крайне субъективная. Тот же самый человек, который в глазах одних будет моральным дегенератом, в глазах других окажется пророком. Ни в коем случае не утверждаю, что закон в отдаленном будущем нельзя применять шире; я лишь отмечаю, что наше научное знание на сегодняшний день не соответствует благой цели и что очень опасно маскировать якобы научными выводами моральные суждения, как это, несомненно, происходит в ряде американских штатов.
Теперь перейдем к позитивной евгенике, которая сулит поистине любопытные возможности — к сожалению, не сегодня и не завтра. Позитивная евгеника заключается в попытках стимулировать желательных (с ее точки зрения) родителей завести как можно больше детей. В настоящее время все обстоит ровно наоборот. Например, необычайно умный мальчик в начальной школе со временем входит в число профессионалов и женится, допустим, в тридцать или тридцать пять лет, зато его сверстники, не слишком-то блиставшие в детстве, вступают в брак лет в двадцать пять. Распространение образования оказалось тяжким бременем для профессионалов и вынуждает их сильно ограничивать размеры своих семей. Вероятно, в интеллектуальном отношении их средний уровень несколько выше, чем у большинства других сословий, поэтому данное самоограничение вызывает сожаление. Простейшей мерой в этом случае будет предоставление бесплатного образования, вплоть до университетского, их детям. То есть речь о том, чтобы распределять субсидии и гранты по заслугам родителей, а не детей. Это позволит покончить с чрезмерным усердием и сопутствующей суетой, каковые сегодня губят большинство умнейших людей Англии еще прежде, чем они достигнут двадцати одного года, вследствие умственного и физического перенапряжения. Впрочем, как в Англии, так и в Америке, государство едва ли одобрит какие-либо меры по стимулированию профессионалов обзаводиться многочисленным потомством. Препятствием тут выступает демократия. Евгенические идеи опираются на допущение исходного неравенства людей, тогда как демократия исходит из идеи всеобщего равенства. Поэтому политически очень трудно реализовать евгенические идеи в демократическом обществе, когда эти идеи не просто подразумевают, что существует некоторое количество «низших», вроде слабоумных, но признают за данность наличие превосходящего остальных меньшинства. Первое приятно большинству, второе угнетает. Меры, учитывающие первое обстоятельство, вправе рассчитывать на поддержку большинства, а прочие — нет.
Тем не менее, каждый, кто дал себе труд задуматься об этом, знает, что, пусть в настоящее время и трудно выявить признаки наилучшей породы, все-таки, безусловно, существуют некие отличия, которые наука способна установить и описать в относительно ближайшее время. Вообразите чувства фермера, которому сказали, что он должен предоставлять всем своим бычкам равные возможности! На самом деле, быка, которому суждено стать прародителем следующего поколения, выбирают предельно тщательно по объему молока среди его предков по женской линии. (Можно мимоходом отметить, что, поскольку наука, искусство и война неизвестны коровам, выдающихся заслуг у них добиваются только самки, а самцы в лучшем случае являются передатчиками женской наследственности.) Все домашние породы животных сильно выиграли от научного подхода к размножению, и не подлежит сомнению, что «разведение» людей аналогичными методами можно направлять в любом желаемом направлении. Конечно, гораздо труднее определить, чего именно мы хотим от человеческих существ. Быть может, выводя физически сильную породу, следует уменьшать у нее объем мозга. Или, выводя породу с блестящими умственными способностями, сделать ее более уязвимой к болезням. Или, стремясь к эмоциональному балансу, уничтожить искусство. В любом из перечисленных вопросов у нас отсутствуют необходимые знания. Потому-то в настоящее время нежелательно всерьез заниматься позитивной евгеникой. Но отнюдь не исключаю, что в ближайшую сотню лет наука о наследственности и биохимия добьются колоссальных успехов, которые позволят вывести новую расу — и все признают ее безусловно высшей по сравнению с нынешними.
Впрочем, для практического использования научных знаний такого рода понадобится более радикальное видоизменение семьи, нежели все, о которых ранее упоминалось на страницах этой книги. Если поставить цель по-настоящему научного размножения, необходимо выделить в каждом поколении два-три процента мужчин и около двадцати пяти процентов женщин — для продолжения рода. Стоит предусмотреть — очевидно, на рубеже полового созревания — своего рода обследование, по результатам которого провалившиеся кандидаты будут стерилизованы. Отец впредь будет связан со своим потомством не теснее, чем бык или жеребец, а матерью станет выступать профессиональная родительница с нужной подготовкой, отличающаяся от прочих женщин своим образом жизни. Я не утверждаю, что все это непременно произойдет; тем более не утверждаю, что хочу этого; лично мне такое общество крайне отвратительно. Однако при объективном рассмотрении данного вопроса ясно, что подобный план может привести к замечательным результатам. Давайте предположим, что его приняли в Японии и что через три поколения японские мужчины сделались такими же умными, как Эдисон, и сильными, как боксеры. Если остальные народы между тем продолжают жить, как заведено от природы, они, разумеется, не смогут ничего противопоставить японцам в случае войны. Наверняка японцы, добившись такого уровня развития, изыщут способы привлекать другие народы в качестве солдат и будут полагаться на свою науку и технику как залог победы, которой они, скорее всего, достигнут. В подобной системе очень легко внушить молодежи слепую преданность государству. Кто-то осмелится заявить, что описанный ход событий в будущем невозможен?
Есть также разновидность евгеники, очень популярная среди некоторых политиков и публицистов; ее можно назвать расовой евгеникой. Она строится на убеждении, что какая-то одна раса или нация (та, к которой принадлежит проповедник теории) превосходит все остальные и должна использовать собственную военную мощь, чтобы увеличить свое жизненное пространство за счет «низших» народов. Самым показательным примером здесь является нордическая пропаганда в Соединенных Штатах Америки124, нашедшая практическое воплощение в иммиграционном законодательстве. Эта разновидность евгеники может опираться на дарвиновский принцип выживания наиболее приспособленных; но, как ни странно, ее самые горячие сторонники суть те, кто считает необходимым запретить дарвинизм. Политическая пропаганда, отягощенная расовой евгеникой, относится к разряду нежелательных явлений; давайте забудем о ней и изучим позитивную сторону вопроса.
Во многих случаях факт превосходства одной расы над другой почти не вызывает сомнения. Северная Америка, Австралия и Новая Зеландия, безусловно, больше сделали для мировой цивилизации, чем им удалось бы, населяй их по-прежнему аборигены. Как представляется, в целом справедливо считать негров низшими по сравнению с белыми, но для работы в тропиках они подходят идеально, а потому их истребление (оставляя в стороне гуманность) представляется крайне нежелательным125. Но когда нужно выбирать среди народов Европы, политические предрассудки обосновываются обилием дурных, якобы научных исследований. Также я не вижу ни одного правдоподобного основания для унижения желтой расы и признания ее низшей, уступающей нашему благородному сообществу. Во всех этих случаях расовая евгеника выступает лишь прикрытием шовинизма.
Юлиус Вольф (см. цит. сочинение, стр. 143-144) приводит сравнительную таблицу уровней рождаемости и смертности на 1000 человек населения для всех основных стран, по которым существует статистика. Ниже всех расположилась Франция — 1,3, выше нее США — 4, затем Швеция — 5,8, Британская Индия — 5,9, Швейцария — 6,2, Англия — 6,2; Германия — 7,8, Италия — 10,9, Япония — 14,6, Россия — 19,5. А первое место занимает Эквадор — 23,1. Китай не фигурирует в списке, так как по нему сведений нет. Вольф приходит к выводу, что западный мир будет вскоре покорен Востоком, то есть Россией, Китаем и Японией. Я не стану пытаться опровергнуть его доводы, указывая на первенство Эквадора. Скорее, я напомню приведенные Вольфом цифры по рождаемости среди богачей и бедняков Лондона, из которых следует, что рождаемость среди вторых сегодня ниже, чем была среди первых несколько лет назад. То же самое касается Востока, где по мере приобщения к западной жизни уровень рождаемости тоже неизбежно упадет. Никакая страна не способна обрести военную мощь без индустриализации, а индустриализация подразумевает образ мышления, ведущий к ограничению размеров семьи. Поэтому мы вынуждены заключить, что нам не грозит господство Востока, которого так боятся западные шовинисты (следом за бывшим кайзером126), и нет ни малейших оснований предполагать, что оно когда-нибудь наступит. Тем не менее, поджигатели войн, вероятно, продолжат использовать это пугало, пока не возникнет международное правительство, распределяющее допустимые квоты прироста населения по странам мира.
Здесь, как и в двух предыдущих случаях, мы сталкиваемся с опасностями для человечества от развития науки при сохранении международной анархии. Наука позволяет достигать поставленных целей, и если наши цели злонамеренны, результатом будет катастрофа. Если мир останется во власти злобы и ненависти, то чем сильнее в нем будет господствовать наука, тем ужаснее он будет становиться. Снизить накал и напор этих губительных страстей жизненно необходимо для человеческого прогресса. В значительной степени эти страсти своим появлением на свет обязаны ошибочной сексуальной этике и скверному сексуальному просвещению. Будущей цивилизации нужна новая, лучшая сексуальная этика. Именно этот факт делает реформу сексуальной морали одной из жизненно важных потребностей нашего времени.
С точки зрения частной морали сексуальная этика, научная и лишенная предрассудков, как нельзя полнее соотносится с евгеническими соображениями. Я имею в виду следующее: при всех ослаблениях существующих ограничений на половые контакты добропорядочные мужчина и женщина не вправе приступать к продолжению рода без тщательного обдумывания физического и душевного здоровья своего потомства. Противозачаточные средства сделали отцовство добровольным, оно больше не складывается автоматически вследствие полового контакта. По различным экономическим причинам, рассмотренным в предыдущих главах, вполне вероятно, что значимость отца для образования и содержания детей будет неуклонно снижаться. Поэтому у женщин не останется повода выбирать в качестве отца своего ребенка того мужчину, которого она предпочитает в роли любовника или наперсника. Совсем не исключено, что в будущем женщины, ничуть не жертвуя собственным счастьем, станут подбирать отцов своим детям по евгеническим выкладкам, высвобождая истинные чувства для обыденных сексуальных отношений. Для мужчин же будет еще проще подбирать матерей своим будущим детям — по желательности конкретной женщины в качестве родительницы. Те, кто, подобно мне, считает, что сексуальное поведение касается общества лишь с точки зрения интересов детей, должны выводить отсюда двоякое умозаключение относительно будущей морали. С одной стороны, любовь без детей должна быть свободной; с другой — к продолжению рода следует относиться вдумчивее, чем это принято сегодня. Однако соответствующие моральные нормы будут несколько отличаться от тех, которые признавались до сих пор. Чтобы зачатие в конкретном случае воспринималось как добродетельное, больше не будет надобности в каких-то словах, произнесенных священником, или в каком-то документе, составленном регистратором; ведь нет никаких доказательств того, что такие действия влияют на здоровье или интеллект потомства. Важным будет считаться тот факт, что эти вот мужчина и женщина, сами по себе и в той наследственности, которую они передают, должны быть такими, чтобы от них