17
Полное Православие — и совершенно нормальное, без всякого сектантства. Это показывает, что и в сектантстве случаи самоубийства, уже чрезвычайно частые, выросли на почве нормального Православия, но «фанатичного», горячего, пылкого, неравнодушного. В. Р-в.
18
Идея «геенны вечной, где будет огнь неугасимый и плач и скрежет зубовный», — впервые была принесена и «обещана» Иисусом: ее нет в книгах Ветхого Завета. Это — новое. В. Р-в.
19
Еще и суд!! Ну, а объяснить дело, подняв другие горизонты на религию? Пожалуй, за это — тоже «суд», ибо таковое разъяснение уже означало бы «ересь». О, судьи! судите вы темных, судите и просвещение; и неужели, неужели не найдется и на вас если не «судьи», то осуждения?.. В. Р-в.
20
Да уж он сам себя уморил ужаснейшим видом смерти, к какой приговаривали личных врагов лютейшие из средневековых деспотов-разбойников. Какого же еще хочет ему наказания К. Леонтьев? Но, виноват: Леонтьев, врач и писатель, принял тайный постриг на Афоне, жил долго в Оптиной Пустыни и умер в св. Троицкой Лавре. Таковые, как бы ни страдал человек и человечество, все хотят еще подсыпать «угольков» ему. В. Р-в.
21
Автор, профессор медицины, берет слово «секты», «сектант» в чисто паспортном смысле: не углубляясь в то, что, раз «секты» и «сектанты», все в одном и том же направлении, появляются и в XVII веке, и в XVIII, и в XIX, и на юге в пяти верстах от шумного городка Тирасполя, и в снежных пустынях Архангельского края, — то, очевидно, здесь уже не в «Ковалеве и его родных» дело, а в религиозном дуновении, которое захватило и Ковалева, — захватило Тирасполь, Архангельск, Россию, Грецию, части Сирии, Африки и всю Европу; но, захватив, «инде находит почву, покрытую камнем», инде «птицы (— иные впечатления, школа, книжки, житейские хлопоты) расклевывают зерно», — и только в некоторых местах, семьях, в единичных душах находит «почву добрую, глубокую, рыхлую», где привившись и свившись и вырастает… в тираспольские явления! «По плоду узнаем корень» — можно с грустью прибавить. В. Р-в.
22
Никакого горя, нужды, угнетения земными обстоятельствами не было. «Вольные смерти» — чисто по внутреннему порыву, по религиозному вдохновению! В. Р-в.
23
«Старая вера», «ищем старую веру» — это у русских только «ищем истинную веру», «как заповедал людям Христос», «как Он, Батюшка, Спас Милостивый, хотел». Проф. Сикорский опять берет старообрядчество как паспортную кличку — отказываясь углубиться не в свою тему. В. Р-в.
24
Значит — вековой достаток, вековой покой: о котором Бокль заметил, что «благосостояние способствует углублению умов и зарождению наук и философии». Ковалев и его ближние пошли дальше «азбуки» и «складов» в Православии — и кончили тем, чем кончили. «И почва пышная, и солнышко грело»… В. Р-в.
25
Вот! Безбрачие, воздержание от имения, от порождения детей — есть первая или, скорее, сердцевинная ступень «сухого дерева», «огненной лестницы». Кто этим начал, и не остановится и будет последователен, уже непременно дойдет или до «самозакапываний» или до «самосожжения». «Если детей не надо, то почему я надобен? Кому?!» Не надо молодых веточек, не надо плодов — и ствол тогда не надо. «Руби все сплошь». Очень последовательно. Но безбрачие — сердце христианства (девственное зачатие Иисуса, девство Бога-Иисуса, завет Его о девстве же, Матф., 19). — Поэтому — «руби все сплошь», ибо «Я победил мир», «ныне суд Князю мира сего» и «не любите мира, ни того, что в мире». Все это составляет самую суть Христова пути, до времени скрываемую от малосмысленных и постепенно открываемую (в монашестве) только углубляющимся. «Царство Небесное подобно жемчужине, нашедши которую купец продает все свое имущество, чтобы приобрести ее одну». «Марфа, — ты заботишься о многом, Мария же избрала благую часть, которая не отнимется от нее», или, как сильнее сказано в славянском тексте — «избрала единое на потребу». Вот этих метафизичнейших мест Евангелия никак не удается и никогда не удастся затоптать или обойти сторонникам «любви к ближнему», «возлюби ближнего своего как самого себя» и прочих трюизмов, ничуть не новых и не оригинальных в устах Иисусовых. В речениях Иисуса мы должны различать чужие и свои, Его собственные: эти-то и есть главное, а не великолепные трюизмы Востока или аксиомы Ветхого Завета, попутно задеваемые, повторяемые. Так лесник, рубя лес, несет на сапогах листву леса же. Мы, мирские, — и собираем листочки с сандалий Иисуса: но монастырь знает, что делает, когда смотрит только на топор, заткнутый за поясом дровосека. В. Р-в.
26
Вот! Курсивы в тексте ставлю я, чтобы показать, что эти «сектанты», изуверы и «сумасшедшие» суть просто люди монастыря и монашеского духа, но огненно-увлеченные, в противоположность тепло-хладным «православным» (официальная церковь). Что касается обвинений в «сумасшествии» (психиатры, ученые, культур-трегеры), то ап. Павел за 2000 лет предусмотрел и отразил это обвинение: «В мире мы будем казаться безумными», «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрое, и — немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное». Вот перед такими метафизическими строками, заставившими все человечество воскликнуть: «Священное Писание! Новое священное Писание» — повалились целые библиотеки, а не то что «экспертизы» и «r1233;sum1233;» толпы медиков. Монахи знают, чему они смеются, когда смеются. Точнее, они знают, почему никогда не смеются. В. Р-в.
27
Буквально катакомбы! И никто-то, никто не зарисовал, не дал плана этих наших русских «катакомб»… В. Р-в.
28
Вот! Ну, а внешний вид иконописи православной? а черные иконостасы с изможденными лицами чт1243; говорят? чт1243; говорят напевы церковные? Везде мрак. Вспомним грусть и трепет молитв — «От юности моея мнози борют мя страсти», «Се жених грядет в полунощи», вспомним — и тогда мы без труда поймем, что «обуреваемый страстями» юноша, девушка кинутся хоть через огонь навстречу «Полунощному», «Скорбному Жениху» и прильнут устами к его ранам, которыми Он иносказательно уже показал человечеству путь для соединения с Собою. «Он истек кровью за человечество, мы истечем кровью за Него», через кровь Он соединился с человечеством, мы через кровь же соединимся с Ним». Причем тут «сектантство», «секты»; это прямой путь Православия, не который зовут — но не грубо и прямо, а поэтически и иносказательно — все молитвы, напевы, посты, постничество, образа, все! Монастырь есть как бы Альпы христианства: а в Тираспольских плавнях поднялась острая игла этих Альп. В. Р-в.
29
И из монастыря гулять не ходят. «Тесное житие» есть продолжение поста, и как пост, так и монастырь, оба оканчиваются и завершаются в могиле. «Тесное, самое тесное житие! Три аршина длины, аршин ширины — жилище праведника, наконец-то праведника, коим сделался человек, став трупом». Фанатики католицизма говорят: «cadaver esto» [«да будет мертвым» — лат.]; наши же по обычаю не договаривают, но любовно — как бабочка около огня — кружатся около этой же формулы. В. Р-в.
30
Специалисты христианства, специалисты староцерковного духа, идеалов и буквы; без «плевел» и «камня». У нас с проф. Сикорским есть и «плевелы», в качестве лекций, журналов, газет; да и сердце покаменистее. И потому мы только научно исследуем все, не очень «отдаваясь молитве»… В. Р-в.
31
Поразительно, что все это исследует медик-психиатр, с любопытством к психиатрической стороне явления. Но где же любопытство православных? в духовных журналах, в лице профессора духовных академий? В. Р-в.
32
Вот! Это — всероссийское явление, острая вершина «Альп», раскинувшихся от Белого моря до Черного, от Атлантического океана до Великого. Везде есть прозелиты этого духа и учения (см. выше историю крест. Куртина во Владимирской губернии, случай с крестьянской девушкой возле Петербурга). А Сикорский пишет: «местное сумасшествие», да и православные богословы отмахиваются: «местное изуверство». В. Р-в.
33
Замечательно! До чего это трогательно! По естественным условиям природы внешней (климат, почва) и внутренней (предрасположения души) — какая это почва для роста добрых, великих, святых дел! Но на ниву естественных условий пришел «враг» «не от мира сего» и всеял в них «плевелы» своего учения: и погубил ниву, погубил до ужаснейшей смерти прекраснейших людей! В. Р-в.
34
Удивительно! Никакого в собственном смысле изуверства нравственного, сектантства нравственного не было: «натура» у этих людей языческая, «своя» собственная, «от батюшки с матушкой», и она — святая; заражен только ум, идеи, «убеждения», склонившие дерево вопреки росту в сторону, — «не любите мира, ни того, что в мире, ибо все в мире — похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (Иоанн, II, 16)… До чего сильно! Уж это не вяленькое-старенькое «возлюби ближнего своего»… Эта новая бурная «благая весть» и сорвала крону дерева в приднестровских плавнях, крону «древа жизни», языческую: и все и всех потащила в ужасные могилы. В. Р-в.
35
Удивительно… Золото русской натуры: именно и не «деловитая», не — «практическая», хотя вместе, судя по всему очерку, — и деловитая, и практическая, но не утороплено, не жадно. Таково и было спокойное язычество, таков был спокойный рай. «Солнышко восходит, солнышко заходит — наше утро, наш вечер, — и вчера и завтра». У Ковалевой — дети, она — семьянинка; прозелитизм — не от нее, она сама подпадает под вихрь девы (схимницы) Виталии (см. ниже) и ломается в судьбе своей, в своем характере, этим знойным, другим, «истинно христианским» (девственным, безбрачным) вихрем. Обратим внимание, что и пытавшаяся сжечь себя около Сергиевой Пустыни была девушкою, переодевшеюся в мужское платье (не монахинею, а монахом). Эти факты, как и бездна других подобных, все указуют на один источник: пламенная религиозность, и именно в этом духе вражды к полу, к миру, в духе, скопчества, — рождается в точке, где мы имеем не самца-мужа или деву-самку (будущую жену, будущую мать), а встречаем деву на переходе в юношу, которая никакого влечения к мужу не имеет и матерью никогда не станет («скопцы от чрева матери»). См. далее характеристику мужественной Виталии. Это суть лица третьего пола (не мужского и не женского): и в них-то и лежит ключ ко всему. В явлении 3-го пола лежит фундамент всех этих «дуновений» истории, которые в своем роде суть такое же «откровение» этой naturae tertiae [третьей природы — лат.], как до христианства мы имели «откровение» naturae primae и secundae [первой природы и второй — лат.] (мужской и женской). В. Р-в.
36
Вот! Языческие овцы, полуязыческие столпились и блеют над жертвою «истинно-христианского» отречения. В. Р-в.
37
Вообще женские монастыри — как все замечают — удачливее, идеальнее мужских. Это можно сблизить только
