей от ВОКС? Странно, что из посещения Д. ничего не вышло. Странно, что Б.К. не воспользовался такой оказией. Послали мы телеграмму к столетию со дня рождения Репина — авось дойдет. События спешат. С прошлым письмом мы послали Вам инвойс и сертификат об оригинальности эскизов «Половецкого стана», засвидетельствованные местным магистратом. Теперь мы достали консульские бланки, заполнили их и послали в Бомбей через одного приятеля, там живущего. Просили, если консул подпишет, переслать воздушной почтой Вам. Посмотрим, как выйдет — бывает много рутины. Вообще эти злосчастные эскизы и здесь и у Вас только хлопоты причиняют. Будем надеяться, что в конце польза получится. Так же странно и с посылкою красок — ведь парсель[86] идет до 20 фунтов. Почему же в 18 фунтов не принимают? Глубоко понимаем, как Вам трудно на безлюдье. И даже те, кто мог бы сотрудничать, где-то за городом. Но события спешат, а с ними и многое поспешит. Хоть бы болезни Вас не тревожили!

Приветы всем добрым друзьям.

Сердечно…

1 августа 1944 г.

Публикуется впервые

Репин

В дни блистательных побед нашей Родины, в дни восстановительного строения, в дни новых великих достижений народов Союза приходит весть о чествовании столетия со дня рождения нашего славного художника Репина. Народы Союза воздают честь великому мастеру повсеместно, тем вписывают прекрасную страницу русской Культуры.

Каждому из нас от малых лет имя Репина было драгоценно. Каждая подробность его творчества любовно обсуждалась и запоминалась. Стасов значительно поднимал палец и внушительно твердил: «Гаршин — для сына Грозного». Не было дома, где бы не было воспроизведений картин Ильи Ефимовича. Это были не случайные гости, но народная гордость хранила бережно эти вехи жизни народа русского. «Бурлаки», «Не ждали», «Крестный ход», «Грозный», «Царевна Софья», «Запорожцы» — целый ряд творений, и каждое из них переворачивает страницу истории русского искусства. И сама творческая жизнь мастера, его уменье трудиться не покладая рук, его уход в Пенаты, его вегетарианство, его писания — все это необычное и крупное дает яркий облик великого художника. Толстой говорил: «Не могу молчать». Так же и Репин не мог молчать и брался за перо, чтобы сказать на общую пользу. Портреты Репина составляли целую историческую галерею.

Жаль, что в Париже остался превосходный карандашный портрет молодого Серова. Надеюсь, он сохранился, а хотелось бы иметь его здесь, в Гималаях. Много встреч было с Ильей Ефимовичем. Первая была в его мастерской у Калинкина моста. Повез показать ему эскизы и этюды. Ласковый мастер сказал многое доброе. В Академии шептали: «Сам Репин здесь». И вот в этом «сам» звучало высшее уважение.

Репиным была отображена атмосфера дома Толстого, и тоже сам великий глубоко говорил о Репине, когда Стасов и Римский-Корсаков свезли меня после моего «Гонца». Толстой спрашивал: «А Репин одобрил?» Хотел Илья Ефимович, чтобы я был в его мастерской, и Матэ передал мне об этом.

Не только в Академии, но и в Обществе Поощрения Художеств мы постоянно встречались. И опять пробегал шепот: «Сегодня доставили репинскую картину!» И бежали смотреть. Все чуяли нечто значительное. Когда-то на улицах Питера можно было встретить Пушкина и Гоголя, а теперь кивали друг другу: «Смотри, вон проехал Репин!» Когда пронеслась весть, что рука дикого вандала изрезала «Грозного», какое всеобщее негодование вспыхнуло! Конечно, всюду имеются вандалы. Итальянцы жгли Леонардо. В