заклятия. Чтобы лишить их столь сладостных утех, она решила их разлучить: ведь они любили друг друга, значит, разлука уже сама по себе непременно доставит им страдания. Для начала она выкрала принцессу, а Козленка оставила с королем и королевой, которые хоть и не знали, кто он такой, но любили его, как собственное дитя, и заботились о нем больше, чем хотелось фее. А он нуждался в уходе, ибо, утратив принцессу, сразу перестал есть, не скакал больше и лишь с блеянием бродил повсюду, не умея ни спросить о любимой, ни иначе пожаловаться на горе, что принесла ему разлука. Между тем фея, выкрав принцессу Белоручку, первым делом наклеила ей на обе прекрасные руки перчатки, да так крепко, что их ничем нельзя было содрать. Затем она отправила девушку в свой блошиный дворец; истинное и хорошо продуманное злодеяние всегда должно внешне казаться добром: каких только удовольствий, какой придворной роскоши не было в том дворце! Но при этом фея изобрела настоящую пытку, вполне отвечающую ее нраву, — ведь несмотря на непрекращающиеся укусы и жестокий зуд, все, соблюдая приличия, держались друг перед другом как ни в чем не бывало. Во дворце было черно от насекомых — никому и в голову не приходило искать блох. Дворец этот, в остальном великолепный, населял многочисленный двор; но придворные дамы и кавалеры привыкли к блохам, несчастная же принцесса испытывала неизъяснимые мучения. Однако злобной фее мало показалось ее телесных страданий и печали от разлуки, она решила добавить к ним еще и душевных мук. При дворе она с жестокой иронией не только представила ее как королевскую дочь, но и приказала всем ее почитать, — одним словом, считать королевой. Белоручка никогда прежде не видела столько народу, она совершенно не знала светской жизни: фея поместила ее во главе этого двора только для того, чтобы безжалостно насмеяться над нею. Робость девушки, ее деревенские ухватки вызывали бесконечные взрывы хохота, а вскоре на нее обрушился и град насмешек из-за неуместных речей, которые она держала, восседая на троне и понемногу привыкая к сладости власти. Фея Бурьянница частенько наведывалась туда позлорадствовать и полюбоваться на зрелище бесчисленных мук, ею же самой, к своему удовольствию, придуманных. Появляясь, она просила рассказать, какие еще нелепости произнесла или совершила принцесса, издевалась над нею в ее присутствии, а потом говорила: «Теперь ступайте править». И та должна была немедленно взойти на трон, а фея тут же выпускала на нее многие тысячи блох, заставляя их кусаться вдвое больнее обыкновенных. Она с удовольствием наблюдала, как корчится бедная принцесса, и чем меньше соответствовало ее поведение величию трона, тем больше наслаждалась и развлекалась фея. И все же Белоручка извлекла из того зла, какое фея намеревалась ей причинить, не только страдания, но и пользу на всю дальнейшую жизнь, ибо в конечном счете она попала ко двору, а двор, как бы он ни был плох, всегда оказывает на человека влияние. Неглупая принцесса сумела за время своего пребывания во дворце восполнить недостатки того не слишком хорошего и не слишком подобающего ей воспитания, которое она получила у отца с матерью по недостатку у них таланта и денег. Добрая Мими, узнав, как обошлась злодейка-фея с ее подопечными, справедливо решила, что та не заслуживает никакого снисхождения. Она припомнила оскорбление, нанесенное ей в обличье жаворонка: ведь она обещала хранить тайну лишь на определенных условиях, а та их не выполнила; так что, свободная от данного слова, Мими принесла жалобу в совет фей. Ее доброта и открытый нрав были хорошо известны, и рассказу ее сразу поверили; совет не только постановил, что с нею обошлись несправедливо, но и наделил ее всей необходимой властью для наказания феи Бурьянницы и заранее одобрил все, что ей угодно будет сделать, ибо никогда еще ни одна фея не совершала подобного покушения на свою подругу. Довольная Мими, удовлетворенная решением совета, велела своим барашкам бежать во всю прыть и вскоре прибыла к невеселому жилищу злой феи; теперь полученное могущество позволяло ей войти внутрь. Она сказала: «Я готова еще раз вас простить, согласна забыть прошлое, но дайте мне слово, что не будете больше мучить Козленка и Белоручку». От кроткого и искреннего обхождения злодеи становятся еще несноснее, и фея Бурьянница презрительно отвечала: «Как, кумушка, вы прибыли ко мне только за этим? Стоило ли трудиться ради такой малости! Ах, воистину вы ничего не поняли: я пока даже и не начинала мучить ваших безмозглых малявок; то ли еще будет, вот увидите». — «Увижу я только постигшую тебя кару, — произнесла Мими. — Знай же, что мне дана власть наказать тебя и судьба твоя в моих руках». — «Ты’ же не можешь лишить меня жизни, — заявила та, — так что же ты мне сделаешь? Никакой твоей власти не хватит, чтобы я согласилась на брак твоих мерзких любимчиков». — «Ну, это мы еще посмотрим, — заметила Мими, — я тебя так накажу, что ты на все согласишься, клянусь; а для начала становись волком», — и с этими словами коснулась феи Бурьянницы волшебной палочкой. Затем, оставив волка, она поспешила во дворец унимать блох, потом отправилась за Козленком, который не знал, что и делать: за несколько минут до того фея Бурьянница превратила короля с королевой в индюков. Злодейство было невелико и мало отражалось на их нраве, но оно добавилось к прежним и причинило Мими лишнее страдание. Добрая фея могла лишь задать обоим доброго корма, дабы их утешить и удовлетворить хотя бы чревоугодие, свойственное нынешнему их обличью. Оказав этот знак внимания, она взяла на руки прелестного маленького Козленка и отнесла его принцессе Белоручке. Увидев ее, Козленок стал так к ней ласкаться, так скакал и прыгал, показывая свой восторг, что невозможно описать. Фея оставила их радоваться встрече, сказав на прощанье: «Берегитесь волка».
Между тем фея Бурьянница чувствовала себя в новой волчьей шкуре совсем неплохо. «Я могу кусаться, могу кусаться, могу причинять зло, — говорила она себе. — Мими круглая дура: чтобы мне отомстить, меня надо было превратить в курицу или какое другое смирное животное, я бы мучилась сильнее, и наружность больше бы мне мешала; слабые натуры, вроде нее, не умеют мучить. Притом, — продолжала она, — я умней прочих волков, а я сама видела, как волки становились любимцами королей. Отчего бы и мне не попробовать?» Она тут же пустилась в путь и без особого труда повстречала одного короля — в те времена их было много; король этот как раз охотился, и она с готовностью попросила у него покровительства и защиты от вечных преследований с криками «держи волка, держи волка» — такое с нею уже случалось; и в самом деле, это большая помеха для путешественника. Король взял ее с собой, двор прекрасно ее принял; так она и жила, ластясь к королю и кусая всех остальных, причем особенное зло причиняла бедному люду. Мими, следившая за ее поведением и опасавшаяся, как бы она не сожрала Козленка, решила, что пора положить конец ее бесчинствам и что лучшим средством лишить мерзкого волка, который всех выводил из себя, королевского покровительства будет сделать его паршивым. Замысел феи удался: едва на волке появилась парша, как все от него отвернулись; хотели даже его убить, но волк, прослышав об этом, смекнул, что пора покидать двор, и сделал это со всем возможным проворством. Теперь вслед ему кричали уже не «держи волка», а «держи паршивого волка», отчего природная его злоба и бешенство удвоились — ведь выслушивать подобные упреки очень неприятно! Фее Бурьяннице оставалось лишь бегать по полям, нападая на людей и животных; особенно ненавидела она маленьких детей и пожирала их прямо сырыми: словом, она превратилась в такого ужасного зверя, что все кругом дрожали от страха. Мими, узнав о причиненных ею бедах и выследив ее на дороге к блошиному дворцу, приказала ее поймать и посадить в железную клетку. Потом клетку поставили на главной площади, и все маленькие дети приходили туда, постоянно ее дразнили, швыряли в нее камнями и причиняли всякое посильное для них зло. Наконец фея Бурьянница, измученная бедами, что сама же навлекла себе на голову, согласилась на все требования Мими, обещала образумиться, просила избавить ее от парши и выпустить на волю, обещая к тому же на все время, пока ей придется быть в волчьей шкуре, убраться в леса Московии. [199]Мими, даровав ей все эти милости, вернула принцу его человеческий облик и позволила принцессе Белоручке выглядеть перед всеми, независимо от телосложения, такой, какой ее создала природа; юная принцесса сняла свои старые перчатки, и они с принцем отпраздновали блестящую свадьбу, после того как добрая фея расколдовала и короля с королевой. Надобно признать, что превращение наложило на тех неистребимый отпечаток и что все дворы с тех пор отзываются блошиным замком: всякий, кто туда попадает, сразу начинает испытывать неутихающее беспокойство.
Жак Казот [200]
Красавица по воле случая [201]
Скончался однажды в Астракане [202]некий король, оставив наследником малолетнего принца под опекой его матери. Королева эта до того любила сына, что ни на шаг его от себя не отпускала и даже спать ему стелили рядом с ее ложем.
Будучи подвержена бессоннице, она собирала вкруг себя много женщин, промышляющих тем, что наводят сон посредством легкого потирания тех частей тела, что особо располагают наш мозг к дремоте, рассказывая при этом всякого рода небылицы, особенно же волшебные сказки. Маленький принц, притаившись в своей постельке, усердно их слушал и так пристрастился к этим историям, что, если случалось ему заснуть на середине, он днем заставлял досказывать себе то, что не успел дослушать ночью. Без устали требовал он от этих женщин все новых сказок, и приходилось разыскивать по всем базарам Азии других сказочниц с новым запасом небылиц. Королева, обеспокоенная такой склонностью сына и понимая, что ему надобны познания совсем иного рода, пыталась обуздать сию все более разгоравшуюся страсть, ею же самой, можно сказать, и порожденную, и, дабы перестать давать ей пищу, удалила из дворца всех сказочниц. Однако их вскоре заменили придворные дамы. Воспитатель принца и тот, опасаясь уронить себя в глазах ученика, тоже принялся рассказывать ему сказки. Таким образом, решительно все поддерживало в мальчике это пагубное
