из столов поставлена закуска.
Живоедова и Лобастое.
Лобастов (закусывая). Какой же это, сударыня, слепочек?
Живоедова. Да вот с ключика или с замкa, который у сундука-то… Так я,
говорит, по образу и по подобию другой ключик такой закажу, а как начнет
старик-то кончаться, так вы, мол, мне тихим манером весть дайте…
Лобастов. А я, дескать, приду, ключиком сундучок отопру да что следует
оттуда и повыну…
Живоедова. Ну, так, сударь, так!
Живоедова. По-моему, надо бы поровну, а там ведь господь его знает, что
у него на душе… Этого-то я и боюсь!
Лобастов. Это вы правду, сударыня, сказали, что чужая душа потемки. А я
так думаю, что тут и сомненья держать не в чем.
Живоедова. Ты, стало быть, думаешь, что он обидит?
Лобастов. А то как же? Сами вы, голубушка, рассудите, из каких ему
расчетов с вами делиться? Если б еще вы были человек чистый, если б сами
не были в это дело со всех сторон запутаны, ну тогда, конечно, можно бы
с ним поговорить. А то вообразите вы себе то: ну, приступите вы к не-му,
скажете: «отдай половину», а он вам на это: «нет, мол, половины много, а
вот, дескать, тебе на чай синенькую…»
Живоедова. Чтой-то, уж и синенькую!
Лобастов. Положим, вы так ему и скажете, а он вам на это: «довольно,
мол, с тебя и этого будет!»
Живоедова. Да ведь я, сударь, горло ему перегрызу, я сударь, наследникам
все открою; у меня язык-то тоже не купленный!
Лобастов. Положим, что и это вы ему объясните. Так ведь он, сударыня,
знаете ли что вам отве-тит: «у тебя, скажет, самой хвост-от в грязи; я,
скажет, только деньги взял, а ты, мол, и ключ фальшивый составила, так
разве хочешь итти вместе на каторгу?» Ну, может, и еще тут рубликов с
пяток набавит. Так на каторгу-то, чай, вы не пожелаете?
Живоедова. Кому охота! Да чтой-то ты, сударь, все пять да пять рубликов
заладил — а ты говори дело!
Лобастов. А дело, сударыня, тут в том состоит, что Семен Семеныч
обширного ума человек!
Живоедова (тоскливо). Да ты хоть бы присоветовал что-нибудь, Андрей
Николаич; право, точно уж ты чужой человек.
Лобастов. Тут надо, сударыня, чтобы с чистою душой человек был, чтоб
ухищрениям Семена Се-меныча свой оплот поперек поставить.
Живоедова. Да ведь я еще слепочка-то ему не давала… (Вздыхая.) Уж,
видно, ин бросить эту за-тею!
Лобастов. Зачем же-с? Затея эта хорошая, только надо ее обеспечить. Это
вы хорошо, Анна Пет-ровна сделали, что мне сказали, потому что я тут
могу многое… Да вы, пожалуй, и еще кому, по женской своей слабости,
передали?
Живоедова. Оборони бог!
Лобастов. То-то же-с. Так мы вот что на первый раз с вами положим: как
начнет Иван Прокофьич кончаться, так вы заодно с Семен Семенычем и мне
потихоньку шепнуть пришлите… да мне-то бы даже немножко попрежде-с.
Живоедова. А я знаешь, чтo удумала: нечем к Семену Семенычу посылать,
так мы бы вдвоем это дело сделали?
Лобастов. То есть обобрать-то-с?
Живоедова. Да не обобрать — что ты, сударь, в сам деле, как говоришь!
Обобрать да обобрать, только и слов у тебя! Не обобрать, а попользоваться.
Лобастов. Не могу-с, грех-с.
Живоедова. Да что ж за грех?
Лобастов (прерывая ее). Грех, сударыня.
Живоедова. Ну, ну ладно, пусть Семен Семёныч старается. Только ты меня
уж, сделай милость, с ним заодно не обмани. Вспомни ты, Андрей Николаич,
что я кругом сирота, да и дело-то мое та-кое, что я с женским с своим
умом никаких этих делов не понимаю. Так не обмани же ты меня!
Лобастов. Обмануть мне вас, сударыня, нельзя да и не расчет, а только уж
вы меня в третью часть примите.
Живоедова (вздыхая). Уж что с тобой делать! Все лучше, нечем как он в
сам-деле синенькой-то отпотчует! (За дверьми слышится звонок.) Чу!
кличет! Ты уж посиди здесь, Андрей Николаич, по-тешь старика-то!
Лобастов. Посижу, сударыня, посижу.
СЦЕНА II
Лобастое (один). Так ты меня, сиволап Прокопка, надуть хотел! с Семеном
снюхаться вздумал! Так вот бог-то и наказал тебя; теперь посмотрим, кто
кого обведет! Однако надо действовать ос-торожно: пускай Семен же и
обличает его перед отцом… Ну, теперича, кажется, не отвертишься ты от
меня, Гаврило Прокофьич! Нет, брат, как зубы-то на полку положить
придется, так поневоле караул закричишь да к нам прощенья просить
придешь!.. Эх, Леночка! все для тебя, сударыня, на старости лет работаю!
СЦЕНА III
Лобастое, и Живоедова; через несколько времени является Живновский.
Живоедова. Сейчас выедет…
Лобастов. Ну, что он сегодня, как?
Живоедова. Весел, сударь, радошен…
Живновский (показываясь в дверях). Я, почтеннейшая благодетельница, на
минуточку.
Живоедова. Уж чего, чай, на минуточку; ты только языком говоришь, что на
минуточку; часто уж повадился!
Живновский. Я, пожалуй, и уйду, сударыня.
Лобастов. Вздор, любезный, без хлеба-соли из гостей не уходят… выпьем!
Живновский. Я, ваше превосходительство, от этого никогда не отказываюсь.
По-моему, это неучтиво!
Лобастов. Чтo говорить — выпьем!
Живновский (Живоедовой). Ваше здоровье, благодетельница! Дай вам бог
полнеть, добреть да богатеть, да женишка чтобы такого… чтоб искры из
глаз посыпались! (Пьет.)
Лобастов. Ай да молодец! (Смеется.) Какого жениха-то пожелал: чтоб искры
посыпались! Ай да поручик!
Живоедова. Ведь чего только не скажешь ты, стрекоза! Ну, уж посиди-ин;
вот ужo Иван Про-кофьич выедет, так потешишь его, старика. (Боковые
двери растворяются, и из другой комнаты показывается большое и длинное
кресло, подталкиваемое сзади двумя лакеями. На кресле, утопая в
подушках, лежит Иван Прокофьич, старик худой и слабый; одет в халат, и
ноги закутаны в меховое одеяло; в руках у него трость, которою он в
раздумьи чертит по одеялу. Лакеи, под-катив кресло на середину комнаты,
удаляются.)
Лобастов. А вот и он, легок на помине!
СЦЕНА IV
Те же и Иван Прокофьич.
Лобастов. Здравствуй, брат, Иван Прокофьич! Каково, сударь, спал?
веселые ли сны во сне ви-дел?
Иван Прокофьич (слабым голосом). Плохо, Андрей Николаич, только
провалялся с боку на бок. Теперь еще как будто поотлегло, а вчерась с
вечеру да сегодня утром даже словно как в тумане был.
Живновский. Полноте, благодетель, еще поживете. Вот мы вам здоровья
пожелаем. (Подходит к закуске и пьет.)
Иван Прокофьич. Ничего, братец, даже не чувствую. Давеча и Аннушку не узнал.
Живоедова. Уж и как худо-то! (Плаксивым голосом.) Я к нему подхожу
давеча с ложечкой, а он, голубчик, смотрит на меня да и говорит:
«ступай, говорит, ты прочь, а пошли ко мне Аннушку!» Так во мне даже
сердце-то все перевернулось!
Живновский. Это вы точно правду сказали, матушка Анна Петровна! Я вот
сколько уж раз при последних минутах присутствовал — и однакож никак не
могу привыкнуть… все, знаете, сердце в груди перевертывается!
Иван Прокофьич. У тебя оно, поди, уж наизнанку выворотилось! Чтo нового,
Андрей Николаич?
Лобастов. Да что, сударь, новенького? В газетах вон всё про звезду
какую-то пишут.
Иван Прокофьич. Эта, брат, звезда недаром.
Лобастов. Шумаркают то же и в народе, да ведь в народе, сами знаете,
всегда всякая несообраз-ность ходит.
Живоедова. Вот бы у Прокофья Иваныча спросить: он бы растолковал.
Иван Прокофьич. Да, брат, он на это мастер… Слыхал ты, как он число
666 толкует?
Живновский. Я так думаю, благодетель, что водка дороже будет… вам же
лучше!
Иван Прокофьич. Разрешил!
Лобастов. Чтo комета-с! Вот это получше кометы будет: я уж полковником
был, батальоном, су-дарь, командовал, а князь Семиозерский у маменьки
под юбочкой еще квартированье имел, а те-перь вот читаю в газетах —
произведен, сударь, в генералы! Так это получше кометы будет!
Иван Прокофьич. Ну, а еще каких производств нет ли?
Лобастов. Федулов из полковников тоже в генералы произведен.
Иван Прокофьич. Какой это Федулов? комиссариатский, что ли?
Лобастов. Тот самый.
Иван Прокофьич. Ну, этому следует. Хороший человек! Я, сударь, с ним
дела имел по постав-кам, так именно беспокойства никакого не знал. Что
следует отдашь, а уж там зажмуря глаза при-нимают.
Лобастов. Зато нашего брата, батальонного командира, каким товаром
награждают… ай-люли!
Иван Прокофьич. У вас, брат, сойдет!
Живновский. Именно сойдет, благодетель! По служению моему в
Белобородовском гусарском полку случалось мне иногда эти вещи принимать
— так именно удивляешься только! решето ре-шетом, а сходит! А потому
это, я вам доложу, сходит, что пригонка тут важную ролю играет! Жи-вот,
знаете, подтянут, там урвут, в другом месте ущипнут, ну и созидают из
праха здания!
Иван Прокофьич. Ты, брат, тоже, видно, пригонку-то эту знаешь!
Живновский. Я чего не знаю, благодетель! только не оценил меня князь, а
то на чтo бы ему луч-ше полициймейстера! Вы спросите, в каких только я
переделках не бывал!
Живоедова. Представь хоть что-нибудь, потешь Ивана Прокофьича за хлеб за
соль.
Живновский (становясь в позицию). Слыхали ли вы, например, благодетель,
что значит жидов травить? А я, сударь, не только слыхал, но в
подробности эту штуку знаю, потому что она мне кровных своих родовых
двести душ стоила!
Живновский. А слыхали ли вы, что значит, например, от живого мужа жену
увезть… и этак без малейшего с ее стороны согласия? А я, сударь, не
только слыхал, но и испытал и даже отдан был за это под суд!
Живоедова. И за дело, сударь! Против желания даму увезти — это уж
последнее дело!
Живновский. А слыхали ли вы, что значит купца третьей гильдии, тоже
против собственного его желания, телесному наказанию подвергнуть? А я,
сударь, подвергнул, и даже не отвечал, потому что купец, по благоразумию
своему, согласился взять с меня двести рублей на мировую…
Иван Прокофьич. Дурак, должно быть, купец сыскался. От другого ты и
двумя тысячами бы не отъехал.
Живновский. А слыхали ли вы, что значит родного отца в рекруты отдать?..
Лобастов. Ну, брат, заврался! Это происшествие-то ведь известное… не
клепли на себя.
Живновский (не смущаясь). Положим-с. А слыхали ли вы?..
Живоедова. Ну, уж перестань лучше, батюшка, ты, пожалуй, такое чтo
брякнешь, что женскому уху и слушать-то не надлежит.
Живновский. И вот, как видите, здрав и невредим предстою пред вами!
Иван Прокофьич. Ну, чай, бока-то помяли тоже?
Живновский. Если уж и помяты бока, то не людьми, а судьбою, Иван
Прокофьич! Судьба, это правда, никогда меня не жаловала, и можно
сказать, всякое лыко в строку писала… От этого, мо-жет быть, и
полициймейстерского места я не получил! (Крутит усы и вздыхает.)
Иван Прокофьич. Ты бы, поди, и здесь травлю завел?
Живновский. Это как богу угодно, Иван Прокофьич!
Лобастов. Нет, ты лучше нам, братец, представь, где ты не перебывал?
Живновский. Это именно так. (Снова становится в позицию.) Где-где я не
перебывал! Был, су-дарь, в западных губерниях — там, я вам доложу,
насчет женского пола хорошо! такие, сударь, метрески попадались, что
только за руку ее возьмешь, так она уж и в таянье обращается! Бывал я и
в Малороссии — ну, там насчет фруктов хорошо: такие дыни-арбузы есть,
что даже вообразить трудно! Эти хохлы там их вместо хлеба едят, салом
закусывают… Бывал и в Петербурге-с — ну, это… именно диковинная
штука! Там я скрипача Аполлинари слышал — прежестоко играет! Ка-жется,
всякое чувство на одной струне изобразить может!
Живоедова. Вот этакого бы мужа!
Живновский. Только немецкого духу много — этого уж я терпеть не могу!
Ходят все съежив-шись, пальтишко на нем застегнутый — так, сударь,
страмота какая-то!
Иван Прокофьич. Похвалил!
Живновский. Ну, и обману тоже много: не различишь, который мещанин,
который дворянин, который умен, который глуп. Насчет ума, я вам доложу,
у них даже фортель такой есть: сядет этак и надуется, даже глазом не
моргнет, будто думает… А у самого, сударь, только
