дворе дала эту необычную, еще не изданную мистерию. Юрий даст точный перевод ее в журнал Института.
Началось с того, что ламы притащили с холма огромный, более полутора ярда, камень, с трудом под силу двум людям. Установили походный алтарь и в длинном ряде ритуальных танцев, пенья и молитв изобразили разрушение злых сил.
Было и прокалывание щек. Был очень замечательный танец мечей с опрокидыванием на острия. Нужно отдать справедливость, что эта процедура требовала действительно большого навыка, ибо иначе два меча, упертые в живот, могли очень легко пронзить внутренности. Среди этих драматических эпизодов, как полагается, вставлялась и полушутливая интермедия. В ней под видом пастуха являлся властитель дикой страны, при этом шел вызывавший смех присутствующих диалог о невидимых сокровищах этого властителя. Но к концу мистерии все шутливые элементы замолкли и можно было заметить более сосредоточенное внутреннее приготовление. Кончились эти заклинания и приготовления тем, что один из лам лег на землю и двое других с усилием подняли приготовленный огромный камень, положили ему его на живот. В то время старый лама, тот, который прокалывал щеки и падал на мечи, подняв высоко круглый булыжник, величиною не менее двух человеческих голов, бросил с силою этот камень на камень, лежавший на животе ламы, и снова с той же силой бросил. При этом вторичном ударе длинный камень к изумлению присутствующих с треском распался на две части, освободив лежавшего ламу. Таким образом тяжкий материальный мир был побежден, злые силы были сокрушены и мистерия закончилась веселым хороводом и пением лам под аккомпанемент тибетской расписной балалайки. Предварительную сцену, перед наложением камня, Эстер Лихтман успела снять, но надо сознаться, что в момент раскалывания камня на животе ламы все присутствующие забыли о фотографии и только глубоко вздохнули. Конечно, тяжки формы этой необычной мистерии о победе над низкоматериальным миром, но ведь не менее тяжки и действительные общежитейские материальные формы. Также не забудем, что на разбиваемом камне был изображен углем и мелом человек, телесную сущность которого в предварительном ритуальном танце ламы прокалывали магическими кинжалами фурпа.
К нам ходит лама из Колонга. Юрий и лама Мингиюр записывают местные напевы, а Эстер Лихтман запишет музыкальный лад. Ходим смотреть старинные изображения на камнях. При этом еще раз убеждаемся, что чортены, прибавленные к старым изображениям охотников и нагорных баранов, являются более новыми дополнениями. Как и раньше думалось, эти круторогие, священные бараны – символы света, и искатели их, неутомимые лучники, являются символами гораздо более удаленных культов. Здесь мы опять прикасаемся к необъясненным еще солнечным культам, напоминающим отдаленные зарождения друидизма и огненной свастики.
Опять посещение монастырей. Интересные книги об отшельниках. Опять любование с высоких плоских крыш на необозримые ледники, снеговые пики и глубокие долины с гремящими потоками. Тут и гора «духовного отдохновения», тут и пик М., тут и манящие пути и на Ладак, и к священному Кайласу.
Танцы лам. Незнающий называет их «чертовыми плясками». «Бросьте эту глупую кличку. Танцы лам имеют глубокое символическое значение». – «А как же рога?» – «Покровители животного царства и повелители стихий имеют этот символ, но не имеют ничего общего с бесами. Скоро и лучи Моисея примете за рога, ох уж это незнание!» Танцы, после долгого ритуала, полного вековых движений, закончились мистерией, посвященной черноголовому ламе, поразившему нечестивого царя Ландарму, жестокого гонителя веры.
Древнее урочище Карга. Остатки старинного укрепления. Чортены, менданги, выложенные камнями с молитвенными надписями. Говорят, здесь же и старинные могилы, но раскопку не ведем, чтобы не войти в контроверзу с археологическим управлением. Главное внимание привлекают многочисленные рисунки на скалах. Опять бараны и лучники. Очень древние. Лама Мингиюр с гордостью зовет к камню, на котором изображение меча. Вот почему задумывалась картина «Меч Гессар-Хана». Где же мы видели эти характерные формы меча-кинжала? Видели их в Минусинске, видели на Кавказе, видели во многих сарматских и кельтских древностях. Все к тем же соображениям, к переселению народов ведет этот меч, так отчетливо запечатленный на древней, веками заполированной, коричнево-пурпурной поверхности камня. Знак ли битвы, знак ли мужественного прохождения? Или забытая граница? Победа?
Тут же и легенда о воинах Гессар-Хана, пришедших издалека и осевших здесь. Они же принесли и первую косточку персика. Конечно, это не монголы, дошедшие до Лахуля в семнадцатом веке… Народная память бережет что-то гораздо более древнее и значительное.
А напротив, за рекою, высоко на скале древнейший монастырь края Гандо-Ла, основанный самим Падмою Самбхавою. Древность седьмого, восьмого века. Старые зовущие места.
А вот и старый Пинцог, певец-сказитель саги о Гессар-Хане. Сидит степенно на полу моей мастерской и сказывает, а затем и поет речитативом стих о великом герое Ладака, Тибета, Китая. Не от шестого ли века сложился этот напев и не от того же ли времени важные жесты певца. Кто может заподозрить в поношенной внешности Пинцога ритмичную плавность жеста и изысканные вариации импровизаций напева. Все отмечено: как собирается герой противу врагов, как он раньше похода принимает мудрые советы сестры отца своего, как он готовит оружие… Пинцог мысленно, наглядно и осматривает доспех, и натягивает лук, и точно примечает врага на горах. «А знаете ли вы здесь, что в Каме есть палаты Гессар-Хана, где вместо балок лежат несметные мечи воинства Гессар-Хана?» – «Не только в Каме, но и в Цанге воины Гессара сложили такой памятник», – вставляет слово примолкший лама. В один раз певцу не сказать всех Гессара подвигов. Нужно сказать и о мудрой жене героя Бругуме. Нужно не забыть сподвижников и все победы несокрушимого защитника правды. Чего не услышишь в горах, в Тибете, в Индии. Газеты только что писали о человеке, плававшем по Джамне, держась за хвост тигра. И это вовсе не сказка.
Доктор индус пишет нам, что рак, это растущее бедствие человечества, совершенно неизвестен на Гималайских высотах.
Из Ташилунпо лама доктор приносит тибетские лекарства, среди них и средства от рака. Вспоминаем официальные удостоверения успешного лечения рака покойным бурятом доктором Бадмаевым. Лама Мингиюр сообщает о съедобных корнях, находимых в лесах Гималайских, обещает достать их. От нашего друга полковника приходят сведения о том, что рабочие капитана Б. всю ночь были тревожимы появившимся великаном, который так напугал их, что они убежали с работы. К этому лама замечает, что и в Сиккиме известны случаи появления подобных великанов, вестников Дхармапалы, посылаемых с предупреждениями или для предотвращения злобных действий. Так разнообразна жизнь.
Вот и дом такура из Колонга, Пратапа Чанда или, по-тибетски, Санге Дава. Старое здание по образцу тибетских укрепленных дворов. Хозяин и хозяйка встречают у входа. Слуги сверкают серебром и китайскою парчою. Гремят трубы лам. Прежде всего зовут на торжественную службу в домашнюю молельную. Много семейных реликвий. Много отличных танок. Тут и Шамбала, и Ригден-Джапо, и Миларепа, и многие подвижники. Служение идет по буианскому обряду. Затем показываются не только драгоценности, но и книги, и доски для печатания. Это не простой дом: такур – глава края, и в семье много накоплений. Конечно, кончается тибетским чаем и цампою. Тут же завязывается сговор о постройке дома. Говорят: «Честь нам, если великие люди приехали из больших мест в наше малое место».
И опять течет речь об изображениях на скалах, о нечитаемых надписях, о каменных могилах и о сокрытых книгах священных. Кроме мест в долине Кулу называется еще место около Трилокната, где, по преданию, скрыты книги во время гонений свирепого Ландармы. Есть на горах и развалины каких-то древних жилищ. Говорится, что когда пришли воины Гессар-Хана, то старые лахульцы ушли на вершины. От белого царя ушла Чудь под землю на Алтае, а жители Лахуля на вершины. В историческом и археологическом отношении край мало исследован. Картина «Менгиры в Гималаях» будет напоминать о менгироподобных камнях, утверждаемых с древнейших времен и до наших дней на горных перевалах. Обычай этот имеет несомненную связь с древними менгирами Тибета, открытыми нашею экспедициею в 1928 г., подобными менгирам Карнака.
Картина «Три меча» пусть изображает древний рисунок на камне вблизи Кейланга, главного города Лахуля. Лахуль в испорченном произношении означает Южный Тибет. Местные изображения на скалах и камнях достойны изучения.
Ладак, Дардистан, Балтистан, Лахуль, Трансгималаи, часть Персии, Южная Сибирь (Иртыш, Минусинск) изобилуют разнообразными, сходными в техническом отношении изображениями, невольно напоминающими скалы Богуслана и изображения остготов и прочих великих переселенцев.
Изображения Ладака, Лахуля и всех Гималайских нагорий распадаются на два главных типа. Тип буддийский, дошедший и до нашего времени в виде изображения свастики (как буддийской, так и обратной, бон-по), Льва, коней Гессар-Хана, религиозных надписей, чортенов и прочих предметов культа.
Другой тип изображений, дошедший из времен более древних, в связи с добуддийским бон-по и прочими культами огня, еще более увлекателен по своей загадочности, по своему своеобразному друидизму, так интересному в связи с изучением великих переселений.
Главный сюжет этих изображений (частью воспроизведенных в трудах д-ра Франке, 1923) – горный козел, являвшийся символом огня. Среди изображений этих по технике можно различить целый ряд наслоений, от древних (сходных со шведскими halristingar) до новейших, доказывающих внутреннее существование какого-то культа.
Кроме горных козлов, во всевозможных комбинациях, можно видеть изображения солнца, руки, танцы ритуальных фигур и прочие знаки давнего фольклора. Этот тип изображений с древнейшими традициями дает любопытные изучения.
К прочим изображениям нам удалось прибавить еще два, ранее не указанных. В урочище Карга и около самого Кейланга (Лахуль) найдены нами изображения мечей. Значение этих изображений загадочно, но особенно интересно, что форма их совершенно совпадает с формою бронзовых мечей и кинжалов минусинского сибирского типа, так характерных для первых великих переселенцев. Не будем делать ни предположений, ни тем более выводов, но занесем эту поучительную подробность как еще одну путеводную веху.
Не забудем, что старый католический миссионер сообщал, что место Лхасы называлось Гота.
Развалины древних храмов Кашмира поразительно напоминают основы аланских построений, так расцветшие в формах «романского стиля». Де ла Валле Пуссен сообщает об иноземцах-строителях храмов Кашмира. При этом Стен Конов указывает на принадлежность Ирилы к племени Гаты, что по его заключению означает Готы. Все такие знаки очень полезны в теме о великом переселении народов.
Телеграмма из Лэ. Экспедиция Института пришла благополучно. В караване ни болезней, ни потерь. Коллекции превосходны. Так и думали, что Ладак не разочарует наших собирателей. Опять предстоят поучительные опыты. Кто же не зажжется чудесами Гималаев?
Откуда же происходит эта необыкновенная заманчивость путей Азиатских? Горы установились не преграждающими великанами, а зовущими путевыми вехами. Из-за вершин сверкает сияние Гималайского снежного царства. Местные люди, те, которые слышали о чем-то, почтительно указывают на эти сияния. Ведь оно сверкает от
