идиллия»).
Стр. 372. Высший общественный идеал заключается… в том, чтобы интересы частного лица и интересы общества шли рука об руку, не только не мешая друг другу, но взаимно друг другу помогая. — Здесь формулировка высшего общественного идеала совпадает у Салтыкова с формулировкой Герцена. «Понять всю ширину и действительность, — писал Герцен, — понять всю святость прав личности и не разрушить, не раздробить на атомы общество — самая трудная социальная задача. Ее разрешит, вероятно, сама история для будущего, в прошедшем она никогда не была разрешена» (А. И. Герцен. Письма из Франции и Италии. — Собр. соч., т. V, изд. АН СССР, 1955, стр. 62).
Стр. 373. Здесь вся суть заключается единственно в непосредственной силе таланта, и чем выше эта последняя, тем более даст она правды читателю, даже, быть может, и помимо воли самого художника. — Взгляд на значение таланта, выраженный Салтыковым в рецензии на сочинения Кохановской, совпадает со взглядом Добролюбова, который писал: «Талант есть принадлежность натуры человека… он не отдаст себя на служение неправде и бессмыслице, не потому, чтобы не хотел, а просто потому, что не может, — не выйдет у него ничего хорошего, если он и вздумает понасиловать свой талант» («Луч света в темном царстве» — Н. А. Добролюбов, Собр. соч., т. 6, М. —Л. 1963, стр. 313).
Стр. 375…источник сочувствия к народной жизни, с ее даже темными сторонами, заключается… в том… что в ней одной заключается все будущее благо, что она и в настоящем заключает в себе единственный базис, помимо которого никакая человеческая деятельность немыслима. — В рецензии на повести Кохановской Салтыков уже в совершенно зрелом виде формулирует понимание народа, легшее в основу всей его дальнейшей литературной деятельности (см., например, неотправленное письмо в редакцию «Вестника Европы» в апреле 1871 г. по поводу «Истории одного города»).
Стихотворения А. А. Фета. Издание К. Солдатенкова. 2 части
Москва, 1863
«Совр.», 1863, № 9, отд. II, стр. 83–87.
Рецензия написана на двухтомное издание стихотворений Фета 1863 г., подводившее итог его двадцатипятилетней работы. Фет для Салтыкова «высокий поэтический талант» («Наша общественная жизнь», апрель 1863 г.). Его стихотворения дышат «самою искреннею свежестью», они «прелестны», и, «бесспорно», что не только в русской, но и в «любой литературе редко можно найти стихотворение, которое своей благоуханной свежестью обольщало бы читателя в такой степени», как знаменитое «Шепот, робкое дыханье…».
Тонко и точно характеризует Салтыков поэтический мир Фета. Это «мир неопределенных мечтаний и неясных ощущений», в котором все зыбко, эскизно, все подчинено не мысли, а вспышкам настроений и «тревогам желаний». Но как раз эти элементы импрессионизма и иррационализма фетовской поэзии, а также ее тематическое содержание — только природа и любовь — противостоят салтыковской просветительской эстетике, построенной на страстном возвышении в искусстве мысли и большой общественной темы. Отсюда — признание идейной бедности мировоззрения и стихов Фета, несмотря на их высокое художественное достоинство.
Остро полемический характер выступления Салтыкова объясняется прежде всего эстетической позицией Фета в конце 50-х — начале 60-х годов, его пропагандой искусства, свободного от общественных и гражданских интересов современности. (См. например, заявления Фета в статье 1859 г. «О стихотворениях Тютчева»: «Вопросы о правах гражданственности поэзии между прочими человеческими деятельностями, о ее нравственном значении считаю кошмарами, от которых давно и навсегда отделался».[61])
Резкость памфлетных характеристик в рецензии заострена отношением Салтыкова, как и всего демократического лагеря, к реакционно-помещичьей публицистике Фета этого времени. С его «письмами» «Из деревни», печатавшимися в 1862–1863 гг. в «Русском вестнике», Салтыков ядовито полемизировал в апрельской хронике «Нашей общественной жизни» (см. в т. 6 наст. изд.). Кроме того, летом 1863 г. Фет написал при участии В. П. Боткина злобный памфлет на «Что делать?» Чернышевского, который ему не удалось напечатать, но о существовании которого было известно в редакции «Современника».[62] Однако, в отличие от других критиков демократического лагеря (см., например, «Искра», 1863, № 23 и 24; «Русское слово», 1863, № 6, отд. II, стр. 62–67), полностью переносивших отрицательные оценки публицистики Фета на его поэзию, Салтыков в своей рецензии стремился разобраться в сильных и слабых сторонах творчества Фета.
Стр. 383. «На заре ты ее не буди», «Не отходи от меня» — пользовавшиеся большой популярностью романсы композитора А. Е. Варламова на стихи Фета (относятся к 1842 г., то есть к началу его творческого пути).
«И не знаю я, что буду петь, но только песня зреет…» — Неточная цитата из стихотворения «Я пришел к тебе с приветом…». Как программную для Фета и представленного им направления эстетическую декларацию рассматривали эти строки и другие критики («Русское слово», 1803, № 9, отд. II, стр. 34; «Библиотека для чтения», 1863, № 9, стр. 87 и др.).
Стр. 386. «Ночь нема… /На тычинке под окном». — Приведено стихотворение «Колокольчик» (1859).
…не «Иллюстрация» ли это шутки шутит, помещая… стихотворные ребусы… — «Иллюстрация» — выходивший в Петербурге (1858–1863) еженедельник, откровенно рассчитанный на вкусы обывателя. Регулярно помещал ребусы.
О русской правде и польской кривде… М. 1863
Анонимная брошюра «О русской правде и польской кривде…» вышла в свет в конце июля — начале августа 1863 г. (дата ценз. разр. 25 июля 1863 г.). А уже в письме от 15 августа Салтыков сообщал А. Н. Пыпину, что наряду с другими книгами «взял для разбора» и эту брошюру и обещал выслать «разборы» не ранее 30 августа («Литературное наследство», т. 67, М. 1959, стр. 467). Рецензия предназначалась для сентябрьского номера «Современника», но не была опубликована, несомненно, по цензурным причинам, хотя документы о запрещении неизвестны. Сохранилась в автографической рукописи Салтыкова (Гос. библ. СССР имени В. И. Ленина) и в гранках журнала «Современник» (ИРЛИ). На гранках имеется помета: «2 корр(ектура) Сент(ября) 4». Впервые опубликована В. В. Гиппиусом в т. 5 изд. 1933–1941 гг. В настоящем издании печатается по тексту гранок с исправлениями ошибок набора по автографу.
Поскольку рецензия осталась ненапечатанной, значительную часть материала, касавшуюся вопросов народности литературы и понимания патриотизма, Салтыков использовал в разборе книги В. В. Львова «Сказание о том, что есть и что была Россия, кто в ней царствовал и что она происходила». Этот разбор был помещен в октябрьском номере «Современника» за 1863 г. (см. в наст. томе, стр. 390–395).
Брошюра «О русской правде и польской кривде» была написана П. И. Мельниковым (А. Печерским) по заказу министра внутренних дел П. А. Валуева, а издана на средства правительства в типографии Московского университета, фактическим хозяином которой был М. Н. Катков. Брошюра называлась первоначально «Письмо к православным христианам». Заглавие «О русской правде и польской кривде» дал брошюре Катков.[63] Написанная в псевдонародном, церковнославянском стиле, брошюра являет собой яркий образчик политической литературы «для народа», создававшейся по заказу властей в целях борьбы с польским восстанием 1863 г. и его защитниками в России и Западной Европе. По своим идеям она непосредственно примыкает к верноподданническим адресам, инспирированным в связи с восстанием министерством внутренних дел. Она стоит в одном ряду с реакционными и воинствующе шовинистическими статьями Каткова, направленными против Польши и восстания 1863 г.
Авторство Мельникова-Печерского не осталось тайной для Салтыкова.
Это видно из замечания рецензента о том, что «фактурой своей» брошюра «напоминает псевдонародные…рассказы г. Андрея Печерского». В отзыве же на книгу Львова, говоря о том, что «желание понравиться народу и быть в некотором смысле его руководителем соблазняет очень многих», Салтыков прямо отмечал, что Андрей Печерский пишет брошюры для народа.
Рецензия на брошюру «О русской правде и польской кривде» вместе с рецензией на брошюру С. С. Громеки (1863) «Киевские волнения в 1855 г.» и сентябрьской хроникой «Наша общественная жизнь» относятся к важнейшим источникам для определения политических позиций Салтыкова в период польского восстания 1863–1864 гг. и спада революционного движения в России. Отстаивая дело свободы, разоблачая квасной патриотизм, бичуя реакционеров от пера, Салтыков, подобно Герцену и Огареву, понимал, что неудача польского восстания означает для России застой на десятки лет. В сентябрьской хронике «Наша общественная жизнь» за 1863 г., также подвергшейся цензурным гонениям, Салтыков, характеризуя последствия «польской смуты» для России, писал, «что она вновь вызвала наружу те темные силы, на которые мы уже смотрели, как на невозвратное прошлое, что она на время сообщила народной деятельности фальшивое и бесплодное направление, что она почти всю русскую литературу заставила вертеться в каком-то чаду, в котором вдруг потонуло все выработанное ценою многих жертв, завоеванное русскою мыслью и русским словом в течение последних лет…».
Это положение Салтыкова близко тому, что много лет спустя по поводу этих событий скажет В. И. Ленин: «Несчастье народа, который, порабощая другие народы, укрепляет реакцию во всей России. Воспоминания 1849 и 1863 годов составляют живую политическую традицию, которая, если не произойдут бури очень большого масштаба, еще долгие десятилетия грозит затруднять всякое демократическое и особенно социал-демократическое движение».[64]
Стр. 387…она напоминает псевдонародные… рассказы г. Андрея Печерского. — В 50-х годах П. И. Мельников выступил с рядом повестей и рассказов, носивших обличительно-критический характер в отношении крепостных порядков. Отдельные из них получили положительную оценку Чернышевского и Добролюбова («Поярков», «Старые годы» и др.). Салтыков, по всей вероятности, имел в виду рассказы Мельникова 1859–1862 гг., опубликованные им в газетах «Русский дневник» и «Северная пчела» («Заузольцы», «У Макария» и др.). В этих рассказах проявились реакционные политические позиции автора, идеализация им устоев старины, выступавших воплощением «русского духа», злоупотребление стилизацией псевдонародного языка.
Стр. 388…не приплетайте же в вашу речь каких-то добродетельных помещиков… — В брошюре А. Печерского говорится: «Наши помещики сами царя просили об отмене крепостного права, но с тем, чтобы крестьянам был дан надел земли в вечное оброчное пользование, а захотят, так выкупай землю и усадьбы невозбранно. Польские же помещики в Литовских губерниях…желали…крестьянам волю дать, а земли не давать… Царь Александр Николаевич, видя русскую правду и польскую кривду, указал делу по всей земле так быть, как русские православные помещики просили… Это стало полякам за великую обиду… Оттого и забунтовали» (стр. 12–13).
В брошюре рисовалась идиллическая картина отношений между помещиками и крестьянами в русской деревне: «…если в которых вотчинах насчет земли еще что и не покончено, в чем-нибудь еще полюбовно не согласились — так это дело домашнее: не сегодня, так завтра сладимся — у бога дней впереди много. А тут дело общее, земское: веру святую, царя православного и землю русскую от врага отстоять надо» (стр. 37).
Стр. 390…говорится о разных «русских ворах и изменниках»… — В эту категорию автор брошюры зачислял Герцена и Огарева — «безумных людей в Лондоне, съякшавшихся с поляками». Мельников заявлял,
