легче совершается… вот бы теперь выпить рюмочку да закусить… эхма!
Баев. Ну, и без закуски постоишь! (Прокофью Иванычу.) Так поди ты в
темненькую, да поприсут-ствуйте там сообща… да ты нишкни, сударь, а то
как раз накроют… да замoк-от, замoк-от изнутри запри! (Слышен шум
шагов.) Чу! Идет кто-то! (Пазухин, Живновский и Праздников поспешно
прячутся в чулане.)
СЦЕНА II
Баев и Живоедова.
Живоедова. Ты как сюда пришел?
Баев. Посмотреть пришел, барина своего проведать пришел… чтo ж, это не
грех, чай!
Живоедова. Много вас тут калек да нищих шатается; только мешают, прости
Баев. Что ж ты, Анна Петровна, нищим меня обзываешь! Вестимо, верой и
правдой служил, так и нет ничего… ведь это не грех же, сударыня!
Живоедова (садясь на стул). Да ты уж прости меня, Христа ради, Прохорыч,
у меня ништо уж и голова ровно кругом пошла.
Баев. Как соколик-то наш?
Живоедова. Да что соколик! (В сторону.) Поди, чай, далеко он теперь!
(Громко.) Больно уж раз-немогся соколик-от; видно, умирать хочет… а
все ты же, Прохорыч, со своим Прокофьем — нутка когда удумали старика
беспокоить, как он уж на ладан дышать стал.
Баев. Надо же отца с сыном помирить; грех-то ведь весь от Семена
Семеныча пошел.
Живоедова. Господи! чтo только с нами будет!
Баев. А зачем, сударыня, родителя на сына натравливала… ты бы вот
взяла да разорвала его, Про-кофья-то Иваныча; ан теперича он тебя
разорвет… Духовной-то, видно, не написано, сударыня?
Живоедова. Какая духовная! давеча честью к нему приступала — лежит, как
Баев. Уж, видно, надо будет за тебя у Прокофья Иваныча попросить.
Живоедова (встает). Посмотреть, чтo старик делает…
Баев. А я, сударыня, уж на печку пойду, да ты бы хоть за священником
послала…
Живоедова (в сторону). Вот привязался, пострел! (Громко.) Не хочет,
Финагеюшка: «со мной, говорит, уж сколько раз это бывало!»
Баев. Так, сударыня… ну, а как не встанет… ох, господи! Уйти, видно,
мне от греха…
Живоедова. Уйди, Финагеюшка. (Баев уходит.)
СЦЕНА III
Живоедова одна.
Живоедова. Помер! Глянула я давеча в сундук, а там билетов,
билетов-то… ужасти! Вот и взяла бы, да куда я с ними денусь? Все равно
обыскивать станут, только воровкой еще назовут… Да где еще и деньги-то
по ним получать? Конечно, кабы мужское мое дело было, взял бы, наплевал
на всех да поехал прямо в казну: «пожалуйте, мол, по билетам денежки», а
то к кому я с женскою своею простотой пойду? Еще спросят, пожалуй: где
билеты взяла, или вот озорник какой-нибудь привяжется: «дай, мол,
скажет, голубушка, билетики посмотреть!» возьмет да и убежит с ними! Да
и грамоте я не бойко умею… вот родители-то каковы были! купцу на грех
продать ничего не значит, а грамоте научить — не стало ума! Хоть бы
разнес, что ли, с ними господь поскорей…
СЦЕНА IV
Живоедова и Лобастов (приближается на цыпочках; во время сцены дверь из
чулана несколько отворяется, и оттуда выглядывает Прокофий Иваныч).
Лобастов. Скончался, сударыня?
Живоедова. Скончался, сударь! Так вот, перед вечером, спросил голубчик
покушать, я бульончи-ку подала, он ничего — выпил, да выпимши-то
вздохнул: «ой, говорит, Аннушка, словно я уми-рать хочу!» Я, знаешь, к
нему: Христос, мол, с тобой, Иван Прокофьич!» ан он уж и помер! (Пла-чет.)
Лобастов. Царство небесное, сударыня! Он мухе зла не сделал, сударыня!
Живоедова. Уж какое зло! У него, вот я как тебе, Андрей Николаич, скажу,
даже мысли злой в голове никогда не бывало! Все, бывало, думает, как бы
облагодетельствовать или добро сотво-рить… «Аннушка! — говорит,
бывало, мне: — не об тленном богатстве, а об душе своей надобно в этом
свете думать! вынь, говорит, гривенничек из ящика нищему брату подать»
Самый, то есть, убогий человек был!
Лобастов. Да! сирот много после себя оставил!
Прокофий Иваныч (за дверью). Стало быть, тятенька-то умер! Что ж,
однако, они делать хотят?
Лобастов. А за Семен Семенычем вы послали, сударыня?
Живоедова. Послала, Андрей Николаич, ты ведь и сам так велел.
Лобастов. Это точно; он нам нужен…
Живоедова. Андрей Николаич! я все думаю, что кабы ты сам все это обделал?
Лобастов. А чтo вы думаете? Решусь! (Приближается к боковой двери и
опять возвращается.) Нет, сударыня, не могу!
Живоедова. Да отчего не мочь-то?
Лобастов. Грех-с.
Живоедова. Да ведь он обсчитает нас, беспременно обсчитает!
Лобастов. Его и обыскать в ту пору можно, сударыня!
Прокофий Иваныч (за дверью). Да никак они родителя-то ограбить хотят?
Лобастов. Вы, сударыня, только не троньте его, пускай он в свои расчеты
углубится, а я около того времени подкрадусь к нему тихим манером да
двумя пальчиками подмышки… (Показывает.) Так он и все тогда опустит!
Прокофий Иваныч. Кто бы вот подумал, что и Андрей Николаич такая же
выжига! А впрочем, и то сказать, я же хотел его чарочкой обнести!
(Выходит на сцену.) Желаю здравствовать, ваше пре-восходительство!
(Живоедова вскрикивает.)
Лобастов (с испуга не узнавая Прокофья Иваныча). Ты кто такой? Ты кто такой?
Прокофий Иваныч. А я вот насчет тятенькинова здоровья-с узнать пришел.
Лобастов (узнав Прокофья Иваныча). Да как ты смел? да ты знаешь ли, что
Иван Прокофьич от тебя, от бездельника, при последних минутках
находится? Уморить, что ли, ты его пришел? да тебя, сударь, на каторгу
мало! (Наступает на него.) Вон отсюда!
Прокофий Иваныч. Да вы, ваше превосходительство, не трудитесь
кричать-то! Я, благодаря ва-шей милости, очень знаю, что тятенька уж
померли; стало быть, теперича в эвтим месте хозяин не вы, а я!
Желательно вам, сейчас вас отселева выгоню?
Живоедова. Ах ты господи! в щелку он, что ли, пролез!
Лобастов (не теряя присутствия духа). Что ты врешь! кто тебе сказал, что
Иван Прокофьич по-мер… Вон отсюда! (Толкает его.)
Прокофий Иваныч. Зачем врать-с? Да вы не больно прытко-с, не
толкайтесь-с… у меня тутотка и свидетели есть-с… Федор Федорыч!
Трофим Северьяныч! (Живновский и Праздников выходят из засады.)
Живновский. Вот, стало быть, и пригодились, Прокофий Иваныч!.. только
раненько вы зрелище-то в ход пустили: вам бы переждать, пока они
воровство там свое учинят, да тут бы и перекусить им горло с поличным!
Живоедова (Лобастову). Говорила я тебе, сударь, что богу всякое
греховное дело противно! тaк оно и вышло. (К публике.) Шутка сказать,
чтo он задумал! мертвого человека ограбить!
Лобастов (в смущении). Я — я… я ничего тут не понимаю.
Прокофий Иваныч. Тут, ваше превосходительство, и понимать больше нечего,
кроме того, как вы все во власти моей состоите… (Одушевляясь.) Будет
мне теперича кланяться, мы теперича сами при капиталах находимся!
(Лобастов делает движение, чтоб уйти.) Нет, ты стой, енарал, в дегтю
хвост свой замарал! Так ты меня ограбить хотел? Ты, то есть, жизни
лишить меня желал? Чтоб я с женой по миру ходил, у добрых людей копеечку
просил да голодным брюхом господа хвалил? Этого, что ли, ты хотел? А кто
мне намеднись кланялся да душу свою мне закладывал, только, дескать, над
сынком-то родительскую свою власть покажи? нет, ты скажи, ты ли это был?
Живновский. Ай да Прокофий Иваныч! А вы чего, генерал, смотрите! да я бы
на вашем месте давно ему в зубы и в нос, и в щеки, и во всякое место
горячих наклал!
Лобастов. Да ведь ты и сам, любезный, мне клялся, да пошел же после того
к Семену!..
Прокофий Иваныч. Это нужды нет, что я пошел: я за своим же добром
пошел… Ну, да ладно… у вас свои прожекты были, а у меня теперь свой
есть… (К Живоедовой.) Ты сказывала, что Семен Семеныч воровство-то
должен был учинить?
Живоедова. Он, Прокофий Иваныч, он и научил-то всему. Что только с нами
будет! Заберут всех нас в полицию, а оттуда на каторгу…
Прокофий Иваныч. А чтo, разве не хочется? А ведь куда бы тебе, старая ты
ведьма, пристойно было по нижегородке-то пройтись! (Смотрит на нее
пристально; возвысив голос.) Так я вот как вам скажу: всех я вас
отпущаю… может, и часть даже от себя дам…
Живоедова. Уж дай, Прокофий Иваныч, что-нибудь!..
Прокофий Иваныч. На всех я на вас плюю!.. Вы себе добра хотели — кто
добра себе не желает! Ну, и против Андрея Николаича я точно что виноват
маленько! Только вот Семен Семеныч — это статья особая! Он меня
намеднись с родителем в конец расстроил, так я это помню… Я, сударь,
Финагея Прохорыча в бархатный кафтан наряжу, из серебряных стаканов
поить буду, бисером пол у него в горнице насыплю, а Семена Семеныча в
Сибирь упеку!
Живоедова. И поделом ему, сударь!
Живновский. Это вы, Прокофий Иваныч, правильно рассуждаете… (К
публике.) Удивительно, какое в русском человеке рассуждение здравое! (К
Прокофью Иванычу.) Да и нас-то, грешных, не забудьте, Прокофий Иваныч…
Хошь не бисером, хошь песочком каким-нибудь… серебряным-с…
Прокофий Иваныч. Никого не забуду! Всех наделю! Хромых, слепых, убогих —
всех накормлю! А Семена Семеныча в Сибирь упеку.
Лобастов (несколько повеселее). Да ты совсем, брат, другой человек стал,
почтеннейший Проко-фий Иваныч!
Прокофий Иваныч. Теперича я совсем человек стал другой! теперича я
почувствовал, что я со своим с капиталом пользу отечеству принести
должен… (Прохаживается по комнате.) Прочь с дороги! Потомственный
почетный гражданин Прокофий Иванов сын Пазухин идет!
Живоедова (в сторону). Ну, пошел теперь ломаться!
Прокофий Иваныч. Я так теперича, ваше превосходительство, рассуждаю, что
у меня кажинный день с утра до вечера бал здесь будет!.. Мавру
Григорьевну в бархаты облачим, коляски с Москвы себе выпишем… только
сторонись — задавлю!
Живновский. Эх, счастье-то, счастье! как человека-то оно украшает!
Прокофий Иваныч. А Семена Фурнача упеку! в самую то есть в Сибирь, в
Туруханск упеку!
Живоедова. Упеки, голубчик, упеки! Он всему злу корень и причина!
Прокофий Иваныч. Только слушайте вы мой план… (В соседней комнате
раздаются шаги.) Шт… идет! по местам! (Все прячутся в комнату Живоедовой.)
СЦЕНА V
Фурначев (входит бережно).
Фурначев. Кончил праведный муж земное свое обращение! Жил-жил,
добродетельные подвиги совершал, капиталы великие сооружал — и что ж
осталось? Так, одно мечтание! Вот наша жизнь какова!.. Подобна сну
мятежному, можно сказать, или вот плаванью по многоволнистому океану
житейскому! Сколько ни употребляй усилий, сколько ни бейся против волн,
а все погрузиться в хладное оных лоно придется… Хорошо еще, если кто,
подобно почтенному Ивану Прокофьичу, достояние по себе оставляет, и если
достояние это в надежные руки исток свой находит, но куда как должно
быть прискорбно, тому, кто умирает нищ и убог, окружен детьми малыми и
гладны-ми! Найдет ли он для себя оценку в потомстве? Рыдающая у гроба
жена скажет: «на кого ты меня покинул?» Голодные дети возопиют: «зачем
ты нас на свет произвел?» Посторонние люди ска-жут: «кто сей презренный
человек, который даже крупицы злата после себя не оставил!..» Страш-ное
зрелище!.. (Задумывается.) Не таков был Иван Прокофьич: он именно
красота и благолепие дому своему был… Однако пора бы и приступить…
Где ж это Анна Петровна? (Подходит к двери, веду-щей в комнату
Живоедовой.) Заперта. Анна Петровна! Анна Петровна! (Ответа нет.) Верно,
на кухне… что ж, быть может, это и к лучшему… Можно будет наскоро
взять, чтo следует, да и уйти… Кабы помог бог счастливо! (Крестится и
направляется к спальной Ивана Прокофьи-ча, но вдруг останавливается.)
Странное дело… не могу! даже коленки дрожат, точно вот новичок я…
(Задумывается.) Помню я время… тогда еще молоденек я был… тоже
подобное происшествие было. Умирал тогда покойник батюшка — тоже боялся
я, чтобы матушке после него наследство не осталось… В ту пору я
бесстрашнее был… вошел, отомкнул сундук и взял… Да что и взял-то!
всего и богатства два двугривенных после покойника осталось… А теперь
вот
