Рерих Н.К. Химават.
I.
Афанасий Никитин Тверской, московит пятнадцатого столетия, после своего путешествия в Индию восклицает: “И я от многих тревог отправился в Индию!”
“Vade, filii, ad Montes Indiae et ad cavernas suas, et accipe ex eis lapides honoratos, qui liquefiunt in aqua, cuando commiscentur ei” — “Иди, мой сын, в горы Индии и иди в их пещеры и возьми там наши драгоценные камни, которые растворяются в воде, когда они смешаны с нею”. — Так говорит блестящий Али, араб, упомянутый Парацельсом.
Давайте пойдем в горы Индии!
Люди во всех частях света хотят знать о Гималаях. Самые лучшие люди сердечно устремляются к этому сокровищу Индии. Они просят послать хотя бы маленький эскиз или снимок, который они могли бы держать на своем столе для вдохновения. Во все времена происходило притяжение к Гималаям. Людям известно, что всякий ищущий духовного восхождения должен смотреть в сторону Гималаев.
Многие экспедиции стремятся покорить великолепные пики Гималаев. Сурово встречают непокоренные гиганты отважных искателей. Снова Эверест отказался принять вновь прибывших. И Нанга Парбат не сдается. А пик Канченджанги даже не оспаривается. И все же отовсюду различные народы стремятся к сверкающим высотам Гималаев. Такая процессия превращается в поклонение паломников вершинам мира.
Местные ламы загадочно улыбаются, когда слышат, что еще одна попытка окончилась неудачей. Если они доверяют вам, то сообщат шепотом несколько древних пророчеств, согласно которым некоторые священные вершины никогда не будут осквернены. Недавно известный лама, ныне умерший, сказал нам: “Странные люди эти пелинги-иностранцы. Для чего они принимают на себя такие трудности по восхождению на физическом плане, когда мы можем бывать на вершинах в тонком теле?”
Действительно, в каждом стремлении к вершинам, в каждом восхождении есть несказанная радость. Внутренний порыв непреодолимо зовет людей к высотам.
Если бы кто-нибудь задался целью с исторической точки зрения изучить устремление к Гималаям, то результаты оказались бы необыкновенно интересными. Действительно, если бы можно было проследить силу притяжения этих высот за несколько тысячелетий, то стало бы понятно, почему Гималаи прозваны “несравненными”. Сколько незабываемых божественных знаков связано с этой горной страной! Даже в темные века средневековья в далеких странах мечтали о прекрасной Индии, которая ассоциировалась со священными снежными гигантами.
Мысленно сравним все прекрасные легенды, которые могли зародиться только в Гималаях. И сразу же нас поразит изумительное разнообразие этого наследия, сформировавшегося благодаря накоплениям многих племен, пополнявшегося благодатной щедростью нескольких тысячелетий, увенчанных подвигами великих искателей истины. Так и было. Но для столь высоких достижений требовалось величественное окружение, а что может быть прекраснее непокоренных гор во всем их несказанном сиянии, во всем их неизреченном многообразии?
Неудачной и убогой была бы попытка сравнить Гималаи с прочими известными нагорьями земного шара. Анды, Кавказ, Альпы, Алтай — все прекрасные высоты покажутся лишь одинокими вершинами по сравнению с высочайшими горными хребтами Гималаев.
Чего только не вместила в себя эта разнообразная красота! Тропические предгорья, альпийские луга и, наконец, неисчислимые ледники, насыщенные метеорной пылью. Никто не скажет, что Гималаи непреодолимы; никто не отважится назвать их мрачными вратами, никто не произнесет, вспоминая о Гималаях, слово “однообразие”. Воистину, от значительной части человеческого лексикона следует отказаться, вступая в царство гималайских снегов, и именно от той, что содержит выражения злости и слабости.
Человеческий дух, жаждущий преодолеть все препятствия, наполняется стремлением, которое неукротимо влечет его вперед, к покорению этих вершин. И сами трудности, порою сопряженные с риском, становятся лишь нужнейшими и желаннейшими ступенями восхождения для понимания земных условностей. Все ветхие бамбуковые мосты через гремящие горные потоки, все опасные переходы по вековым ледникам над гибельными пропастями, все неизбежные спуски перед успешными подъемами, грозы, голод и жара преодолеваются там, где полна чаша накоплений.
Не из спесивости и чванства столько путешественников, искателей устремлялись и вдохновлялись Гималаями. Для соперничества и состязания могли найтись и другие труднейшие пики. Но поверх всех мыслей о состязании и соперничестве лежит устремление к этим мировым магнитам, несказуемое священное вдохновение, которое рождает героев.
Истинным магнитом будут не лавровые венки состязаний, не первые страницы мимолетных книг и газет, но притяжение к этому беспримерному величию, которое питает дух; и ничего не может быть худого в таком стремлении.
Почему же думаем о Гималаях, что заставляет мыслить, вспоминать о них и стремиться к ним?
Потому что даже мысленное приобщение к их торжественному величию будет лучшим укрепляющим средством. Ведь все по-своему стремится к прекрасному. Каждый мыслит о красоте и непременно захочет так или иначе сказать о ней. Мысль о красоте настолько мощна и подвижна, что человек не может молчать об этом и всегда будет стремиться выразить ее словами. Может быть в песне или в чем-то другом человеку удастся запечатлеть мысль о прекрасном.
От малейшего цветка, от крыла бабочки, от сверкания кристалла продвигаясь все дальше и выше через прекрасные человеческие формы, через таинственное касание Надземного человек хочет утвердиться на незыблемо прекрасном. Если существуют на Земле прекрасные творения рук человеческих — к ним придет путник, успокоится под их сводами в сиянии фресок и витражей. Если путник очарован миражами далеких горизонтов, он устремится к ним. И если он узнает, что где-то сверкают вершины наивысшие, то притянется к ним и от одного этого стремления уже станет сильнее, чище и вдохновится на подвиги во имя добра, красоты и восхождения.
С особым вниманием у костра собравшиеся люди слушают путника. Не только в древних летописях читаем о таком уважении к пришедшим издалека. Ведь и теперь, несмотря на быстрые средства сообщения, благодаря которым мир кажется мал и люди устремляются в высшие сферы Земли или в глубины, к центру планеты, рассказ путника по-прежнему остается украшением каждого собрания.
— Правда ли так прекрасны Гималаи?
— Правда ли они так несравненны?
— Расскажите нам хоть что-нибудь о Гималаях и бывает ли там необычное?
От каждого повествования путника люди ждут необычного. Скверные обычаи, привычки, неподвижность из-за привязанностей угнетают даже грубое сердце. Даже подавленный дух стремится к движению. В конце концов, никто не мыслит о продвижении только вниз.
Вспоминаю рассказ одного путешественника. Начав спуск в большом каньоне Аризоны, несмотря на великолепие окружающих красок, он все же был подавлен одной только мыслью о бесконечном спуске: “Мы спускались все ниже и ниже и мысль о спуске препятствовала любованию окружающим ландшафтом”.
Конечно, восторг и восхищение непосредственно связаны с восхождением, при котором появляется непреодолимое желание заглянуть за вздымающиеся перед тобой снежные пики. Когда же спускаешься вниз, то каждая вершина, которую миновал, посылает печальное “прощай”. Потому-то так радостно не только подниматься на вершину, но даже мысленно следовать путем восхождения. Когда снова слышим о путешественниках к Гималаям, то уже признательны им хотя бы за то, что они вновь напоминают нам о вершинах, о зове вечно прекрасном и столь необходимом.
Гималаи, разрешите еще раз послать вам сердечное восхищение. Также, вся прекрасная Индия, позволь еще раз послать тебе привет за все то влекущее и вдохновляющее, которым наполнены твои и луга, и рощи, и старинные города, и священные реки, и великие люди.
Кайлас, Манасаровар, Бадринат, Кедарнат, Трилокнат, Равалсар — эти великолепные жемчужины Всевышнего всегда наполняют сердце особенно благоговейным трепетом. Когда нам оставался один день пути до Манасаровара, весь караван воспрял духом — так далеко воздействует аура священного действующего ашрама.
Путь в Трилокнат рождает и еще одно яркое воспоминание. К древней святыне тянутся вереницы садху и лам. От разных путей вместе идут они. Кто с трезубцем, кто с тростью бамбука, а кто и вовсе безо всего, и без одежды, совершает духовное хождение. Снега перевала Ротанга им нипочем.
Идут богомольцы, знают, что здесь жили Риши и Пандавы. Здесь Беас или Вьяс, здесь Вьясакунд — место исполнения желаний. Здесь Риши Вьяса собирал Махабхарату.
Не в предании, но в яви жили Риши. Их присутствие оживляет скалы, увенчанные ледниками, и изумрудные пастбища яков, и пещеры, и потоки гремящие. Отсюда посылались духовные зовы, о которых через все века помнит человечество. В школах заучивают их, на многие языки переводят, и кристалл накоплений их наслоился на скалах Гималайских.
“Где же найти слова о Творце, если вижу несравненную красоту Гималаев?” — так поет индус. По путям Гуру, по высотам Риши, по перевалам путников духа наслоилось то, что не смоют ливни и не испепелят молнии. Идущий к добру благословен на всех путях. Трогательны повести о том, как встречались праведники разных народов. В бору деодары касаются под ветром вершинами. Так и все высшее встречается, не поражая и не вредя. Когда-то споры решались единоборством, а соглашения — беседою глав. Как деодары совещались между собою. И слово-то какое милое, деодар — дар Божий. И названо все не просто, ибо целебна смола деодаров. Деодар, мускус, валериан, роза и вся прочая благая аптека Риши. Хотели отменить ее множеством открытий и все-таки опять обращаются к основам.
Вот снимок человека, неповредимо идущего через огонь. Это уже не вымысел, но неоспоримый снимок, снятый начальником полиции Пондишери. Очевидцы расскажут вам о таких же огненных испытаниях и в Мадрасе, и в Лакхнау, и в Бенаресе. И не только сам садху проходит без вреда по пылающим углям, но он ведет за собой и желающих, за него держащихся.
Вот в Ганге у Бенареса сидит садху на воде в священной позе. Скрещенные ноги его прикрыты водными струями. Народ сбегается к берегу и дивуется на святого человека.
Вот садху, заживо погребенный на многие дни; вот еще садху, без вреда принимающий яды. Вот лама летающий; вот лама, посредством “тум-мо” саморазвивающий жар среди снегов и ледников вершинных; вот лама, поражающий “смертным глазом” пса бешеного. Степенный лама из Бутана повествует, как в бытность его в Тибете в области Цанг один лама просил перевозчика переправить его через Цампо без платы, но лукавый лодочник сказал ему: “Перевезу, если докажешь, что ты великий лама. Вон бежит опасный бешеный пес — порази его!” Лама же ничего не ответил, посмотрел на бегущего пса, поднял руку, произнес несколько слов, и пес упал мертвым! Так видел бутанский лама. О таком же “смертном глазе”, о “глазе Капилы”, приходилось слышать не раз и в Тибете, и в Индии. А на карте, изданной в семнадцатом веке в Антверпене с ведома католического духовенства, значится страна Шамбала.
Если один может идти по огню, а другой сидеть на воде, третий подниматься на воздух, а четвертый покоиться на гвоздях, пятый поглощать яды, а шестой поражать взглядом, седьмой без вреда для себя лежать под землею, то ведь некто может собрать и в себе все эти крупицы знания. И так может преобороться препятствие низшей материи! И не
