Что касается причин этого странного явления, то нам почти буквально приходится повторить то, что было сказано двести лет назад в одном официальном документе. Описывая одно из самосожжений, случившееся в 1684 году в Пошехонском уезде, в поместье Сикорских, в деревне Лейкине, официальное донесение заканчивается словами, — что «крестьяне сожгли сами себя, а для чего то учинили, про то никто не ведает».
Историки, занимавшиеся вопросом о самоистреблениях, высказывают касательно причин этого явления малоопределенные взгляды; но наибольшей определенностью отличается точка зрения Пыпина, который причину самоистребления видит в преследованиях, каким подвергался раскол со стороны правительства[176 — Ну, тоже мудрец! Да ведь «преследование»-то будет еще завтра; для чего же сегодня-то гореть? Ну, был ли хоть один пример в истории, чтобы «преследуемый» разбойником несчастный, — добежав до ножа на кухне, взял да и зарезался сам? «Правительственное преследование» было только последней каплей горечи в жизни постоянно горькой, было толчком, поводом, случаем, почти придиркою. Да очень часто вот те, что «топили маленьких детей», делали это и без всякого «правительственного преследования». Скорее они гибли не от «преследований», а среди общего равнодушия: но само это равнодушие-то опять выработалось под впечатлением вечной религиозной меланхолии, в которой жил несчастный народ. Затем, как в данном ужасном случае, все «преследование» заключалось в опросе сказать свою фамилию. Ясно, что это повод, песчинка на горе! Им раньше хотелось умереть — «прекрасной этой смертью», «христовой смертью», в «венце колючем» мучений, чтобы уподобиться «святым»… Это «путь святых» христианства, мученический всегда, везде, — и неужели нужно это доказывать? В терновском скиту случился акт такой веры, actum fidei, auto-da-fe, но только над собою, не над иноверцами, перед которым все подвиги Египта, Сирии, Радонежа, Задонска, Сарова кажутся слабыми… В. Р-в.]. Почти такой же взгляд, как Пыпин, но гораздо резче, высказывает о самосожжениях автор предисловия к новому изданию «Истории Выговской Пустыни». Но объяснения обоих авторов, если их признать верными, применимы только к некоторым случаям, так как известно из истории немалое число несомненных примеров, которые не могут быть объяснены с точки зрения преследований[177 — То-то. И нечего было упоминать очевидно побочное обстоятельство. «Сгорел дом». — «Отчего?» — «В Китае растет чай, от этого». — «Как?» — «Связь ясная: там растет чай, у нас его пьют, и вот раз, попивши чайку, закурили папироски, обронили огонь, не заметили его, и дом сгорел. Дом сгорел от табаку и чая». Подумавши: «Дома горят от табаку, от чая, но есть удостоверенные случаи, что они горят и без чая и без табаку». Хорошее естествознание. В. Р-в.]. Нам кажется, что оба уважаемые историка обобщили частные случаи. В этом отношении интересны фактические данные, приводимые Сапожниковым; из этих данных видно, что самоистребления практиковались по преимуществу в некоторых местностях, тогда как в других местностях они не случались или случались реже, несмотря на то, что именно здесь отношение властей к расколу было более резко[178 — То-то и дело. Совсем «Китай» ни при чем, что горит Россия. В. Р-в.]. Наконец, такой крупный историк, как Соловьев, усматривает причину самосжигания не в преследованиях правительства, а в иных условиях. Очевидно и несомненно, что в самоистреблениях мы имеем дело с явлением сложным, которое не может быть объяснено одной исторической точкой зрения. Нам кажется, что важнейшим источником для объяснений самоистреблений могло бы послужить подробное психологическое и психиатрическое[179 — Психологическое еще можно допустить: тут — метафизика духа человеческого. Но едва произнесено слово «психиатрическое объяснение», как мы чувствуем, что ученый надевает на явление мешок, чтобы не дать никому ничего в нем увидеть. Этот мешок он тащит к себе как «собственность», но из «собственности» этой не получается ничего, кроме вещей, подобных вот этой брошюре. Насколько в ней высок человек, любящий братьев своих, оставивший о них единственный памятник внимания, заботы и фактической осведомленности, — настолько же в ней человек науки говорит все о «Китае» и «чае». В. Р-в.] исследование тех лиц, которые были непосредственными участниками событий; но так как источник этот для терновской драмы со смертью Виталии и других утрачен, то остается единственная возможность сделать некоторые выводы по этому важному вопросу, руководясь исключительно соображениями, основанными отчасти на фактических, отчасти на психологических данных. Психологические и психиатрические данные мы считаем в этом случае важным источником разъяснения и будем пользоваться этим источником, подтверждая наши выводы историческими справками.
К числу исторических данных относится прежде всего то обстоятельство, что самоистребление свойственно исключительно, или почти исключительно, расколу. В этом смысле можно сказать, что самоистребление — по крайней мере массовое, о котором у нас идет речь, — относится к широкой области церковной или религиозной жизни[180 — Ну, вот — выходит на настоящий путь. История рассказанная — просто глава в «Истории христианства», даже без упоминания о Православии. Тут не католичество, не православие, а просто один толчок, толкнувший все, весь мир, и православия, и католичества. «Царство ты, царство, духовное царство», — как поют Божии люди у нас. Вот океан. И вода в нем везде горька. И до того она велика и всеобъемлюща, что даже и неинтересно, что сожглись или закопались. Как христиане, поистине, и не интересуются даже, кто из них закапывается и кто сожигается: до того всем грустно и до того не до них; наконец, до того приблизительно так же все себя ощущают. В. Р-в.], но оно не вызвано политическими или иными условиями. Политическая жизнь, социальные бедствия, преследования правительств скорее вызывают появление мятежей, бунтов, активного сопротивления[181 — Вот, вот! Здесь проф. бьет в самый центр дела: и только бы взять ему скальпель и расчленить в одной скорлупке («русская вера», «церковь», «европейское христианство») два ядрышка: ядро натуральной нации — «Русь», от ее пресловутой — «святости». Это, судя по данным, сообщенным в его же труде, — люди добрые, спокойные и ясные; если не очень деятельные, то и не преувеличенно бездеятельные; однако в некоторых случаях, лицах — чрезвычайно деятельные, гениальные. Второе ядрышко — это «то, чему они учились», славянская печать, тексты. В. Р-в.]; в самоистреблениях же мы имеем дело с психологическим явлением глубоко пассивного типа[182 — Вот! Чудное объяснение. Это уже наука. В. Р-в.]. Этой своей стороной самоистребление ближе всего подходит к явлениям патологическим. Эта особенная черта не ускользнула и от внимания автора предисловия к новому изданию «Истории Выговской Пустыни». Он усматривает в этой черте средство уравнять свое бессилие в борьбе — пожертвованием личностей. При всем глубоком уважении нашем к мнению почтенного историка, не можем не сказать, что в словах его содержится не объяснение психологического факта, а лишь простое засвидетельствование его.
Другую отличительную черту самоистреблений составляет то обстоятельство, что они всегда совпадали с какими-либо особенными событиями церковной жизни. Так, частые массовые самоистребления при Алексее Михайловиче, при царях Федоре, Иоанне и Петре Алексеевичах соответствовали времени появления раскола[183 — Просто момент возбуждения чувства — «великая отечественная война» веры. «Побеждаем Антихриста», «воюем с ним», «победим или не победим?» — «Если сойдем в яму, утопимся, сожжемся — то победим; останемся живы — победит Антихрист, жизнь». Ведь и сказал Он: «Радуйтесь, Я победил мир»; а любимый Его ученик добавил: «Не любите мира, ни того, что в мире: все что в мире — похоть очей и гордость житейская». Ну, вот «в яме» они и избыли все это, против чего предостерегал Апостол людей: он, значит, и привел их сюда. В «яме» они одержали такую победу, как Русь при Бородине, англичане при Ватерлоо! Так все понятно — и зачем столько слов для объяснения? В. Р-в.]. В это время в русской жизни самоистребления были чрезвычайно часты[184 — Большая повышенность чувства, «великая отечественная война» веры. В. Р-в.]. Но и эта связь не противоречит предположению, что в самоистреблениях мы имеем дело с явлениями, не лишенными, между прочим, и болезненного оттенка. В самом деле, с психиатрической точки зрения можно считать вполне доказанным, что политические перевороты и религиозные события всегда оказывали влияние на увеличение числа душевных заболеваний или на более резкие проявления тех болезненных состояний, которые до этого времени были выражены слабо или оставались скрытыми. Этот факт, конечно, необходимо понимать в том смысле, что всякого рода преобразования и перемены в жизни политической или в вопросах совести и т. п., составляя успех жизни, требуют напряжения и подъема сил. На такой подъем способны только лучшие люди, но не те, кто слаб душой и телом. Прогресс жизни подвигает вперед лучших людей и выбивает из строя или оставляет за флагом неподготовленных и слабых. В вопросах умственного или нравственного прогресса такими слабыми обыкновенно являются субъекты с так называемыми болезненными и неправильными характерами. Возникшее в недавнее время в психиатрии учение об этих характерах должно быть принято во внимание при объяснении исключительных явлений, о которых у нас идет речь. Болезненные характеры, менее заметные при обычном течении жизни, могут резко проявиться в ту пору, когда жизнь делает поворот, к которому эти натуры не могут так легко приспособиться, как натуры нормальные. В таком случае эти натуры обнаруживают странную деятельность, и даже заболевают психически в эпидемических размерах. Таким образом, преобразования или реформы отделяют здоровое от болезненного и являются той силой, которая увлекает за собой все здоровое и ломает все болезненное и слабое[185 — «Китай при пожарах»… Это Виталия-то «слабое и неправильное явление», «болезненная и слабая личность»!!! В. Р-в.].
Исследуя явления самоистребления с изложенной точки зрения, мы встречаемся с некоторыми существенно важными фактами, указывающими на видную роль болезненных натур при всех преобразованиях: натуры эти резко выступают со своей психопатической реакцией и, как странные персонажи в драмах, подчеркивают собою могучий ход реформы. На этих болезненных натурах и на их психопатической реакции мы остановим наше внимание тем более, что этот новый вопрос, созданный психиатрической наукой, не был предметом особого внимания историков.
Во всех случаях самоистреблений яркой чертой, заметной в настроении масс, является пессимизм, отсутствие веры в лучшее будущее[186 — Да о «лучшем будущем» христианство и не учит
