действительно естественное, самолюбия не существует, ибо так как каждый человек в отдельности смотрит на самого себя как на единственное во всей вселенной существо, им интересующееся, как на единственного, кто в состоянии судить о собственных его достоинствах, то невозможно, чтобы в душе его могло зародиться чувство, которое имеет своим источником сравнения, для человека в этом состоянии недоступные. В силу той же причины человек этот не мог бы испытывать ни ненависти, ни жажды мести — страстей, которые могут возникнуть лишь из представления о какой-нибудь нанесенной ему обиде; но так как обиду вызывают презрение или намерение причинить вред, а не зло, то люди, не умеющие ни оценивать друг друга, ни сравнивать себя друг с другом, могут учинить один по отношению к другому много действий насильственных, когда им от этого бывает какая-либо польза, не вызывая друг у друга обиды. Словом, так как каждый человек смотрит на себе подобных почти так же, как если бы перед ним были животные другого вида, то он может отнимать добычу у более слабого и уступать свою добычу более сильному, и смотреть на эти грабежи лишь как на естественные происшествия, не испытывая ни малейшего ощущения гордыни или досады и не ведая никакого иного чувства, кроме радости за успехи или боли за неудачу. […]
(ix) одне могли бы возразить, что при такого рода раздорах люди, вместо того, чтобы упорно истреблять друг друга, рассеялись бы по всей земле, если бы этому рассеянию не препятствовали никакие границы. Но, во-первых, границами этими по меньшей мере должны бы быть границы мира, и если мы подумаем о чрезвычайно быстром росте населения, который является результатом естественного состояния, то мы поймем, что земля при этом положении вскоре оказалась бы заполненною людьми, принужденными таким образом жить друг подле друга. К тому же, они бы рассеялись по земле, если бы беда возникла сразу и если бы изменение это свершилось в течение одних суток. Но они рождались под ярмом, они уже привыкли носить его, когда почувствовали его тяжесть, и потому довольствовались тем, что ожидали случая его сбросить. В конце концов, они привыкли уже ко множеству удобств, которые вынуждали их жить друг подле друга, и в силу этого им было уже не так легко рассеяться
ISO Жал Жак Руссо
по земле, как в первобытные времена, когда каждый нуждался лишь в себе самом и принимал решение, не дожидаясь согласия другого.
(Х> Маршал де Виллар191 рассказывает, что когда во время одной из его кампаний из-за колоссального мошенничества одного из поставщиков продовольствия в его армии поднялся ропот недовольства, он сделал этому поставщику суровое внушение и пригрозил, что прикажет его повесить. «Эта угроза не может ко мне относиться, — дерзко ответил ему мошенник, — я смею Вас уверить, что нельзя повесить человека, который располагает сотней тысяч экю». «Я не знаю как получилось, — наивно продолжает маршал, — но он и в самом деле не был повешен, хотя сто раз заслуживал виселицы».
(!) Полная равномерность в распределении была бы противна даже тому строгому равенству, что присуще естественному состоянию, если бы эта равномерность и была осуществима в гражданском обществе; и поскольку все члены Государства обязаны служить ему сообразно своим дарованиям и силам своим, то, в свою очередь, граждан следует отличать и возвышать соответственно их служению. Именно в этом смысле нужно понимать то место у Исократа192, где он хвалит первых афинян за то, что сумели они отличить, который из двух видов равенства более всего полезен: тот ли, что состоит в предоставлении одинаковых преимуществ всем гражданам без различия, либо тот, что состоит в распределении преимуществ соответственно заслугам каждого. Эти искусные политики, добавляет оратор, отвергнув то несправедливое равенство, которое не делает никаких различий между злодеями и людьми добродетельными, неуклонно стремились к такому равенству, которое вознаграждает и наказывает каждого соответственно его заслугам. Но, во-первых, никогда не существовало такого общества, как бы низко оно ни пало, где бы не делали никакого различия между злодеями и добродетельными людьми, и в вопросах нравственности, где Закон не может достаточно точно установить такое мерило, которое могло бы служить руководящим принципом для магистрата, весьма мудрым является такой порядок, когда для того, чтобы судьба или положение граждан в обществе не зависели исключительно от воли магистрата, Закон запрещает ему судить людей как личности, и ему остается судить лишь поступки. Только столь чистые нравы, как у древних римлян, делали возможным существование цензоров, у нас же подобные должности через короткое время перевернули бы все вверх дном. Общественное уважение должно отличать злодеев от людей добродетельных. Магистрат — это судья лишь в строго правовых вопросах; народ — вот настоящий судья нравов — судья неподкупный и, в этом отношении, даже просвещенный; судья, которого иногда обманывают, но которого никак нельзя подкупить. Ранг граждан должен, следовательно, определяться не личными их достоинствами, что означало бы дать магистратам возможность применять Закон почти произвольно, но на основании той службы, которую они фактически несут Государству и которая поддается более точной оценке.
РАССУЖДЕНИЕ О ПРОИСХОЖДЕНИИ И ОСНОВАНИЯХ НЕРАВЕНСТВА МЕЖДУ ЛЮДЬМИ
Как и первое «Рассуждение», это тоже написано на конкурсную тему, объявленную Дижонской академией на 1754 год. Впервые напечатано в июне 1755 года.
Премия, однако, была присуждена сочинению другого соискателя — аббата Тальбера, — произведению явно посредственному.
Комментарии 473
Впрочем, на этот раз и сам Руссо не рассчитывал на успех. Трактат вызвал возмущение всего правого, буржуазного крыла Просвещения во главе с Вольтером.
«Рассуждение» посвящено Женевской республике, т. е. всем гражданам Женевы, являющимся членами Генерального Совета. Посвящение было встречено весьма холодно Малым Советом, высшим органом исполнительной власти в Женеве, который счел себя оскорбленным тем, что произведение не посвящено непосредственно ему, не говоря уже о том, что идеи этого произведения были враждебны представителям буржуазного патрициата.
По своему замыслу «Рассуждение» является как бы связующим звеном между первым «Рассуждением» Ж. Ж. Руссо и статьей «О политической экономии» (1755).
На русский язык переведено впервые в 1770 г.
Новейшее критическое издание — Ж. Л. Лесеркля (J.-J. Rousseau. Discours sur 1’origine et les fondements de 1’inegalite parmi les homines. Introduction, commentaires et notes explicatives par J. L. Lecercle. Paris, 1954) и «Сочинения» в библиотеке «Pleiade», t. III. Paris, 1964. Неоднократно переводилось на русский язык. Первый перев’од — П. С. Потемкина (1770), последний по времени перевод — С. Н. Южакова (1907).
1. Как сообщает Руссо в «Исповеди» (Избр. соч., т. III, стр. 342), это «Посвящение» он начал писать в Париже до 1 июня 1754 г. — дата отъезда его и его гражданской жены Терезы Ле-вассер в Женеву, а закончил по дороге туда в Шамбери и пометил этим пунктом 12 июня 1754 г.
Вероятно, во время своего пребывания в Женеве (июнь—октябрь 1754 г.) Руссо по секрету и познакомил некоторых женевцев с текстом этого «Посвящения». Во всяком случае Ж. Ф. Де Люк в своем письме к Руссо от 20 января 1755 г. говорит о его «замечательном «Посвящении». В некоторых письмах, посланных Руссо из Парижа, по возвращении из Женевы, он сообщал, что сначала намерен был получить предварительное согласие Генерального Совета на опубликование этого «Посвящения», но убедился, что в случае обращения туда встретил бы отказ.
Когда началось печатание книги, Руссо старался сделать так, чтобы Совету были посланы ее первые экземпляры. Как свидетельствует запись в протоколах Совета от 18 июня 1755 г., получив текст «Посвящения» вместе с письмом от Руссо от 4 июля, там решили, поскольку оно уже отпечатано, не подвергать его обсуждению, выразив лишь свое удовлетворение тем, что один из сограждан прославляет себя произведениями, говорящими о его выдающихся дарованиях. В таком же духе высказались в своих личных письмах к Руссо первый Синдик Ж. Л. Шуэ и его предшественник Дю Пан. Впрочем, второй из них заметил, что автор «Посвящения» явно польстил магистратам Женевы, представив их такими, какими они должны были бы быть, а не такими, каковы они в действительности. Такого же рода упрек прозвучал и среди отзывов печати; например, Формей прямо писал,
474 В. С. Алексеев-Попов, Л. В. Борщевскии
что нарисованная Руссо картина жизни Женевы относится к области утопии, а не к реальной действительности.
2. …уже тридцать лет тружусь… — Здесь Руссо явно преувеличил давность своих размышлений и трудов на темы гражданского характера, отнеся их начало к дням своей юности.
3. …и о неравенстве, которое установлено людьми… — Следует учитывать глубокие различия между содержанием «Посвящения», адресованного буржуазному патрициату Женевы, и содержанием самого «Рассуждения», пронизанного ненавистью ко всем видам неравенства.
4. Аристотель (384—322) — величайших древнегреческий философ.
5. Еще Монтескье в «Размышлениях о причинах величия и падения римлян» (гл. IX) указывал на то, что республиканский строй может удержаться лишь в стране, ограничивающей размеры своей территории (Избр. произв., стр. 85—88).
6. …склониться под какое-либо иное. — В 1751 г. Руссо писал женевцу Марсэ де Мезьеру: «Я понял всю цену свободы, так как был вынужден жить среди рабов. Как вы счастливы, живя в лоне своей семьи и вашей страны, живя среди мужей и повинуясь только законам, т. е. разуму».
7. …налицо один правитель, принадлежащий данному народу, а другой — чуждый ему… — В оригинале это выражено сложно: «s’il у a un chef national et un autre etranger». Второй из них это, вероятно, римский папа. Термин «national» в смысле «национальный» почти не встречается у Руссо в связи с тем, что термин «нация» (nation) у него не отделился еще от термина «народ» (peuple).
8. …вышел из-под гнета Тарквиниев. — Тарквиний Гордый (VI в. до н. э.), по преданию последний царь древнего Рима, был изгнан в результате восстания.
9. …выгодно его захватить. — Женева граничила с Савойей, Швейцарскими Кантонами и Францией, правительство которой вело значительные денежные дела с женевского банкирами.
10. …одним только магистратам. — Руссо, таким образом, защищает одно из тех исключительных прав патрициата Женевы, против которых он впоследствии так решительно выступит в «Письмах с Горы», отстаивая права и свободы большинства ее населения. По акту о посредничестве 1738 г. Генеральный Совет, включивший всех граждан, получил широкие права: выборов должностных лиц, заключения договоров, издания законов и введения налогов. Однако при этом устанавливалось, что ни одно предложение не может вноситься в этот Совет до того, как оно обсуждалось и было одобрено в Совете Двадцати пяти и в Совете Двухсот, что фактически давало семьям патрициата право контроля над Генеральным Советом.
11. …устройство первых Правлений. — Ниже об этом состоянии «зарождающегося общества» говорится, что
