(См.: Шеллинг Ф. В. Соч. М.. 1989. Т. 2.).
Как заметит читатель, Рассел в каждом из разделов своего труда обращается к нравственной философии эпохи. Поэтому определенный интерес вызывают его собственные представления об этике. Наиболее полно и сжато они изложены в нашумевшей беседе с Юэттом. Рассел утверждал, что беда многих основателей даже оригинальных систем этики — в признании зависимости теории этики от теологии, а практической морали — от веры. Это — ошибка.
Этика — теория поведения человека общественного; в обществе отношения между людьми могут быть санкционированы или не санкционированы религией и церковью, но они не могут быть отожествлены с верой или признаны зависящими только от нее. Это знали и показали в своих сочинениях такие умы, как Сенека и Вольтер, Руссо и Кант, Гегель и Маркс. На вопрос Юэтта, верит ли он, Рассел, в какую-либо «общую систему этики», поскольку «он не верит в религию», последовал ответ, что, конечно, у него есть своя философия жизни, или «общая система этики»; он предпочел бы связывать ее «не с религией, а, скорее, с политикой». В современном мире, поясняет лорд Рассел, так называемые моральные табу есть в сущности нормы, санкционированные политикой. На вопрос Юэтта, существуют ли в таком случае принципы, ценные для всех, Рассел замечает, что ценность принципов относительна и зависит от мировоззрения человека. Современный человек — более сложное существо, чем человек античности или средних веков. В расколотом обществе отчуждения человек часто не знает толком, чего он хочет, хотя и верит, что знает, что такое добро и зло, истина и ложь. Вообще для личности лучше всего действовать на основе своей мысли и своей воли. Условие здесь одно для всех: не покушайся на свободу других, зная, что «свобода речи и мысли является величайшим достижением свободного общества». К сожалению, «на земле несчастья часто первыми настигают тех, кто самый добродетельный». А счастье, продолжает допытываться дотошный интервьюер, возможно ли оно? Возможно, обнадеживает Рассел, если у вас есть здоровье, благосостояние и способность к творческому труду.
Хороша та политическая система, замечает он, которая предоставляет индивиду возможности для разумного самопроявления задатков и способностей.
Резюме: Достоевский думал, что мир спасется через красоту. Соловьев возлагал надежды на неискоренимое в человеке влечение к добру. Рассел видит спасение человечества в правильно поставленном воспитании в справедливо устроенном обществе.
Мыслитель признается в Эпилоге, что в его намерения не входило ни превратить читателя в эксперта, ни составить энциклопедию. Он достиг желаемого. Его труд — не энциклопедия. Читатель, ознакомившийся с его рассказом об «исторических делах философии» (выражение, принадлежащее Вл. Соловьеву), рассказом, свободным в полете мысли, блещущим остроумием и неподражаемым расселовским юмором, вряд ли утеряет когда-либо интерес к тому, что названо автором «Мудростью Запада».
В. А. Малинин
«Большая книга, — сказал александрийский поэт Каллимах, — это большое зло!» В целом я склонен разделить подобную точку зрения. Таким образом, если я и отваживаюсь положить эту книгу перед читателем, то только потому, что если это и зло, то — минимальное зло. Как бы то ни было, это требует отдельного объяснения, так как некоторое время назад я написал книгу на ту же тему. «Мудрость Запада» — это целиком новая работа, хотя она, конечно, не могла бы появиться, если бы ей не предшествовала «История западной философии».
Здесь предпринята попытка краткого изложения истории западной философии от Фалеса до Витгенштейна с напоминанием о некоторых исторических обстоятельствах, на фоне которых эта история разворачивалась. Для подтверждения изложенного в книге из источников подобран иллюстративный материал, показывающий людей, места и документы, наиболее близко стоящие по времени к описываемому периоду. Кроме того, была сделана попытка (там, где это представлялось возможным) перевести философские идеи, обычно выражаемые только словами, на язык диаграмм, которые передают ту же информацию с помощью геометрической метафоры. В этом деле мало на что можно опереться, и поэтому результаты не всегда могут быть успешными. Кажется, однако, что такие методы представления материала достойны изучения. Изложение в форме диаграммы, конечно, в тех случаях, когда это возможно, имеет то преимущество, что не привязано ни к какому определенному языку.
Что касается появления еще одной истории философии, то, отчасти в оправдание, можно сказать две вещи. Прежде всего, не много можно найти работ, которые были бы сжатыми и всесторонними одновременно. В мире существует множество книг по истории философии, которые имеют гораздо больший охват и отводят каждому вопросу значительно больше места. С этими работами представляемая книга, очевидно, не может вступать в соревнование. Тех же, кого рассматриваемый предмет интересует более глубоко, эта книга, без сомнения, направит должным образом и, возможно, побудит обратиться к первоисточникам. Во-вторых, современная тенденция все большей и более жесткой специализации заставляет людей забывать об их интеллектуальном долге по отношению к своим предшественникам. Наше исследование преследует цель нанести удар по такой забывчивости. Говоря серьезно, вся западная философия есть греческая философия, и бесполезно позволять себе удовольствие мыслить философски, обрывая при этом все нити, связывающие нас с великими мыслителями прошлого. Когда-то было принято считать, возможно ошибочно, что философу подобает знать кое-что обо всем. Философия претендовала на роль науки наук. Однако, возможно, самая преобладающая точка зрения, что философ может не знать ничего обо всем, совершенно определенно неправильна. Те, кто думают, что философия «по-настоящему» началась только в 1921 г. или незадолго до этого, не видят того, что современные философские проблемы не возникли неожиданно из ничего. Отсюда следует, что снисходительное отношение к греческой философии непростительно.
История философии может быть изложена двумя способами. Или рассказ будет чисто описательный, показывающий, что сказал такой-то человек и как это повлияло на другого человека. Или же описание может сочетаться с известной долей критического отношения к описываемому, для того чтобы показать, как философская дискуссия развивалась. Этот второй способ и был принят при написании данной книги. Можно добавить, что это не должно вводить читателя в заблуждение и заставлять думать, что мыслитель может быть сразу же отвергнут просто из-за того, что его мысли находят недостаточными. Кант однажды сказал, что он не так сильно боялся быть отвергнутым, как — неправильно понятым. Прежде чем мы отвергнем философов, мы должны постараться понять, что они пытались сказать нам. И все равно следует сознаться, что усилия иногда могут казаться не соответствующими достигнутому. В конце концов, это дело вкуса каждого, и каждый это решит для себя.
Эта книга отличается по объему и характеру изложения от моих более ранних книг. Появлением новых материалов я во многом обязан моему редактору д-ру Полу Фулкесу, который помогал мне в написании текста, а также помог отобрать иллюстрации и придумал большинство диаграмм. Цель этой книги исследование некоторых основных вопросов, которые обсуждали философы. Если, прочитав эти страницы, читатель испытает искушение углубиться в тему дальше, чем он бы это сделал раньше, значит, основная цель достигнута.
Что делают философы, когда они работают? Это действительно странный вопрос, и мы могли бы попытаться ответить на него, выяснив сначала, чего они не делают. В мире вокруг нас существует много вещей, которые хорошо понятны. Возьмите, например, работу паровой машины. Это относится к области механики и термодинамики. Опять же, мы знаем многое о строении и функционировании человеческого тела. Эти вопросы изучают анатомия и физиология. Или, наконец, подумаем о движении звезд, о котором мы знаем очень много. Оно относится к области астрономии. Все эти элементы конкретного знания принадлежат к той или иной науке.
Но все эти области знания граничат в окружающем нас пространстве с неизвестным. Когда человек входит в пограничные области или заходит за них, он попадает из науки в сферу умозрения. Его умозрительная деятельность тоже вид изучения, и это, помимо всего прочего, есть философия. Как мы увидим в дальнейшем, различные области науки начали развиваться вначале как философские исследования в соответствующих областях знания. Как только наука твердо встает на ноги, она начинает развиваться более или менее самостоятельно, за исключением пограничных областей и вопросов методологии. Но исследовательский процесс до некоторой степени развивается как таковой, он просто продолжается и находит себе новое применение.
В то же время мы должны отличать философию от других видов умозрения. Философия сама по себе не намерена ни решать наши проблемы, ни спасать наши души. Она, как рассматривают это греки, — разновидность предприятия по изучению достопримечательностей, предпринятого ради самого себя. Таким образом, в принципе в философии нет вопроса о догме, или ритуалах, или о священной сущности любого рода, даже если отдельные философы могут оказаться догматиками. Действительно, существует два подхода по отношению к неизведанному. Один — это признавать заявления людей, которые говорят о том, что они знают, на основе книг, тайны или других источников вдохновения. Другой путь — это выйти на улицу и постараться найти самого себя; это как раз тот путь, по которому идут наука и философия. Наконец, мы можем отметить одну особенную черту философии. Если кто-то задаст вопрос: «Что такое математика?», мы можем дать ему определение из словаря, скажем, «наука о числах», за неимением других определений. В таком виде это неоспоримое утверждение, более того, оно легко будет понято тем, кто задает вопрос, хотя он, возможно, и не разбирается в математике. Такие определения могут быть даны в любой области, которая имеет дело с конкретным знанием. Но философию так определить невозможно. Любое определение будет спорным и к тому же содержать в себе философский подход. Единственный способ выяснить, что такое философия, — заняться философией. Показать, как люди делали это в прошлом, — основная цель данной книги.
Есть много вопросов, которые мыслящие люди задают себе в какой-то момент и на которые наука не может предложить ответа. Те, кто пытаются мыслить, не желают принимать на веру готовые ответы, которые дают пророки. Задача философии — изучать эти вопросы, а иногда и избавляться от них.
Таким образом, мы можем испытывать искушение задавать себе вопросы типа: в чем смысл жизни, если он вообще есть? есть ли у мира цель, ведет ли куда-нибудь развитие истории или все это бессмысленные вопросы?
Далее, существуют такие проблемы, как: действительно ли природой управляют какие-то законы, или мы только так думаем из-за того, что нам нравится видеть во всем какой-то порядок? Опять же существует общий вопрос: разделен ли мир на две в корне различные части — дух и материю, и если это так, то как они сосуществуют?
А что мы должны сказать
