период лорис-меликовской «диктатуры сердца». Но, в конечном итоге, эти стремления оказались, по замечанию В. И. Ленина, лишь «бессильным» порывом. «И это несмотря на то, что сам по себе земский либерализм сделал заметный шаг вперед в политическом отношении»[380]. «Классовое бессилие» русского либерализма, его умеренность, нерешительность и лояльность по отношению к самодержавию, а с другой стороны, деятельность органов охраны режима, преследовавших даже ничтожные ростки политического протеста или недовольства, где бы они ни проявлялись, не только свели до минимума значение «земской оппозиции» как фактора в борьбе за политическую свободу, но и позволили земству еще раз сыграть свою роль «орудия укрепления самодержавия» (Ленин). В 80-е годы по мере углубления аграрного кризиса, толкавшего помещичье хозяйство на путь прямой экономической реакции, помещикам было уже не до конституционных демонстраций, хотя бы и самого невинного свойства. В их среде все более укрепляются крепостнические настроения, и рупором их делаются те самые земства, которые столь недавно провозглашались «зарей гражданских свобод». Именно из земской среды скоро начнут выходить проекты наиболее реакционных контрреформ 80-х годов (например, идея земских начальников), осуществляемых затем правительством.

На этой-то пока еще полускрытой реакционной метаморфозе земства и фиксирует внимание декабрьское «письмо», во многом предвосхищая эту метаморфозу, ставшую историческою явью лишь несколько лет спустя. Обличение земства как в данном «письме», так и в ряде других мест цикла, полемически связано с брошюрой генерала Р. А. Фадеева и министра двора гр. И. И. Воронцова-Дашкова «Письма о современном положении России», изданной в 1881 г. в Лейпциге (см. о ней ниже на стр. 670).

Исполненная сарказма критика реакционных и крепостнических тенденций в земстве («стоит только оплошать — и крепостное право вновь осенит нас крылом своим») привлекло к декабрьскому «письму» внимание цензуры. Наблюдавший за «Отеч. зап.» цензор Н. Лебедев направил 11 декабря 1881 г. в Петербургский цензурный комитет донесение о «письме», заканчивавшееся следующим заключением: «Из содержания этой статьи явствует, что автор не сочувствует той части прессы, которая за идеал совершенствования России принимает земское начало и которая в земских людях видит краеугольный камень государственной незыблемости и общественного порядка в нашем отечестве. Но представления земских людей в таком мрачном свете, как это делает автор в своей сатире, едва ли может служить причиною к аресту книги…» На другой день отзыв А. Лебедева был доложен Главному управлению по делам печати, которое согласилось с мнением цензора не препятствовать распространению декабрьского «письма»[381]. Наличия в «письме» о земстве ряда заимствований из запрещенного «письма» о «Священной дружине» цензура не заметила.

…Пафнутьев из Петербурга воротился… — В образе Пафнутьева Салтыков еще в «Признаках времени» изобразил тип помещика-либерала конца 60-х годов, превратившегося позднее в либерального земца, который и фигурирует под тем же именем в комментируемом «письме»[382]. Описание «эпопеи пафнутьевского пребывания в Петербурге» представляет сатиру на придуманные гр. Игнатьевым надувательские способы «общения правительства с народом» в форме созывов земских «сведущих людей» для участия их в обсуждении некоторых вопросов управления (см. об этом выше, прим. к стр. 277). Двухкратное приглашение в 1881 г. земских «экспертов» в Петербург и их деятельность, равнозначную «толчению воды в ступе», речь Игнатьева 24 сентября 1881 г. (на открытии второго совещания), в которой он демагогически заявил под шумные аплодисменты, что «сведущие люди» призваны для того, «чтобы самые жизненные вопросы страны не были решаемы без выслушивания местных деятелей» («Правительственный вестник», 25 сентября 1881 г.); последовавший почти вслед за этим заявлением резкий отказ удовлетворить ходатайство ряда земских собраний о приглашении их представителей в учрежденную 20 октября 1881 г. так называемую Кахановскую комиссию, имевшую своей задачей как раз «преобразование местного управления», — наконец, верноподданнически охранительные адреса тамбовского и саратовского земств (в октябре 1881 г.) — все эти сюжеты, привлекавшие к себе в тот момент большое внимание прессы и общества, и составляют ближайшую конкретно-историческую основу к той части «письма», которая посвящена описанию «неудачного набега земцев в Петербург».

«аншанте» — сокращенная форма приветствия на франц. языке: enchanté de vous voir — рад видеть вас.

«Союз Недремлющих Лоботрясов» — одно из наименований в салтыковской сатире «Священной дружины», см. прим. к запрещенной редакции «письма» III, стр. 666 и след. наст. тома.

По дороге из Средней Мещанской в Фонарный переулок. — Эта улица и этот переулок Петербурга были средоточием публичных домов.

«Люблю я земщину, но странною любовью». — Сатирическая парафраза первого стиха «Родины» Лермонтова: «Люблю отчизну я, но странною любовью».

Вздошнйков. — Этот «крестьянский» представитель земства скоро превратится в салтыковской сатире вполне закономерно в «купца Вздошникова» (см. «Современную идиллию», гл. 16–18).

…девичью кожу есть… — Средство от кашля, приготовлявшееся в смеси с сахаром и яичным белком.

…с самой «катастрофы»… — Так крепостники называли крестьянскую реформу.

…я виде гамбеттовсхих новых общественных слоев. — Ср. выше, «За рубежом», стр. 153–154.

…лужение больничных рукомойников… — Опасаясь влияния либерально-оппозиционных элементов в земских учреждениях, правительство передало им, при их учреждении, только хозяйственные дела, касающиеся «польз» и «нужд» данной губернии и уезда. Впервые эту сатирическую характеристику, ставшую классической, Салтыков применил в рассказе 1868 г. «Новый Нарцисс, или Влюбленный в себя» (вошел в сборник «Признаки времени», см. т. 7 наст. изд.).

…если этот вопрос ныне выдвигается вперед, то … именно всмысле устранения бюрократии (раз навсегда) … Вот какая махинация скрывается под наивным желанием петь: страх врагам! — Кризис самодержавия на рубеже 1870–1880 гг. вызвал оживление тенденций «олигархического» порядка в некоторых группировках дворянско-помещичьей части земства. Сторонники этих взглядов, наиболее ярко выраженных в упомянутой брошюре Р. Фадеева и И. Воронцова-Дашкова «Письма о современном состоянии России», стремились к дворянско-аристократической «конституции» и были противниками бюрократии. «<На> страх врагам» — слова из царского гимна «Боже царя храни…».

…Пафнутьев воротился восвояси, не донюхавшись ни до чего. — Намек на неудачу ходатайств ряда земств о допущении их представителей к работам Кахановской комиссии (см. прим. к стр. 305). Земцы были допущены в комиссию лишь в 1883 г., когда они сыграли там, как это и предсказывал Салтыков, реакционнейшую роль инициаторов и вдохновителей контрреформ 80-х годов.

…и ты, Цезарь (как истая смолянка, вы смешиваете Цезаря с Брутом)! — Со словами «И ты, Брут?» — в шекспировском «Юлии Цезаре» умирающий Цезарь обращается к Бруту, которого он считает в числе своих убийц. «Смолянка» — воспитанница Смольного института — женского привилегированно-аристократического учебного заведения в Петербурге.

Ныне отпущаеши… — Из Евангелия (Лук. II, 25–32).

…определяются от короны — от государства, правительства.

«Слышишь, в роще зазвучали…» — Из стихотворения Гейне «Серенада», в переводе Фета.

Куроцапы — сатирическое наименование, которым Салтыков пользуется для общего или раздельного обозначения различных чинов дореформенной земской уездной и сельской полиции: исправников, становых, десятских, сотских и др.

Печатает в Берлине брошюры. — См. об этом ниже, стр. 677, в комментарии к первоначальной редакции «письма» IV.

…лоно твое — как чаша благовонная, и нос твой — как кедр ливанский — сатирическая реминисценция из «Песни песней» (VII, 3 и 5).

…«содействие», которое нынче в большом ходу. — Отсюда начинается ряд вариаций и прямых восстановлений текста, вырезанного цензурой «письма» III первоначальной редакции, посвященного разработке темы «содействия». Примечания к отдельным местам этого текста см. в комментарии к названному «письму».

…чиновничество… прозевало краеугольные камни… не приняло соответствующих мер к ограждению основ. — Намек на возникшие после 1 марта в некоторых правительственных и реакционно-славянофильских кругах теории о несостоятельности государственного аппарата самодержавия, в первую очередь полицейского, «прозевавшего» нарастание революционного движения и выполнение приговора «Народной воли» над Александром II. На созванном новым императором Александром III 8 марта 1881 г. заседании Совета министров, государственный контролер Сольскнй «высказал смелую мысль, что армия чиновников составляет менее твердую опору самодержавия, чем представители всех сословий населения» («Дневник Д. А. Милютина», т. 4, стр. 35). Об этом же говорилось в записке об антиправительственных настроениях, представленной Александру III гр. Игнатьевым, вскоре после его назначения на пост министра внутренних дел. По его мнению, «редкий современный русский чиновник не осуждает правительство и начальство…». На этом основании министр заявлял о существовании «чиновничьей крамолы» и ставил вопрос об очищении государственного аппарата от неблагонадежных чиновников (П. А. Зайончковский, Кризис самодержавия на рубеже 1870–1880 годов, М. 1964, стр. 393–394)

…аспирации… — устремления (франц. aspirations).

…вот вам ваш Чацкий, ваш Евгений Онегин, ваши Рудин, Инсаров. — Эти литературные герои Грибоедова, Пушкина и Тургенева псевдонимически обозначают в данном случае передовые силы русского общества, его свободолюбивую интеллигенцию.

Представьте себе… кого я на днях встретил? — Ноздрева! — Весь эпизод с «Ноздревым» заимствован, правда в сильно измененном виде (в том числе в социальной характеристике самого Ноздрева), из первоначальной редакции «письма» III.

…«ел добры щи и пиво пил!» — Из стихотворения Г. Р. Державина «Осень во время осады Очакова»: «Запасшися крестьянин хлебом //Ест добры щи и пиво пьет…»

Губернатор, который… блеснул было на минуту на горизонте, но чего-то не предусмотрел и был за это уволен. — Намек на «ex-диктатора», — бывшего харьковского генерал-губернатора Лорис-Меликова, «не предусмотревшего» событии 1 марта и за это уволенного.

…фиговидцы… — идеологи и деятели реакции, не понимающие жизни и вносящие в нее бессмыслицу и хаос (от поговорки «глядеть в книгу — видеть фигу», то есть ничего не понимаю); они же сикофанты, то есть клеветники и доносчики (от греч. ỏύkoν — фига и ϕaĩνω) — вижу, обнаруживаю).

Письмо седьмое*

Письмо восьмое*

Впервые, с нумерацией «V» — ОЗ, 1882, № 1 (вып. в свет 20 января), стр. 253–284. Начато в середине ноября, закончено в середине декабря ’. Сохранилась черновая рукопись (№ 200).

Варианты рукописного текста

Стр. 335, строки 16–20. Вместо: «То-то что знает <…> мою фамилию назвали» — в рукописи:

— Интересовался. На мою беду капельдинер испокон века меня знает. Ведь он хоть и называет меня молодым человеком, а мне шестой десяток пошел… Как же! Театралом был… Андреянова… Смирнова… как капельдинерам меня не знать.

— Да разве он говорил что-нибудь, Дыба-то?

— То-то что говорил. Когда ему меня назвали

Стр. 338, строка 22. После: «…атмосферу миазмами смуты и мятежа?» — в рукописи:

Ужели никогда не наступит пора производительности и исследования и не прекратится пора ядовитых мнений, науськивающих содействий и пустопорожних трубных звуков?

Стр. 339, строка 41. После: «…распря, раздор и нравственное разложение» — в рукописи:

В том-то и дело, что смута, взволновав и развратив общество, развратила и семью. Она порвала в ней связующий элемент и посеяла в ней не только вражду, но и подлинное горе. Конечно, бывают выжившие из ума старушки (я сам знаю одну такую), которые, слушая рассказы о приключившейся «чепухе», очень простодушно говорят: Это ничего, пускай общество немножко само себя проверит; но