вновь сталкиваемся с насущной необходимостью создания международного правительства для выживания цивилизации. Такое правительство, если оно действительно задумается о сохранении мира во всем мире, должно принять указы, ограничивающие численность населения любой воинственной страны. Нынешняя враждебность между Австралией и Японией118 иллюстрирует значимость этой проблемы. Население Японии растет очень быстро, а население Австралии — довольно медленно (если не учитывать иммиграцию). Это провоцирует вражду, с которой чрезвычайно трудно справиться, ибо обоснованные доводы могут быть представлены обеими сторонами. Думаю, можно предположить, что в Западной Европе и Америке уровень рождаемости должен быть таков, чтобы не предусматривать никакого прироста, если только правительства не станут целенаправленно проводить иную политику. Но не стоит ожидать от наиболее мощных в военном отношении стран безучастного наблюдения за тем, как другие наращивают силы просто за счет увеличения численности населения. Поэтому любой международный орган должен в рамках выполнения своих обязанностей учитывать демографию и настаивать на пропаганде способов контроля рождаемости в странах, не желающих внимать голосу разума. Пока этого не сделано, мир во всем мире находится под угрозой.
Итак, вопрос населенности можно рассматривать двояко. Нужно противодействовать слишком быстрому увеличению численности населения — и не допускать его сокращения. Первая опасность стара как мир и наблюдается во многих странах, будь то Португалия, Испания, Россия или Япония. Вторая опасность возникла недавно и пока проявляет себя лишь в Западной Европе. Она также проявилась бы и в Америке, если бы та зависела только от фертильности населения, но до сих пор иммиграция пополняла и пополняет население Америки столь уверенно, сколько это вообще возможно, несмотря на предельно малую рождаемость среди коренных американцев. Новая угроза сокращения населения представляет собой опасность, к которой традиционный порядок и образ мышления пока не смогли приспособиться. На нее отвечают моралистскими проповедями и законами против пропаганды контроля рождаемости. Такие методы, как показывает статистика, совершенно бесполезны. Использование противозачаточных средств сделалось повсеместным у цивилизованных народов, и этого уже не изменить. Привычка игнорировать вопросы секса столь глубоко укоренилась в умах власть предержащих, что нельзя ожидать внезапных изменений в этом отношении. Но это крайне вредная привычка, и, на мой взгляд, мы вправе надеяться, что, когда нынешние молодые займут важные посты в управлении, они в данном отношении окажутся лучше своих отцов и дедов. Можно рассчитывать, что они честно признают неизбежность распространения контрацептивов и желательность контрацепции до той поры, пока она не ведет к фактическому сокращению численности населения. Правильным для любой нации, которой угрожает вымирание, будет экспериментальное сокращение финансовой обременительности детей ради нахождения той точки равновесия, где уровень рождаемости будет соответствовать запросам населения.
В связи с этим одно положение нынешнего морального кодекса следует изменить на пользу обществу. В Англии женщин приблизительно на два миллиона больше, чем мужчин, и по закону и обычаю они обречены оставаться бездетными, что, несомненно, для многих их них очень скверно. Если общество терпит незамужних матерей и готово обеспечивать им экономически приемлемое существование, нет сомнений в том, что значительное число женщин, ныне обреченных на бездетность, захочет завести ребенка. Строгая моногамия основана на допущении примерного равенства полов по численности. Если это не так, ситуация сопряжена с немалой жестокостью в отношении тех, кого арифметика принуждает к одиночеству. Поскольку у нас имеются все основания желать прироста населения, эта жестокость может быть нежелательной не только на частном, но и на общественном уровне.
С ростом осведомленности людей становится все проще контролировать силы, которые до сих пор выглядели стихийными. Увеличение численности населения — одна из таких сил. С момента появления христианства она считалась слепым инстинктом. Но быстро приближается то время, когда эту силу придется сознательно контролировать. Однако в данном вопросе, как и в вопросе попечения государства о детях, мы обнаруживаем, что вмешательство государства, если оно призвано приносить пользу обществу, должно происходить в международном масштабе; не стоит уповать здесь на конкурирующие милитаристские государства нашего времени.

Глава 18. Евгеника

Евгеника есть попытка улучшить биологический характер вида посредством осознанного вмешательства в его развитие. Идеи, на которые она опирается, суть дарвинистские, и недаром Евгеническое общество возглавляет сын Чарльза Дарвина119; но на самом деле прямым провозвестником евгенических идей был Фрэнсис Гальтон, который упорно отстаивал влияние наследственности на человеческие достижения. В наши дни, и особенно в Америке, наследственность сделалась, если угодно, партийным вопросом. Американские консерваторы считают, что сформировавшийся характер взрослого человека определяется прежде всего врожденными чертами, а вот американские радикалы утверждают, наоборот, что образование это все, а наследственность — ничто. Не могу согласиться ни с одной из этих двух крайних позиций, равно как и с общим для них мнением, стимулирующим эти крайности (речь о том, что итальянцы, южные славяне и прочие будто бы стоят ниже «урожденных» американцев из ку-клукс-клана120). Пока нет возможности определять, какие ментальные способности человека проистекают из наследственности, а какие привносятся образованием. Если рассуждать с научной точки зрения, необходимо сопоставить между собой тысячи пар идентичных близнецов — разделить их при рождении и обучать их настолько различно, насколько это возможно. В настоящее время подобный эксперимент вряд ли осуществим. Лично я думаю, пусть мое мнение не является научно обоснованным и опирается лишь на внешние впечатления, что скверное образование способно испортить кого угодно (и портит, уж поверьте), но только люди с особой врожденной предрасположенностью могут достичь подлинного величия в той или иной области. Я не верю, что даже самое лучшее образование позволит превратить обычного мальчика в первоклассного пианиста; я не верю, что лучшая в мире школа может сделать всех нас Эйнштейнами; я не верю, что Наполеон не превосходил по способностям своих одноклассников в Бриенне121 и просто изучал стратегию, наблюдая, как его мать управляется с оравой непослушных сыновей. Я убежден, что в подобных случаях (а в известной степени во всех случаях) существует природная предрасположенность, которую посредством образования оттачивают до совершенства. На самом деле имеются очевидные доказательства этому: каждый способен опознать умного человека или глупца по форме головы, что вряд ли можно считать характеристикой, привносимой образованием. Или рассмотрим противоположную крайность — идиотизм, тупость и слабоумие. Даже самый фанатичный противник евгеники не посмеет отрицать, что идиотизм, по крайней мере, в большинстве случаев, есть врожденное заболевание, и для любого человека, интересующегося статистической симметрией, это будет означать, что на противоположном конце шкалы должно присутствовать соответствующее число людей с аномально выдающимися способностями. Посему я готов допустить, не вдаваясь в дальнейшие споры, что люди различаются своими врожденными умственными способностями. Я также допускаю кое-что, возможно, более сомнительное, а именно, что умные люди предпочтительнее своей противоположности. С учетом этих двух соображений можно сказать, что мы располагаем обоснованием для евгеники. Поэтому мне не следует от нее отмахиваться, что бы мы ни думали по поводу личностей конкретных поборников этого направления.
На тему евгеники написано довольно много благоглупостей. Большинство ее сторонников дополняет здравые биологические суждения набором социологических предположений менее убедительного свойства. Перечислю некоторые: добродетель пропорциональна доходам; наследование бедности (увы, слишком распространенное!) предопределено биологически, а не обуславливается юридически; поэтому, если побудить богатых размножаться вместо бедных, все вокруг стали бы богатыми. Очень много шума окружает тот факт, что бедные плодятся охотнее богатых. Лично я не склонен считать сей факт по-настоящему прискорбным, поскольку у меня нет никаких доказательств того, что богатые хоть в чем-то превосходят бедных. Даже будь факт действительно прискорбным, о нем не стоило бы сожалеть, ибо налицо всего-навсего ситуация, исправимая за несколько лет. Рождаемость среди бедных падает, и сегодня она столь же низка, как и девять лет назад среди богатых122. Да, существует ряд факторов, определяющих различия в плодовитости нежелательного, так сказать, толка. Например, когда правительства и органы надзора препятствуют распространению сведений по способам контроля рождаемости, те люди, умственные способности которых ниже среднего, не в состоянии усвоить эти сведения, тогда как для прочих действия властей не представляют угрозы. Следовательно, всякое противодействие распространению сведений о контрацепции приводит к тому, что семьи глупых людей многочисленнее, нежели семьи умных. Впрочем, выглядит вероятным, что это сугубо временное явление, ибо очень скоро даже самые глупые либо усвоят знания о контрацепции, либо — увы, это видится мне наиболее логичным следствием обскурантизма властей — примутся искать врачей, готовых сделать аборт123.
Евгеника бывает двух видов — позитивная и негативная. Первая подразумевает стимулирование хорошей породы, вторая — ликвидацию дурной. Думаю, вторая в настоящее время является более осуществимой. Здесь действительно имеются большие успехи в отдельных американских штатах, а стерилизация недостойных рассматривается практикующими политиками в Англии. Полагаю, что возражения против таких мер, вполне естественных по своей сути, ничем не оправданы. Как хорошо известно, слабоумные женщины склонны заводить огромное количество незаконнорожденных детей, которые, как правило, абсолютно бесполезны для общества. Сами эти женщины станут счастливее, если их стерилизовать, ведь они сейчас беременеют вовсе не под влиянием стремления к размножению. То же самое, конечно, касается и слабоумных мужчин. Правда, тут таятся немалые опасности, поскольку власти вполне могут счесть любое проявление оппозиции своей политике признаком слабоумия. Но, думаю, риск стоит того, чтобы на него пойти, потому что совершенно ясно: число идиотов, слабоумных и глупых все-таки удастся таким образом значительно уменьшить.
Меры по стерилизации, на мой взгляд, должны строго ограничиваться лицами с душевными, психическими расстройствами. Я не могу одобрить закон наподобие принятого в штате Айдахо, который позволяет стерилизовать «умственно отсталых, эпилептиков, обычных преступников, моральных дегенератов и сексуальных извращенцев». Две последние категории чрезвычайно широки и будут определяться различно в разных сообществах. Закон Айдахо одобрил бы стерилизацию Сократа, Платона, Юлия Цезаря и святого Павла. Более того, обычный преступник вполне может быть жертвой функционального нервного расстройства, которое, по крайней мере, теоретически, поддается излечению посредством психоанализа и которое вполне может не быть наследственным. В Англии и в Америке такие законы обычно игнорируют значимость психоанализа и, как правило, объединяют в рассмотрении принципиально различные расстройства — лишь на основании приблизительно схожих симптомов. В итоге эти законы отстают лет на тридцать от передовых практик. В столь щекотливой области очень опасно заниматься законотворчеством, пока наука не сделала уверенных выводов, не вызывающих возражений, хотя бы несколько десятилетий; в противном случае ложные идеи воплотятся в законодательных актах и будут исполняться судами на местах, а практическое внедрение передового опыта значительно замедлится. Мне кажется, на данный момент могут и должны служить основанием для законотворчества в интересующей нас области только психические расстройства. Здесь возможно вынести диагноз с высокой степенью точности, тогда как моральный упадок — оценка