отсутствие соразмерности необходимо исправить, разделяя Правительство. Ибо тогда власть всех его частей над подданными не уменьшается, а разделение делает их все вместе менее сильными по отношению к суверену.
Это же затруднение устраняют иногда при помощи посредствующих магистратов, которые, оставляя Правительство в целости, служат только для уравновешивания обеих властей и для поддержания их взаимных прав. Но тогда правление не будет смешанным, оно будет умеренным.
Подобными же путями можно устранить и противоположное затруднение и, если Правление чересчур слабо, учредить коллегии, чтобы его сосредоточить: это практикуется во всех демократиях. В первом случае Правление разделяют, чтобы его ослабить, а во втором — чтобы его усилить. Ибо максимум силы и слабости одинаково встречается при простых видах Правления, в то время как смешанные формы дают среднюю силу.
Глава VIII О ТОМ, ЧТО НЕ ВСЯКАЯ ФОРМА ПРАВЛЕНИЯ ПРИГОДНА ДЛЯ ВСЯКОЙ СТРАНЫ
Свобода — это не плод, созревающий под всеми небесами, поэтому она доступна и не всем народам. Чем больше обдумываешь этот принцип, установленный Монтескье, тем более убеждаешься в его истинности; чем больше его оспаривают, тем больше дают случаев подтвердить его с помощью новых доказательств.
При всех Правлениях в мире та собирательная личность, которую представляет собой общество, потребляет и ничего не производит. Откуда же она получает то, что потребляет? Из труда ее членов. Излишек у частных лиц и создает то, что необходимо для удовлетворения нужд всего общества. Отсюда следует, что общественное состояние может существовать лишь тогда, когда труд людей приносит больше, чем необходимо для удовлетворения нужд их.
Однако этот излишек не одинаков во всех странах мира. В одних он значителен, в других — невелик, в иных — равен нулю, в иных — отрицательная величина. Это отношение зависит от того, насколько благодатен климат, от способа обработки, которого требует земля, от природных особенностей ее произведений, от силы ее обитателей, от того, нужно ли им потреблять больше или меньше и от многих других подобных отношений, из которых оно складывается.
С другой стороны, все роды Правления неодинаковы по своей природе; среди них есть более или менее прожорливые, и основой различий служит тот принцип, что чем больше взимаемые в обществе обложения отдаляются от своего источника, тем более они обременительны. Не величиной обложения следует измерять это бремя, но тем путем, который должны совершить суммы, чтобы вернуться в те руки, из которых они вышли. Когда это обращение совершается быстро и оно хорошо налажено, не имеет значения, много ли или мало платят, народ всегда богат и финансы всегда в хорошем состоянии. Напротив, как бы мало народ ни давал, если это немногое ему не возвращается, он, непрерывно отдавая, вскоре оказывается истощенным; Государство никогда не бывает богато, а народ всегда нищ.
Отсюда следует, что чем больше увеличивается расстояние между народом и Правительством, тем более обременительным становится обложение. Так, при демократии народ облагается меньше всего; при аристократии он облагается уже больше; при монархии он несет наибольшие тяготы. Монархия, следовательно, пригодна только для богатых народов; аристократия — для Государств средних как по богатству, так и по величине; демократия — для Государств малых и бедных (125).
В самом деле, чем больше размышляешь, тем лучше видишь, что в этом особенно сказывается разница между свободными и монархическими Государствами. В первых все служит для общей пользы; в других — силы общественные и частные взаимно противоположны, и одна из них растет только за счет ослабления другой. И, в конечном счете, деспотизм правит подданными не для того, чтобы сделать их счастливыми, но разоряет их, чтобы ими править.
Вот, следовательно, каковы в каждой стране те естественные основания, по которым можно определить форму правления, обусловливаемую особенностями климата, и даже сказать, какого рода жителей должна иметь такая отрава.
Места неблагодарные и бесплодные, где урожай не стоит труда затраченного, чтобы его получить, должны оставаться невозделанными и пустынными или заселенными разве только дикарями. Там, где труд людей приносит только самое необходимое, могут обитать лишь варварские народы: никакой гражданский порядок не был бы там возможен. Места, где урожай, по сравнению с затраченным трудом, имеет средние размеры, подходят для свободных народов. Те места, где обильная и плодородная почва дает большие урожаи при небольшой затрате труда, требуют монархического управления, чтобы роскошь государя поглощала чрезмерные излишки у подданных; ибо лучше, чтобы этот излишек был поглощен Правительством, чем растрачен частными людьми. Есть исключения, я это знаю: но самые эти исключения подтверждают правило тем, что рано или поздно они вызывают перевороты, восстанавливающие естественный порядок вещей.
Будем всегда отличать общие законы от тех частных причин, которые могут только видоизменять их действие. Если бы даже Юг был занят Республиками, а весь Север деспотическими Государствами, все же не будет менее справедливым то, что в силу особенностей климата деспотизм пригоден для жарких стран, варварство — для холодных, а наилучшее правление — для областей, занимающих место между теми и другими. Я понимаю также, что, принимая принцип, можно спорить о его приложениях: могут оказать, что есть холодные страны, весьма плодородные, и южные весьма бесплодные. Но это — трудность лишь для тех, кто не рассматривает сего вопроса во всех отношениях. Необходимо, как я уже сказал, принимать в расчет соотношения труда, сил, потребления и так далее.
Предположим, что из двух равных участков земли один приносит пять, а другой — десять. Если жители первого потребляют четыре, а жители второго девять, то излишек продукта в первом случае составит одну пятую, а во втором — одну десятую. Стало быть, поскольку отношение обоих этих излишков обратно отношению продуктов, то участок земли, производящий лишь пять, даст излишек вдвое больший, чем тот, что производит десять.
Но речь идет не о двойном количестве продукта; и я не думаю, что кто-либо решится вообще приравнять плодородие стран холодных к плодородию стран жарких. Тем не менее, допустим, что такое равенство существует; поставим, если угодно, на одну доску Англию и Сицилию, Польшу и Египет. Дальше к югу будут у нас Африка и Индия; дальше северу не будет больше ничего. При таком равенстве и производительности, какое различие в обработке земли! В Сицилии нужно лишь поскрести землю; в Англии — сколько трудов нужно затратить на ее обработку! А там, где нужно больше рук, чтобы получить столько же продукта, излишек неизбежно должен быть меньше.
Учтите, кроме того, что одно и то же количество людей в жарких странах потребляет гораздо меньше. Климат там требует умеренности, чтобы люди чувствовали себя хорошо: европейцы, которые хотят там жить, как у себя дома, гибнут от дизентерии и несварения желудка. «Мы, — говорил Шарден, хищные звери, волки в сравнении с азиатами. Некоторые приписывают умеренность персов тому, что их страна менее возделана; я же, напротив, полагаю, что их страна потому-то и не столь изобилует припасами, что жителям нужно меньше. Если бы их умеренность, продолжает он, — была результатом недостатка в продуктах питания в стране, то мало ели бы только бедные тогда как это относится вообще ко всем; и в каждой провинции ели бы больше или меньше в зависимости от плодородия края, между тем как по всему царству можно наблюдать одинаковую умеренность. Они весьма довольны, своим образом жизни; они говорят, что стоит лишь взглянуть на их цвет лица, чтобы понять, насколько их образ жизни лучше того, что ведут христиане. В самом деле, цвет лица у персов матовый; кожа у них красивая, тонкая и гладкая; тогда как у их подданных — армян, что живут по-европейски, — кожа грубая, нечистая, а тела их жирны и грузны.» (126)
Чем ближе к экватору (127), тем меньше надо людям для жизни. Они почти не едят мяса; рис, маис, кускус, сорго, хлеб из маниоковой муки (128) составляют обычную пищу. В Индии есть миллионы людей, прокормление которых не стоит и су в день. Даже в Европе мы видим заметную разницу, что до аппетита, между народами Севера и народами Юга. Испанец проживает неделю обедом немца. В странах, где люди более обжорливы, стремление к роскоши распространяется также на предметы питания. В Англии это проявляется за столом, ломящимся от мясных блюд; в Италии угощением служат сахар и цветы.
Роскошь в одежде представляет такие же различия. Там, где смены времен года быстры и резки, носят одежды лучшие и более простые; в странах, где одеваются лишь для украшения, в одеждах ищут больше блеска, чем пользы; сами одежды там — предмет роскоши. В Неаполе вы всегда увидите людей, прогуливающихся по Позилиппо (129) в расшитых золотом куртках, но без чулок. То же самое можно сказать о постройках, — когда не приходится бояться суровости погоды, все внимание уделяется внешнему великолепию. В Париже и Лондоне желают жить в тепле и с удобствами; в Мадриде есть великолепные салоны, но совсем нет окон, которые закрывались бы, а люди спят в крысиных норах.
Пища значительно питательнее и сочнее в жарких странах; это третье отличие, которое не может не оказать влияния на второе. Почему в Италии едят столько овощей? Потому что они там хороши, питательны, отличны на вкус. Во Франции пищей овощам служит только вода, они совсем не питательны и за столом им не придают никакой цены; между тем они занимают не меньше земли и требуют, по меньшей мере, столько же труда для их выращивания. Опытом установлено, что хлеба берберийские, к тому же уступающие французским, дают гораздо больший выход муки, и что хлеба французские в свою очередь дают муки больше, чем на Севере. Из этого можно заключить, что подобный постепенный переход наблюдается вообще в этом же направлении от экватора к полюсу. А разве это не явный убыток — получать из равного количества продуктов меньше пищи?
Ко всем этим различным соображениям я могу прибавить еще одно, которое из них вытекает и их подкрепляет: жаркие страны менее нуждаются в обитателях, чем холодные, а прокормить их могут больше; это вызывает двойной излишек, опять-таки к выгоде деспотизма. Чем больше пространства занимает одно и то же число жителей, тем затруднительнее для них становятся восстания, потому что нельзя сговориться ни быстро, ни тайно, и потому что Правительству всегда легко открыть замыслы и прервать сообщения. Но чем более скучивается многочисленный народ, тем менее может Правительство узурпировать права суверена: вождям совещаться у себя дома столь же безопасно, как государю в его Совете, и толпа столь же быстро собирается на площадях, как войско в местах своего расположения. Преимущество, следовательно, на стороне, тиранического Правительства тогда, когда
