68…ходили толки о пользе выборного начала… — На протяжении XVIII века русский престол занимали часто лица, не имевшие права прямого престолонаследия. Дворянство в связи с этим не раз предпринимало попытки ограничить самодержавную власть. Практически это обернулось выколачиванием сословных льгот (прибавлением себе «как можно больше воли»).
68
Стр. 75. …исчез… как умеют исчезать только «старатели» русской земли. — В печатавшемся одновременно с «Историей одного города» цикле «Признаки времени» Салтыков-Щедрин дал такую характеристику современности: «…Все кончено! Все кончено; жизнь прекратилась; будущее исчезло. Я не говорю, жертвы бесполезны; я говорю только, что дозволительно изумление. Люди и даже дела их исчезают на наших глазах поистине беспримерно. Точно в яму, наполненную жидкой грязью, нырнут, и сейчас же над ними все затянет и заплывет. Вчера еще был человек, а сегодня его уже нет. Не только из жизни, но даже из хрестоматий и курсов словесности исчезают люди. И за каждым исчезновением — молчок. Грады и веси продолжают процветать: некоторые из них постепенно познают пользу употребления картофеля, другие — постепенно же привыкают к мысли о необходимости оспопрививания и проч. Но нигде, наверное, не скажется потребность освобождения мысли, того освобождения, без которого немыслимо никакое умственное и материальное совершенствование. В этом отношении везде, куда ни обратитесь, — молчок».
69
Стр.77. …корни и нити… — иронически переадресованный Салтыковым-Щедриным фразеологизм охранительной печати, обозначающий революционные подпольные связи.
70
Фантастический путешественник (стр. 89). — В путешествии Фердыщенко с достаточной ясностью высмеяна помпезность и бессмысленность путешествий российских монархов по стране, начиная с известного путешествия Екатерины II в Крым.
71
Стр. 90. «Вам бы следовало корабли заводить…» — Поражение в Крымской войне 1853–1856 годов лишило Россию флота. С конца 60-х годов создание флота (особенно торгового) широко обсуждалось в русской печати.
72
Стр. 92. Марфа Посадница — жена новгородского посадника И. Борецкого, героиня повести Н. Карамзина (1803), заключаемой мыслью, что победа Москвы над Новгородом (как и казнь героини) оправдана тем, что «польза народная во веки веков будет любезна и священна самодержцам российским».
73
Стр. 93. Потому что это были ассигнации. — Первоначально ассигнации обеспечивались свободным разменом на золото и серебро, но к концу XVIII века размен был прекращен, и ассигнации обесценились.
74
Войны за просвещение (стр. 93). — Тургенев, прочитав эту главу, «хохотал до чихоты» (письмо П. В. Анненкову 27 января 1870 г.) В статье об «Истории одного города» он пояснил природу смеха, порождаемого щедринскими произведениями: «Я видел, как слушатели корчились от смеха при чтении некоторых очерков Салтыкова. Было что-то почти страшное в этом смехе, потому что публика, смеясь, в то же время чувствовала, как бич хлещет ее самое».
Тургенев подметил в этой главе полемику Салтыкова-Щедрина с ним («Он нет-нет, да и заденет меня; но это ничего не значит: он прелестен…» — в том же письме Анненкову). Исследователи указывают на элементы пародирования тургеневских «Призраков». Но, кроме того, — и на это обратил внимание в № 5 «Отечественных записок» за 1869 год П. Л. Лавров — писатели по-разному трактовали пресловутую цивилизацию. Потугин в «Дыме» развивал идею о настоятельной необходимости цивилизации для России. Салтыков-Щедрин показывал, что такое на самом деле эта цивилизация, внедряемая в жизнь градоначальником, отправляющимся походом против обывателей ради этой цивилизации: «…У героев г. Щедрина, — писал П. Л. Лавров, — я нахожу несравненно более понимания, чего они хотят и каковы таковы бывают вещи и дела на сем свете, гораздо более смысла, чем у г. Потугина с его растянутою ци-ви-ли-за-ци-е-ю».
Тургенев в своей статье отмечал, что Салтыков-Щедрин «знает свою страну лучше, чем кто бы то ни было». Справедливость этого замечания подкрепляется следующим фактом, художественно преломленным писателем в «Войнах за просвещение»: в годы вице-губернаторства в Рязани Салтыкову-Щедрину пришлось заниматься следственным делом крестьян, которые сопротивлялись затеянному помещицей переселению на «новые места». Когда в имение после усовещеваний, а затем и прямого «бунта», выразившегося в том, что крестьяне высвободили «зачинщиков», была вызвана воинская команда и приехали следом губернатор, предводитель, жандармский штаб-офицер и священник, оказалось, что деревня была совершенно пуста: все крестьяне спрятались от них в ближайших лесах и оврагах. Несколько суток спустя крестьянам все-таки ничего не осталось, как вернуться в деревню, просить на коленях прощения у помещицы и властей. Они ничего не добились, переселиться на неудобное место им пришлось, и, кроме того, их ожидало унизительное наказание — порка «на миру» (см.: С. Макашин. Салтыков-Щедрин на рубеже 1850–1860 годов. Биография. М., «Художественная литература», 1972, с. 221–222).
«Войны» против крамольной Стрелецкой слободы, захват (с кличем «Иду на вы!») Навозной слободы и аналогия с войной против Трои — иносказания, призванные отразить взгляд писателя на внутреннюю и внешнюю политику самодержавия. Художественно завуалированные факты истории переплетены с приметами современной писателю жизни — получением концессий на железные дороги (суливших быстрое обогащение), крестьянскими бунтами против навязываемых условий освобождения от крепостной зависимости, с упоминанием либеральных экономистов Г. Молинари и В. П. Безобразова, сотрудников М. Н. Каткова.
В просветительных войнах Бородавкина исследователи склонны видеть отражение деятельности Николая I, в частности, в первой войне за цивилизацию — покорение Кавказа (на такое толкование наталкивает «сечение аманатов»), а в «войнах против просвещения» — его борьбу с революцией 1848 г.
75
Стр. 94. «На Драву, Мораву, на дальнюю Саву…» — из стихотворения «Беззвездная полночь дышала прохладой…» (1847) А. С. Хомякова. У Хомякова:
…Молитва славянская громко звучала
В напевах, знакомых минувшим векам.
…И клир, воспевая небесную славу,
Звал милость господню на Западный край.
На Лабу, Мораву, на дальнюю Саву,
76
К. И. Арсеньев (1789–1865) — автор учебника географии, преподаватель Николая I и Александра II; в 1837 году сопровождал Николая в путешествии по России.
77
Стр. 108. …выстроил бы в Глупове фаланстер. — Ироническая подмена понятий: Бородавкин мог бы выстроить только аракчеевское военное поселенце, а не фаланстер утописта-социалиста Ш. Фурье.
78
Эпоха увольнения от войн (стр. 111). — В Микаладзе исследователи видят отражение некоторых черт Александра I. В Беневоленском, с его страстью к писанию законов, легко угадывается М. М. Сперанский (1772–1839), советник Александра I, автор «Плана государственного преобразования» (1809), деятельный сотрудник комиссий по составлению нового законодательства. В журнальном варианте Салтыков-Щедрин прямо указывал на источник, использованный им при создании образа Беневоленского: «Справедливость требует засвидетельствовать, что многие выражения… предвосхищены Беневоленским из Переписки Сперанского с Цейером (Русс. Архив, 1870, № 1. — Изд.)». В 1812 году Сперанский по подозрению в пособничестве Наполеону был уволен и сослан.
На смену Беневоленскому пришел Прыщ. «…Градоначальник с фаршированной головой означает не человека с фаршированной головой, но именно градоначальника, распоряжающегося судьбами многих тысяч людей. Это даже и не смех, а трагическое положение», — пояснял Салтыков-Щедрин в письме А. Н. Пыпину.
Тему благодетельного для народа бездействия градоначальников Салтыков-Щедрин продолжал развивать в очерке «Единственный» (1871), имевшем подзаголовок «утопия», где описывается администратор, который «был философ и был убежден, что самая лучшая администрация заключается в отсутствии таковой. — Ежели я живу смирно и лишнего не выдумываю… то и все прочие будут смирно жить» (т. 8, с. 220).
79
Стр. 112. Гатчина — резиденция Павла I.
80
Стр. 116. …напомнит ли он…, Ликурга или просто будет тверд, как Дракон. — Упоминаются легендарные законодатели Древней Греции, прославившиеся суровостью введенных ими законоположений.
81
помни о смерти! (лат.)
82
Стр. 122. Наполеон разболтал о том князю Куракину… — Князь А. Б. Куракин (1752–1818) был русским послом во Франции до войны 1812 года.
83
интимных приемов (франц.).
84
О железных дорогах тогда и помину не было, но это один из тех безвредных анахронизмов, каких очень много встречается в «Летописи». — Изд.
85
Стр. 125. …в сию счастливую годину… всякий наймит ел хлеб настоящий. — «Счастливыми годинами» Салтыков-Щедрин иронически именовал «благополучие (с лебедой в резерве)», а трудящегося крестьянина называл «человеком лебеды».
86
Стр. 127. …ничего не забыл и ничему не научился — несколько измененная фраза Талейрана о Бурбонах, в 1815 году восстановленных на французском престоле.
87
Поклонение мамоне и покаяние (стр. 128). — «Более или менее продолжительная отстрочка общественного развития», результаты которой «с особенной горечью сказываются лишь впоследствии», — эти горестные ноты писателя, трагическая серьезность выводов, к которым он приходит, обусловлены были в первую очередь не отдаленным прошлым, а реальным настоящим: «Источники замутились, задачи утратили первоначальный смысл; в результате — приостановка жизни, равнодушие, почти оцепенение. Всякий, кто отдаст себе серьезный отчет в том, что происходит кругом него, должен будет сознаться, что трудно представить жизнь, более сдавленную гнетом собственной вялости и бедноты стремлений и идеалов», — писал Салтыков-Щедрин в «Итогах» (1871), публицистическом цикле, посвященном пореформенному десятилетию. Спад демократического подъема 60-х годов, политическое равновесие правительства в этот момент, стабилизация консерватизма позволили реакции в полный голос ратовать за возврат к крепостничеству.
Оценка «безвестной жизни масс» была для писателя неутешительна: теоретики «строгости», пишет он в те же годы в «Письмах о провинции», мечтают построить здание «строгости» «и засадить туда россиян — вот идеал, над которым мы в настоящую минуту задумываемся». И далее он провидит возможные последствия этого: «Чингис-хан, Батый, Аттила и проч. проходили через страну с огнем и мечом, она не просиявала светом наук и реки ее не закипали ни млеком, ни медом… Напротив того, там, где до их прихода были города и селения, где копошился человек и существовали полные житницы, там очутилось голое, безмолвное место… Все названные нами ничего не приносили с собой, кроме строгости…»
Насилие деспотической власти и вытекающие из этого безотчетный страх и ошеломление «так называемой черни» — подводит итог прошедшему и настоящему автор «Истории одного города».
88
Стр. 130. …сила, подкравшаяся издалека — самодержавно-помещичий строй.
89
…представление о ней даже положило основание целой исторической школе. — Школу дворянской историографии, так называемую юридическую, или государственную, стоящую на страже самодержавия, возглавлял Б. Н. Чичерин. Реформу 1861 года Чичерин расценил как исчезновение «одной поддержки здания», которое «надобно укрепить на новых столбах, иначе оно… обрушится». Чичерин защищал права русского дворянства на привилегию представлять «важнейшие интересы целой страны»; «быть первенствующим сословием» он считал назначением дворянства, к которому оно «способно по своей природе» (писал он в исследовании «Русское дворянство»).
90
Стр. 132. …враг человечества — Наполеон I.
91
весело проводить время (франц.).
92
Стр. 133. …объяснил права Бурбонов… — Бурбоны — французская королевская династия. Возвращению их на французский престол после свержения Наполеона способствовал Александр I.
93
пустые разговоры (франц.).
94
В этом ничего нет удивительного, ибо летописец свидетельствует, что этот самый дю Шарио был впоследствии подвергнут исследованию и оказался женщиной. — Изд.
95
Карл X — последний французский король; был свергнут революцией 1830 года.
96
Какие дураки, клянусь богом! Какие дураки эти глуповцы! (франц.).
97
«Ко мне, мой помпончик!»… «Венера с морковками» (франц.).
98
Стр. 135…поставили «Прекрасную Елену». — См. прим.
