сохранения сумасшедшего. В 1919 году я видел «Троянских женщин» в театре «Олд Вик». Там есть невыносимо патетическая сцена, когда греки убивают Астианакта из страха, что он вырастет и станет вторым Гектором. Едва ли в театре нашлась бы пара сухих глаз, и публика с трудом верила в жестокость греков в пьесе. Однако те же самые люди, которые плакали в театре, в то же самое время действовали с жестокостью, недоступной воображению Еврипида. Позднее они (большинство из них) проголосовали за правительство, которое продлило блокаду Германии после прекращения военных действий и наложило блокаду на Россию. Известно, что эта блокада послужила причиной смерти безмерного числа детей, но уменьшение населения враждебных стран переживалось как желательное: их дети, как и Астианакт, могли вырасти и превзойти своих отцов. Еврипид-поэт пробудил в воображении публики влюбленного, но влюбленный и поэт были забыты за дверями театра, и сумасшедший (в виде смертоносного маньяка) контролировал политические действия этих мужчин и женщин, которые думали, что они добры и целомудренны.
Возможно ли сохранить влюбленного и поэта без сохранения сумасшедшего? В каждом из нас в различной степени существуют все трое. Так ли тесно они связаны, что если взять под контроль одного из них, другие умрут? Я не верю в это. Я верю, что в каждом из нас есть некая энергия, которая должна найти выход не в разумных действиях, но, может быть, в искусстве страстной любви или страстной ненависти, по обстоятельствам. Респектабельность, постоянство и рутина – вся железная дисциплина современного индустриального общества – обескровила артистический импульс и заключила в тюрьму любовь, так что она не может быть больше благородной, свободной и созидающей, но должна быть или чванливой, или тайной. Контроль был наложен именно на те вещи, которые должны быть свободными, в то время как зависть, жестокость и ненависть расползаются во все стороны с благословения почти всего клана епископов. Наши инстинкты делятся на две составляющие: одни ведут в нашу будущую жизнь и в будущую жизнь наших потомков, другие ведут к разрушению жизни предполагаемых противников. Первые включают и радости жизни, и любовь, и искусство, которое физиологически является ответвлением любви. Вторые включают конкуренцию, патриотизм и войну. Соглашательская мораль делает все, чтобы подавить первую и поощрить вторую. Истинная мораль делает прямо противоположное. Наши поступки в отношении тех, кого мы любим, могут быть с безопасностью предоставлены инстинкту; но наши действия в отношении тех, кого мы ненавидим, должны быть приведены под власть разума. В современном мире те, кого мы действительно ненавидим, – это отдаленные группы, преимущественно другие нации. Мы рассматриваем их абстрактно и обманываем себя, полагая, что действия, которые в действительности воплощают ненависть, совершаются из любви к справедливости или из-за какого-то подобного возвышенного мотива. Лишь большая мера скептицизма может сорвать покровы, скрывающие от нас эту истину. Достигнув этого, мы сможем приступить к созданию новой морали, основанной не на зависти и ограничении, но на желании полноты жизни и осознании того что другие люди – это помощь, а не препятствие, тогда безумие зависти будет излечено. Это не утопическая мечта, это было частично реализовано в елизаветинской Англии. Это может быть реализовано завтра, если люди научатся создавать собственное счастье, а не страдания других. Это не невыносимо аскетическая мораль, тем не менее, ее принятие вернет на нашу землю рай.
