продажу не надеются. Прытки мы, но не сильны. — Розничная продажа газеты была важнейшей статьей дохода для издателей. Она увеличивалась в зависимости от сенсационности сообщаемых сведений. Вероятно, в комментируемых словах содержится намек на то, что предлагаемое «ополченье» может вызвать запрещение розничной продажи — одну из форм цензурных репрессий.
Стр. 316–317…как какой-нибудь Скоморохов подступает к вопросу <..> Тут уже не о скачущем штандарте идет речь, а о служении на чреде государственной… — Салтыков дает блестящий анализ тактики Каткова, превращавшего обсуждение любого современного вопроса в «служение на чреде государственной», в его, катковском, понимании. См., например, отклик Каткова на процесс Скопинского банка (стр. 506): «Дело Скопинского банка представляет интерес не только как судебное дело, преследующее виновных, но и как характеристика положения дел, созданного доктриной упразднения правительства» и т. д. (М. вед., 1884, 27 ноября, № 329).
ПИСЬМО VI
Впервые — ВЕ, 1885, № 4, стр. 506–525.
Рукописи и корректуры не сохранились.
Написано в феврале 1885 года.
Окончание работы над очерком определяется письмом Салтыкова к Стасюлевичу от 21 февраля 1885 года.
При подготовке «Письма» к Изд. 1886 Салтыков произвел значительную правку текста и внес ряд дополнений.
Сатира Салтыкова и в «Письме VI» принимает своеобразную «историческую» форму, диктуемую общей концепцией цикла — подведением «итогов» целого периода в истории России.
На сцену выходят «привидения», выходцы из тех «прошлых времен», которые Салтыков некогда «хоронил» в «Губернских очерках». Больше того, эти «привидения» вершат суд над современностью. В чем же смысл этого суда?
Враждебная Салтыкову пресса истолковывала содержание сатиры весьма тенденциозно. «Все салтыковские восемь генералов <…> — говорилось в рецензии «С.-Петербургских ведомостей», — служат, однако, чему бы вы думали? — действительному, фактическому прославлению нынешнего правительственного режима. Это относительно г. Салтыкова звучит так дико, невероятно, что требует самого положительного объяснения <…> Дурно жить скверным, удручающим собою людям, следовательно, хорошо жить хорошим. Так ли?»[68]
Однако на самом деле салтыковские генералы-«привидения» «служат» гораздо более сложным идейно-художественным задачам. Прежде всего Салтыков устанавливает общность вожделений «антиреформенных бунтарей», носителей «благовременной» и «благонамеренной крамолы» с главным направлением политики правительства Александра III, — политики контрреформ. Но это лишь одна сторона, одно, и не главное, значение фантасмагории «антиреформенного бунтарства» в изображении Салтыкова. Идеолог его — «умница» Покатилов развивает теорию государственной власти, зиждущейся на «гарантиях», призванных ограничить возможные беззаконие и произвол власть имущих строгим равновесием всех частей единого централизованного политического механизма (ср. т. 14, стр. 100–101). Таким механизмом в представлении Покатилова была складывавшаяся веками дореформенная государственная система самодержавия, нарушенная реформами. В самом деле, к началу 80-х годов ряд централизованных учреждений самодержавия, игравших роль «гарантов», был или коренным образом перестроен, или и вовсе уничтожен (прокурорский надзор, сенат, III Отделение). Новые учреждения (суд присяжных, земство и т. п.) дают лишь мнимые гарантии («дразнятся»). В правительственной политике в условиях «пестроты» и «белиберды» 80-х годов возобладал принцип «децентрализации». Фрагмент «Письма VI» (от: «…тогда образовалась целая публицистическая доктрина» до: «Токевиль прав» — см. стр. 330) представляет собой конспективное изложение сатирического проекта «О необходимости децентрализации», сочиненного «отставным корнетом» Петром Толстолобовым, персонажем «Дневника провинциала в Петербурге» (1872).[69] Суть этого реакционного проекта сформулирована в следующих словах: «Для того чтобы искоренить зло, необходимо вооружить власть. Для того же чтобы власть чувствовала себя вооруженною, необходимо повсюду оную децентрализировать (т. 10, стр. 332), то есть, в сущности, освободить от ответственности перед законом и учреждениями, призванными блюсти закон.
Программа корнета Толстолобова есть гениальное предвидение политической программы правительства Александра III. Именно эта программа подвергнута критике в суждениях «умницы» Покатилова, полагавшего, что власть укрепляет и «вооружает» себя не произволом, а гарантиями.
Стр. 321…по инфантерии числился… — находился в отставке.
Стр. 322…отправить туда сенаторскую ревизию. — Сенаторские ревизии назначались для пресечения обнаруженных злоупотреблений как исключительная мера (см., например, т. 7, стр. 433–444).
…их в ту пору разом, в числе двадцати генералов, обидели… — Речь идет о предпринятой правительством Александра II в начале царствования замене старой дореформенной бюрократии новыми либеральными чиновниками (среди последних был и Салтыков, назначенный в 1858 г. вице-губернатором в Рязань).
…нагрянул на откупщика в подвал… — то есть застал его на месте преступления — при изготовлении фальшивых денег.
…кантонисты аракчеевской школы… — выходцы из солдатских детей, обучавшиеся в особых школах при организованных Аракчеевым военных поселениях.
…«Направляй кишку в огонь! направляй!» — Пожарная кишка была средством не только тушения пожаров, но и усмирения бунтов.
Стр. 326…Гвоздилов сообщил вычитанный им в газетах слух о том, что действия комиссии Несведения концов с концами в непродолжительном времени имеют вступить в новый фазис. — Возможно, речь идет о Кахановской комиссии, которая вскоре, в мае 1885 г., прекратила свое существование, не прийдя ни к каким результатам. Дальнейшие рассуждения отставных губернаторов о «комиссиях» сжато передают суть нападок консервативной печати на эту комиссию, образованную еще в период «народной политики» гр. Н. П. Игнатьева и возглавлявшуюся одним из деятелей эпохи «диктатуры сердца» — М. С. Кахановым.
Стр. 328. Пошли мы с этими пистолетами под Севастополь… — См. очерк Салтыкова «Тяжелый год» (цикл «Признаки времени», т. 7).
Стр. 330…в форме вопроса о губернаторской власти. — Все помнят, как волновал этот вопрос русское общество в половине шестидесятых годов.
Этой теме специально посвящено десятое из «Писем о провинции» Салтыкова (см. т. 7, стр. 306–314 и прим. на стр. 627–629). Поводом к написанию названного «письма» послужило обсуждение проекта административно-полицейской реформы, направленной на усиление губернаторской власти.
Стр. 331. Ступит на горы — горы дрожат, ляжет на воды — воды кипят. Вот в каком виде понимает власть «последнее слово науки»… — Словами из оды Г. Р. Державина «Бог» Салтыков характеризует «публицистическую доктрину», наиболее последовательно разрабатывавшуюся M. H. Катковым (см. прим. к стр. 253). «Последним словом науки» в данном случае она, по-видимому, названа полемически как отклик на следующее заявление Каткова: «Эфемерные и фальшивые доктрины, выдающие себя за последнее слово науки, в наше смутное и подвижное время легко овладевают умами недовольно зрелыми и характерами недовольно крепкими…» (М. вед., 1884, 8 августа, № 218) (Катков под «последним словом науки» разумел конституционные идеи).
Стр. 332. Губернский прокурор — глава так называемого прокурорского надзора, формально независимый от местной власти, подчиненный министру юстиции. Губернский штаб-офицер — жандармский полковник; также от местной власти не зависел, подчинялся, до ликвидации III Отделения, его главе, шефу жандармов.
Стр. 333. Симония — торговля церковными должностями.
Стр. 335…как вы о губернских правлениях полагаете? — Губернское правление являлось «коллегиально управляемым высшим губернским местом», по закону подчиненным Сенату (см. С. A. Maкашин. Салтыков-Щедрин на рубеже 1850–1860 годов. М., 1972, стр. 192 и след.)
Стр. 336…посторонние ведомости — учреждения, не входившие в систему министерства внутренних дел.
Стр. 337…нынче даже сенат — и тот предостерегающее значение утратил… — Правительствующий сенат — высшее административно-судебное учреждение царской России, осуществлявшее надзор за правильностью исполнения законов, «хранитель законов». В данном случае, по-видимому, имеются в виду нападки на сенат в связи с решением Первого его департамента, шедшим вразрез с политикой министра внутренних дел Д. А. Толстого (см. прим. к стр. 253). Так, кн. В. П. Мещерский назвал Первый департамент сената «учреждением, враждебно настроенным против направления нынешней внутренней политики и против министра внутренних дел, дающего этой политике направление самое заметное» («Гражданин», 1884, 19 августа, № 34, с. 20).
…Сенат-с <…> а особливо московские оного департамента… — «Судебными уставами» 1864 г. были созданы два новых, так называемых кассационных департамента сената, с местопребыванием в Петербурге. Вместе с этим началось преобразование «старых» (судебных и административных) департаментов, завершившееся лишь в 1883 г. В процессе этого преобразования были ликвидированы департаменты сената, находившиеся в Москве.
ПИСЬМО VII
Впервые — ВЕ, 1885, № 6, стр. 659–676, с примеч.: «См. «В. Евр.», апрель 1885 года. Настоящее письмо не могло быть напечатано в майской книжке по болезни автора. Ред.»
Рукописи и корректуры не сохранились.
Начало работы над очерком определяется письмом Салтыкова к Соболевскому от 4 апреля 1885 года: «Теперь принялся за «Пестрое письмо», которое нужно кончить к 15 числу…» Однако очерк закончен был лишь в начале мая (см. письмо Салтыкова к Стасюлевичу от 6 мая).
Хотя в материалах цензуры нет каких-либо упоминаний об этом очерке, но, видимо, именно о нем идет речь в письме Стасюлевича к Пыпину от 24 августа/5 сентября 1885 года: «Вы, вероятно, помните, что случилось с последним «письмом» Салтыкова, относительно которого инспекция «надеялась», что набор его еще не разобран» (ГПБ, ф. 621, ед. хр. 835, л. 33 об.).
«Письмо VII» непосредственно продолжает «письмо» предыдущее, — завершая его сюжетно и являясь глубоким публицистическим комментарием к сатирической истории тайного общества «антиреформенных бунтарей». В единственном (других обнаружить не удалось) отклике на седьмое «письмо» в связи с этим говорилось: «Комментарии к «письмам» г. Щедрина вообще не нужны; в настоящем же случае они были бы неуместны, так как в этом «письме» автор сам разъясняет свою предшествовавшую сатиру и становится уже почти публицистом. Нам это «письмо» кажется едва ли не лучшим из серии «Пестрых писем».[70]
Разъясняя смысл суждений Покатилова о «гарантиях», Салтыков сопоставляет «белиберду» покатиловскую, дореформенную с современной. Олицетворением современной антиреформенной «белиберды» выступают два сатирических персонажа — тайный советник Крокодилов и отставной корнет Отлетаев, формулирующие общую реакционную программу.
Сатирический образ корнета Отлетаева восходит к бесшабашному герою одноименной повести кн. Г. В. Кугушева (таковым он и является у Салтыкова в рассказе «Старая помпадурша» — см. т. 8, стр. 42). Позднее тип «отставного корнета» приобретает у Салтыкова определенные социально-политические черты (Петька Толстолобов в «Дневнике провинциала», Прогорелов в «Убежище Монрепо»). Это — «некогда крепостных дел мастер, впоследствии оголтелый землевладелец» (т. 13, стр. 380). Именно эти черты «отставного корнета», делавшие его в середине 70-х годов «пропащим человеком», оказались через десяток лет самыми подходящими для осуществления правительственной политики контрреформ. Ныне, в 80-е годы, ставши земским деятелем или предводителем дворянства, он приглашается в Петербург в качестве «сведущего человека» для участия в работах той или другой «комиссии». «Корнет Отлетаев», как и «дядя» Захар Иваныч Стрелов (см. «Письмо VIII»), «держит свое знамя высоко» — он естественно становится носителем и пропагандистом идеи «дворянской организации», в которой, по словам «Московских ведомостей», «по преимуществу следует искать элементы для благоустройства местного, то есть повсеместного управления в Русском царстве…» (М. вед., 1885, 21 апреля, № 108).
В «Письме VII» непосредственным прототипом корнета Отлетаева был «сведущий человек», участник работ Кахановской комиссии с осени 1884 года — алатырский уездный предводитель дворянства А. Д. Пазухин. Ему принадлежит идея замены местных судебных и земских учреждений сословно-дворянским институтом уездных начальников («благонадежных отставных прапорщиков»), осуществленная позднее, в 1889
