чем когда она была в расцвете своей красоты, и если первые чувства пробудила в нем ее наружность, то ум, доброта и все ее поведение оставили в его сердце след более глубокий, нежели другие блистательные ее чары, и этот след может изгладить только смерть.
Тернинка заплакала от радости и любви и в первый раз в жизни, полагая, что это в последний раз, сжала руку возлюбленного, и, хотя она сжала ее очень слабо, она вложила в это пожатие всю свою душу. Тернинка сказала юноше, что, получив от него столько безусловных доказательств редкой преданности, она умирает счастливая, и впрямь решила, что умирает.
Бесцеремонная сенешальша ворвалась к ним, желая прервать эту трогательную беседу. Вся ее ревность вспыхнула с новой силой, когда она увидела Нуину у ног той, которая, по ее расчетам, должна была внушить ему ужас. И так как она успела побывать во дворце и там узнала, что принцесса собирается замуж за Нуину и калиф с восторгом оповещает всех о предстоящем браке, она не преминула поздравить с этим Нуину в присутствии умирающей Тернинки.
Она надеялась прикончить ее этим последним ударом, однако внезапная вспышка ревности, которая должна была доконать больную, оживила ее иссякшие силы, правда ввергнув ее в новые страдания.
В эту минуту появилась принцесса в сопровождении своего отца-калифа и всех придворных. Велико же было удивление Лучезары, когда она увидела, перед какой странной особой стоит на коленях Нуину. Но еще больше была поражена Тернинка, увидев девушку, красота которой превосходила все, что ей прежде описывали. И вот тут самообладание и остаток сил разом ей изменили — она еще несколько мгновений смотрела на Лучезару, потом перевела взор на своего возлюбленного и смежила веки навсегда.
Нуину испустил крик, от которого содрогнулись присутствующие, а принцесса смутилась.
Калиф это заметил и, чтобы успокоить Лучезару, сказал:
— Пустяки, дочь моя, этот горестный вопль ничего не означает. Вот увидите, скелет, который он оплакивает, должно быть, принадлежит какой-то старой родственнице, Нуину отдает дань узам крови. Успокойтесь, Нуину, — продолжал калиф, обращаясь к конюшему. — Встаньте и утрите слезы. Смешно плакать, словно дитя, над какой-то мумией, когда вы только что получили королевство Кашмир и руку Лучезары.
Не знаю, что ответил бы на подобную проповедь кто-нибудь другой, но Нуину вообще ничего не ответил, и все решили, что он умер так же, как и Тернинка. В эту минуту появилась мавританка. Казалось, она горюет о смерти Тернинки и сочувствует горю Нуину. Видя растерянность калифа, она посоветовала ему без промедления унести умершую девушку и немедля ее сжечь, чтобы привести в чувство Нуину. И поскольку с тех пор, как эта женщина забрала власть над сенешальшей, ее словам внимали как оракулу, никто не подумал отвергнуть этот ее совет.
Напрасно Нуину кричал и сопротивлялся, не желая расставаться с телом Тернинки. Из его рук вырвали ту, кого он и теперь любил больше жизни. Во дворе замка приготовили костер, на него положили тело Тернинки, силой оттащив прочь убитого горем Нуину.
Началась траурная церемония — калиф, желавший воздать почести особе, которая, судя по всему, была дорога его будущему зятю, раздал пропитанные драгоценной смолой факелы своей дочери и советникам, потом своим сановникам и придворным, а потом поднял факел, который держал сам, и сказал:
— Да будет мой сын Нуину свидетелем того, с каким почетом я предам огню тело, которое он так оплакивает. Я уверен, что он останется доволен, и да помогут нам боги!
С этими словами он хотел поджечь костер с четырех сторон, но тут вдруг послышались мелодичные звуки, и несколько мгновений спустя верхом на Звонкогривке показалась грозная Серена.
На ее появление присутствующие отозвались по-разному: калиф перестал суетиться, придворные почтительно уставились на особу, в облике которой было нечто царственное. Лучезара радостно вскрикнула, увидя, что на руке у волшебницы сидит пропавший попугай, но сенешальша так перепугалась, что, будь цвет ее лица естественным, без сомнения, побледнела бы. А ее наперсница тщетно искала взглядом, в какую сторону бежать, она вскоре поняла, что надежды на спасение у нее нет.
Мудрая Серена спешилась и подошла к костру. В правой руке она держала палочку-правдолюбицу: палочка была золотая и сверкала так, что слепила глаза.
Казалось, Серена не знает, по какому случаю приготовлен костер. Она спросила об этом калифа.
— Мы собираемся сжечь тело некой Тернинки, — объяснил он.
— А чем она провинилась, — строго спросила Серена, — чем провинилась перед вами эта Тернинка? За что вы хотите ее сжечь живьем?
При этих словах присутствующие вздрогнули, кто от удивления, кто от радости. Калиф попросил прощения у Серены, он забыл, что это ее дочь, однако он продолжал уверять, что Тернинка мертва, вот почему ее и собирались сжечь.
Серена, не удостоив его ответом, приказала, чтобы Тернинку сняли с костра и положили на кровать, которую принесли из дворца, а сама подошла к ней и, обернувшись к калифу, сказала:
— Сейчас вы увидите, что она жива, и кое-кому из присутствующих это отлично известно.
С этими словами она коснулась лба Тернинки своей палочкой, и девушка тотчас очнулась и открыла глаза. Вид у нее был удивленный, как у того, кто после долгого сна очнулся вдруг в незнакомом месте.
Царственная Серена, казалось, была поражена переменой, происшедшей в девушке. Она спросила, где Нуину, его привели, потому что все повиновались малейшему слову волшебницы. Едва появился Нуину, красавец попугай испустил громкий крик и захлопал крыльями. Нуину узнал в нем ту самую птицу, которую встретил, когда искал колдунью Загрызу, но, погруженный в свое горе, он не придал этому значения. Он не знал, что произошло в его отсутствие.
Серена с негодованием посмотрела на юношу.
— Несчастный! — сказала она. — Как ты осмеливаешься предстать передо мной? Ты жизнью поклялся беречь мою дорогую Тернинку. И однако ты позволил отравить ее страшным ядом, который, доведя Тернинку до смертельной истомы, изменил ее до неузнаваемости. Но ты простер свое коварство и дальше, трусливо ввергнув ее во власть безжалостных врагов и огня, готового пожрать останки невинной Тернинки. И ты поступил так жестоко для того лишь, чтобы глаза, ради которых ты ее предал, убедились в твоем коварстве.
Нуину остался глух к упрекам Серены, словно они были обращены к кому-то другому. Мысли его были поглощены только смертью Тернинки, и, как видно, душой он устремился туда, где мог встретить ее тень. Но волшебница, которая испытывала его единственно для того, чтобы его восславить, продолжала:
— Ну что ж, получи награду, которую тебе уготовила судьба, несмотря на твою черную измену. Твоя доблесть и твердость заслуживают воздаяния, ведь ты успешно завершил труднейшее и опаснейшее из предприятий. А вы, принцесса, — обратилась она к Лучезаре, — выберите себе мужа или, лучше сказать, возьмите себе в мужья Нуину. Он был вам небезразличен еще до того, как рискнул ради вас жизнью. Все говорит в его пользу. Именем самой судьбы я приказываю вам: назовите его своим супругом.
Лучезара снова и снова переводила взгляд с попугая на Нуину, потом на Тернинку, потом подумала и сказала:
— Пусть Нуину сам сделает выбор между Лучезарой и Тернинкой.
При этих словах Нуину задрожал, словно стряхнув с себя сон.
— Прекрасная принцесса, — сказал он Лучезаре, — я не достоин почести, к которой больше не стремлюсь и о которой перестал мечтать, едва я в первый раз увидел Тернинку. Она умерла, и мое сердце укоряет меня за каждое мгновенье, на которое я пережил мою утрату. Я жил только для нее, и теперь у меня нет другого выбора, как только последовать за ней…
— А если бы она была жива? — спросила Серена.
Эти несколько слов заставили Нуину окончательно очнуться, в сердце его затеплилась надежда. Он знал, как велика власть Серены, и бросился к ее ногам:
— Если бы она была жива! — воскликнул он. — О пусть она оживет! И если я могу выкупить ее жизнь ценой моей, пусть погибнет Нуину, а прекрасная Тернинка вновь откроет глаза.
Самый умный человек, когда он страстно влюблен, очень часто делает глупости. Тому же, кто пережил такое горе, какое, по мнению Нуину, пережил он, было бы просто неприлично не потерять рассудок. Вот он и обезумел до того, что так и простоял бы до скончания веков на коленях перед Сереной в ожидании, пока воскреснет его возлюбленная, и не заподозрил бы, что она живехонька.
А нежная Тернинка, не пропустившая ни слова из этого разговора, от радости и благодарности едва не лишилась чувств на своем ложе.
Серена сочла, что пора уже утешить горе верного любовника. Она силой заставила его встать, потому что он упрямо хотел оставаться на коленях, словно преступник, который молит о милости. Отбросив притворную суровость, с которой вначале глядела на него, Серена сказала:
— Иди же, иди к своей Тернинке и, если твоя преданность не устрашится того, что она так неузнаваемо изменилась, живи для нее, как она будет жить для тебя.
Нуину в первом порыве радости, увидев Тернинку, наговорил и наделал таких нелепостей, что те, кому не ведома любовь, наверно, умерли бы со смеху. Потом он поклялся перед всем двором, призывая в свидетели небо и землю, что ему не нужно другой жены, кроме Тернинки. Теперь уже ей пришлось возражать против его решения, призвав на помощь все свое великодушие и надеясь, что оно его убедит. Она стала уверять, что питает к нему такую нежность и благодарность, что не хочет выходить за него замуж; даже сохрани она те скромные прелести, которые она утратила, она и тогда горевала бы, что из-за нее он отверг самую блестящую долю и прекраснейшую в мире принцессу, а при нынешнем ее страшном уродстве она предпочтет тысячу раз умереть, чем согласится стать его женой.
Бесподобная Лучезара и ее отец, калиф, во время этого благородного препирательства имели вид довольно жалкий. Почувствовав это, калиф сказал, обращаясь к Серене:
— Все это было бы прекрасно со стороны обоих, не будь в этом деле замешана моя дочь. Как же это — выходит, что несмотря на всю ее красоту и стать, для нее не нашлось мужа? Неужто всю жизнь ее утехой будет птица, которую вы ей возвратили? Попугай! Вот так кавалер для молодой принцессы!
Добрый государь собирался говорить еще долго, но прославленная Серена, призвав собравшихся к молчанию, потребовала особенного внимания от калифа, его советников и придворных. Она говорила так величаво, что все почтительно умолкли и только мавританка задрожала с головы до ног.
Серена взяла из рук принцессы попугая, посадила его на землю в некотором отдалении, потом дотронулась до его хохолка концом своей палочки, очертив вокруг него широкий круг, и он тотчас скрылся в густом тумане. Таким же кругом она обвела ложе Тернинки, перед
