НЕМНОЖКО И РАДОСТИ
«Приидите володеть и княжити над нами. Земля бо наша велика и обильна, а наряда в ней нет».
Нестерова летопись.
«Всю тебя, земля родная,
Исходил благословляя».
Тютчев.
Удивительное сходство с евреями. Удивительное до буквальности. Историки просмотрели, а славянофилы не догадались, что это вовсе не «отречение от власти» народа, до такой степени уж будто бы смиренного, а — неумелость власти, недаровитость к ней или, что лучше и даже превосходно до единственности: что это прекрасный дар жить улицею, околодочком, и — не более, не грешнее.
«С нас довольно и сплетен, да кумовства».
Ей-ей, под немцами нам будет лучше. Немцы наведут у нас порядок, — «как в Риге».
Устроят полицию, департаменты. Согласимся, что ведь это было у нас всегда скверно и глупо. Министерию заведут. Не будут брать взяток, — наконец-то… и о чем мы выли, начиная с Сумарокова, и довыли до самого Щедрина… «Бо наряда — нет». Ну их к черту, болванов. Да, еще: наконец-то, наконец немцы научат нас русскому патриотизму, как делали их превосходные Вигель и Даль. Но таких было только двое, и что же могли они?
Мы же овладеем их душою так преданно и горячо, как душою Вигеля, Даля, Ветенека (Востоков) и Гильфердинга. Ведь ни один русский душою в немца не переделался, потому что они воистину болваны и почти без души. Почему так и способны «управлять».
Покорение России Германиею будет на самом деле, и внутренно и духовно, — покорение Германии Россиею. Мы, наконец, из них, — из лучших их, — сделаем что-то похожее на человека, а не на шталмейстера. А то за «шталмейстерами» и «гофмейстерами» они лицо человеческое потеряли.
Мы научим их танцовать, музыканить и петь песни. Может быть, даже научим молиться.
Они за это будут нам рыть руду, т. е. пойдут в каторгу, будут пахать землю, т. е. станут мужиками, работать на станках, т. е. сделаются рабочими. И будут заниматься аптеками, чем и до сих пор ни один русский не занимался. «Не призвание», — будут изготовлять нам «французские горчишники», тоже — как до сих пор.
Мы дадим им пророков, попытаемся дать им понятие о святости, — что едва ли мыслимо.
Но хоть попытаемся. Выучим говорить, петь песни и сказывать сказки.
В тайне вещей мы будем их господами, а они нашими нянюшками. Любящими и послушными нам. Они будут нам служить. Матерьяльно служить. А мы будем их духовно воспитывать.
Ибо и нигилизм наш тогда пройдет. Нигилизм есть отчаяние человека о неспособности делать дело, к какому он вовсе не призван.
Мы, как и евреи, призваны к идеям и чувствам, молитве и музыке, но не к господству.
Овладели же, к несчастию и к пагубе души и тела, 1/6 частью суши. И, овладев, в сущности, испортили 1/6 часть суши. Планета не вытерпела и перевернула все. Планета, а не германцы.
ОПАСНАЯ КАТЕГОРИЯ
Обаятельный, обольстительный, лукавый.
Удивительно, что в категории «лукавства», — вот этого особенного и особой глубины греха, — не ведут вообще никакие порочные ступени, кроме как если ступить на первую:
— Обаятелен…
— Что такое? Как? Почему?
— Обаятелен, — потому что не подлежит укору, не представляет порока и пороков, и всех «обаяет», с первого же взгляда, как только кто увидит или услышит его.
— Обольстителен, потому что, в силу качества непорочности и красоты, — все идут за ним.
Но вот странно: как же из непорочности и красоты может вдруг выйти третье? Это совершенно не натурально. Но, однако, глаз людской, обыкновенный и, так сказать, нетенденциозный, вдруг заметил, что опасная категория именно и начинается с двух качеств:
— Обаятельности, обольстительности.
Поэтому бы, — «по предречениям», — надо быть особенно осторожным, если вдруг увидим человека особливо, исключительно невинного, чистого, непорочного.
— Обаятельного.
В этом отношении хорошо бы поставить зарок, ввиду именно предупреждений:
— Пусть будет хоть маленький порок. Почти — невинный, но — однако, недостаток.
Величайший из древних, коего люди могли счесть «Богом», — и даже действительно начали было «искать его могилу как Бога», и не могли найти, — что человек этот был — говоря славянским словом — «гугнив». Т. е. он был косноязычен, заикался. «Спас народ Божий от рабства» и «дал все (все!!) законы» и, с тем вместе, был ни более ни менее как заикою. Качество — прямо смешное. Но качество невинно. И вот, по этому соединению «невинного и смешного», — мы узнаем Божию книгу и узнаем Божие событие.
В самом деле: от события и от книги никакого «худого последствия не проистекло». Нужно заметить, что «лукавое» начинает узнаваться по последствиям.
Ибо прямо-то ведь как узнать: «обаятелен» и «обольщает».
ОГОНЬ ХРИСТОВ
Где обожжет огонь Христов…
Но — по-настоящему обожжет…
Там уже никогда ничего не вырастет.
Вот — и град Салима (Соломона).
И Павел, просивший распять его «не как нашего Господа: но головою книзу», дабы «голова его была там, где ноги его возлюбленного Учителя».
И — наши скопцы.
Об этом-то и догадались впервые иезуиты.
Сказавшие: «Не увлекайтесь очень». И начавшие торговать в Парагвае.
ТАЙНЫ МИРА
Ты один прекрасен. Господи Иисусе! И похулил мир красотою Своею. А ведь мир-то –
Зачем же Ты сказал: «Я и Отец — одно»? Вы не только «одно», а ты — идешь на Него. И сделал что Сатурн с Ураном.
Ты оскопил Его. И только чтобы оскопить — и пришел. Вот! вот! вот! — наконец-то разгадка слов о скопчестве. И что в Евангелии уже не «любят», а живут как «Ангелы Божии»: как в плавнях приднепровских, «со свечечками и закопавшись». О, ужасы, ужасы…
И весь Ты ужасен. Ты — не простой, а именно — ужасен. И ты воскрес — о, я верю! «Егда вознесусь — всех привлеку к себе».
Но, — чем?
О, ты не друг человеков. Нет, не друг. «Договор», «завет» (о «ветхом»), и это кажется формально и сухо. Но как Ты их ужасно угнел, до последнего рабства. Поистине — «рабы Господни»… Даже и до смерти, до мученичества.
Не потрясает ли: «Ни единый мученик не был пощажен». А ведь мог бы?..
Мог ли?
О…
Конечно, кто воскресил Лазаря — мог. Значит — не захотел…?
О, о, о…
Ты все мог, Господи Иисусе. Ты, «потрясший небо и землю».
И не избавивший даже детей ни от муки небесной, ни от муки земной.
Рабы, рабы… Да, «договор» — он «свят». — «Ты — мне, как я тебе». Ты же дал все унижение и взял себе всю славу. И вот, неужели Ты не понимаешь, почему на Тебя восстал праведный Израиль. Он восстал — не понимая. «Что-то — не то». Что — «не то»? Да похулив создание Божие, Ты более всего похулил, — похулил особенно и страшно, — «отрока Иеговы». И он, не понимая, «что» и «за что», — восстал на Тебя.
Вот разгадка, вот разгадка, вот разгадка.
Ну, слушай: очень хороши «лилии полевые». Но ведь не хуже и «человек»? Что же Ты его все гвоздил «грехом»? И испугал муками? «Там будет огнь неугасимый» и «скрежет зубовный». Очень мило.
Вообще, все очень мило в Твоем создании, поистине — особом создании, особом «от Отца». Люди более не посягают, не любят, не множатся. А все слушают Тебя, как эта бедная Мария.
О, бедная, бедная… Да уж не мученица ли она «потом», которую Ты тоже забыл в небесном величии.
ИСКУШЕНИЕ В ПУСТЫНЕ
Чтобы быть «без греха» — Христу и надо было удалиться от мира… Оставить мир… Т. е.
обессилить мир.
«Силушка» — она грешна. Без «силушки» — что поделаешь? И надо было выбирать или «дело», или — безгрешность.
Христос выбрал безгрешность. В том и смысл искушения в пустыне. «И дам тебе все царства мира». Он не взял. Но тогда как же он «спас мир»? Не-деланием. «Уходите и вы в пустыню».
Не нужно царств… Не нужно мира. Не нужно вообще «ничего»… Нигилизм. Ах, так вот где корень ею. «Мир без начинки»… Пирог без начинки. «Вкусно ли?» Но действительно:
Христом вывалена вся начинка из пирога, и то называется «христианством».
Говорят: «Нет вечного perpetuum mobile». Доказывают. Наука. Свинья, роющая носом землю:
Сказать: «солнце устало», «теряет энергию» — бессмыслица. Поистине оно — не истощается, и все как-то — живет. Вот что если «не скучно» — то солнышко…
Протуберанцы. Играет. Вулканы. «Корона солнечная» (видна в затмениях). И — эти таинственные «ультрафиолетовые лучи», от коих, говорят, — вся жизнь.
RELIGIO
Почему оно «будет-то»?
Возрастание, «больше». В загадке «больше» лежит разгадка «прогресса», «развития».
Все «развертывается» из «точки» в «окружность». И вот мир из «точки Бога» развернулся в «красоту-мироздание».
И где же «в мире» нет «Бога»? И где же «в Боге» — нет «мира»?
И вот они связаны. «Religio»… Молитва. Нет вещи, которая бы не «молилась», потому что она — «растет». И знает, что «из точки» растет, из — отцовской точки.
И нет Бога не-Покровителя. Это — Провидение. Ибо точка знает свою окружность, как курица — порожденные ею яйца, на которых она сидит.
Так вышли небо, земля и звезды. Они «вышли», потому что мир есть религия: — не потому, что «в мире зародилась религия», а совсем и вовсе наоборот, совершенно и вовсе разное: потому-то и вышли «луна, звезды и земля», и «закружилось все — в небо», что в тайне и сущности мироздания — как вздох и тень — всегда лежала молитва.
Можно сказать, что вздох был «тем паром», «туманом», из которого и вышло «все». Так что «все» — естественно и «задышало», когда появилось.
Оно задышало, потому что появилось из «вздоха». Потому что «вздох» — это «Бог».
Бог — не бытие. Не всемогущество. Бог — «первое веяние», «утро». Из которого все — «потом».
ТУФЛЯ
Неужели же, неужели все европейцы, — и первые ученые из них, и так вообще «толпа», воображают об евреях и об отношении их ко Христу, что это одно лишь упорство народа, сделавшего ошибку, но затем — ни за что не желающего поправиться, сознать свою ошибку? Хотя «теперь-то уже очевидно все превосходство христианства над законом Моисеевым»? — «таким узким и таким обрядовым?!!» — «Евреи ошиблись, не признав своими же пророками предреченного Мессию, и просто в один скверный день бытия своего они перемешали туфли, одев правую ногу в левую туфлю, а левую ногу в правую туфлю»? «И вот с тех пор так и ходят, смеша людей и являясь посмешищем истории»…
Такова общая концепция европейцев и Европы об Иуде и юдаизме.
Между тем, неужели европейцам не приходит на ум, что «иначе переобув туфли», — еврей каждый и единолично соделался бы в христианском мире равнозначащ Апостолу Павлу, и вообще — апостолам, которые «все были из иудеев»? И что это обещало бы и исполнило для них обетование Исаии: «будет время, и народы понесут вас на плечах своих»… И это, т. е. исполнение обетования, — настало бы просто «завтра», «завтрашний день»… Неужели же не очевидно, что если власть над целым